Карлос Фуэнтес говорил о родной Мексике, как о тысяче стран под одним названием. Так и роман кубинца Аренаса, вышедший в декабре 2016 г. в «Издательстве Ивана Лимбаха», — тысяча текстов под одной обложкой. Представьте, что в одном сосуде смешали «Дон Кихота», «Гаргантюа и Пантагрюэля», «Откровение Иоанна Богослова», дантовский «Ад» и получился вычурный, гротескный роман, грандиозная паутина снов внутри сна, в котором снится сон, сюрреалистический экшн. Прочтите этот отрывок:

«Преследуемый целой толпой графинь, солдатами, а также губернатором и архиепископом собственной персоной, я по крышам удираю и запрыгиваю на городскую стену и с неё вижу, как благородные дамы в бешенстве рвут на куски кучера и даже коня, и, стремясь избежать подобных неприятностей, скатываюсь к порту и погружаюсь в мутные прибрежные воды. (…) залезаю в первый попавшийся шлюп (…), загребая всё так же руками (…), под постоянным двусторонним обстрелом (…). Закладывая невероятные повороты, вырываюсь наконец в открытое море (…). И, подгоняемый бесконечными вереницами циклонов (…), приплываю к берегам Флориды. И, полумёртвый, падаю под пальму в чём мать родила, и зверский голод тут же усыпляет меня».

Не забывайте, мы находимся в Латинской Америке! Перуанец Марио Варгас Льоса говорил: «чрезмерность и излишество являются здесь нормой повседневности, чудеса и диковины питают человеческую жизнь, они так же доподлинны и осязаемы, как война и голод». Люди превращаются в рыб или напоминают курительную трубку (ceci n’est pas une pipe) и кажется, весь мир — сплошная нелепость.

Герой — я бы сказала, СУПЕРгерой времён борьбы за независимость испанских колоний. Этот наивный плут и восторженный авантюрист может пролиться вверх, как вода, и перепрыгнуть на одной ноге пропасть, в глубине которой плавают тучи. Он двоится и сливается, он приезжает куда-то и не приезжает. Обречённый инквизицией на сожжение, он играет с огнём и роняет куски себя.

Однако за нелепостью кроется что-то важное. Героя зовут Сервандо. «Сервантес» — первое, что приходит на ум. И да, герой сражается с чем-то, на что нельзя напасть, в стремлении к свободе. И да, автор цитирует «хитроумную книгу»: «Свобода, мой дорогой друг, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает на людей…».

В «Заупокойной мессе» венесуэльца Артуро Услара Пьетри тюрьма оказывается единственным местом, где человек обретает свободу думать и говорить. Вот и герой Аренаса, кочующий из одной темницы в другую, именно в заточении «свободен свободой, какой не знал во все дни удручения». Мысль невозможно пленить, даже если тело заковано в цепи (у героя в цепях всё — от пальцев ног до зубов и волос на голове). Более того, когда цепей становится слишком много, они обрушают тюрьму.

Стремление к личной свободе переплетается с борьбой за независимость Мексики и Латинской Америки в целом. Недаром герой встречает Симона Боливара и его учителя Симона Родригеса.

Автор-герой безапелляционно объясняет всё зло, происходящее в Америке, приходом европейцев. До них та была раем, но конкистадоры, «армия пыли, пота и железа» вломилась в сад и оборвала перья кетцалям. Испания — скверная, порочная, грязная страна развалин. Ставленные в колониях епископы, архиепископы и вице-короли суть Сатана. Индейцы — горючее для огня инквизиции.

Как непримирим Аренас по отношению к миру пришлому, так любовен он с миром латиноамериканским. Он произносит имена сапотеков, сакатеков, тольтеков и чичимеков так, будто держит в руках фамильную драгоценность. Не без пафоса в предисловии, написанном в Каракасе, вотчине Боливара, он говорит о латиноамериканцах: «мы жестоки и нежны, самолюбивы и великодушны, страстны и задумчивы, немногословны и шумливы, ужасны и великолепны, как море…». Знаете, в Венесуэле есть песня: «если однажды мой корабль потерпит крушение, тайфун оборвёт паруса, похороните меня на морском берегу, в Венесуэ-э-ле».

«Я думаю об Америке как о чём-то слишком любимом, чтобы быть настоящим. Иногда я сомневаюсь, существует ли она на самом деле», — говорит автор. Понятно, что так мог сказать только человек, находящийся вдали от родины, изгнанник. Он кричит о вечной несчастной судьбе латиноамериканца, «непрерывной жертве всех времён»:

«До каких пор “быть американцем” будет означать пятно, от которого нужно избавляться годами изгнания и отмывать его с помощью сомнительных, никчёмных культур? До каких пор нас будут считать райскими сладострастными созданиями, порождениями солнца и воды?… Да каких пор в нас будут видеть волшебных существ, ведомых страстями и инстинктами?».

Кто-то на пути героя спрашивает, не является ли поиск свободы погружением в ещё более страшную темницу. Я думаю, этот вопрос мог бы звучать так: не может ли обретение страной независимости стать попаданием её народа в ещё более страшную зависимость? История даёт утвердительный ответ. Вспомните вереницу латиноамериканских диктаторов.

Да и герой свободы не обретает. В независимой Мексике он продолжает ощущать себя в клетке, которая находится в клетке внутри тысячи клеток. Рай утрачен. Потерянного не вернуть. Значит, рай невозможен. Уж простите, это следует из текста.

С одной стороны, мне сложно рекомендовать этот барочный роман-галлюцинацию, полный печали человека, не обретшего желаемого, с другой — его мир, если не чарует, не завораживает, то удивляет точно и, как сказано в тексте, через него можно вникнуть в то, о существовании чего многие даже не догадываются. Каждый может открыть свою Америку.