Признаюсь, книга превзошла мои ожидания — название предвещало нечто нудно-плаксивое (думаю, в магазине я бы даже не взяла книгу с таким названием с полки), однако подозрения не подтвердились, — роман, за который автор получила Гонкуровскую премию 2014 года, оказался чтением серьёзным и увлекательным. Огорчили разве что многочисленные опечатки во встречающихся в тексте испанских словах с диакритическими знаками (и то, что француженка Лиди́ вдруг стала Лидией), но это к автору отношения не имеет и тех, кто испанским не владеет, никоим образом не смутит.

Роман повествует о событиях нескольких месяцев 1936 года в Испании времён Гражданской войны. Читатель знакомится с двумя свидетельствами о событиях, одновременно происходивших в одной испанской деревне («оливки да бабы»), революционной Барселоне и подвергшейся франкистской чистке Майорке. Автор совмещает рассказ своей матери о тех событиях с пересказом политического эссе известного французского писателя Жоржа Бернаноса «Большие кладбища под луной» (перевод на русский вышел в 1988 г., доступен в интернете). И главная ценность романа — то, каким удивительным образом контрастируют воспоминания этих двоих, и то, как в этом контрасте, противопоставлении, каждое становится насыщеннее.

За голову Бернаноса Франко назначил цену, потому что тот нашёл в себе мужество («как ни трудно даётся ему это разоблачение, ещё труднее оставаться безмолвным наблюдателем») рассказать миру о том, что на самом деле происходило на Майорке летом 1936 года, «назвать по имени грядущее зло», описать зверства фалангистов, хладнокровные расстрелы тысячи людей, о которых он не сразу, постепенно, к своему ужасу узнаёт. Будучи католиком, он разоблачает испанскую католическую церковь, ни словом не осудившую расправу с беззащитными людьми, более того, лёгшую «подстилкой под военных», подло благословив чистку, «слепую, догматичную и близкую к Террору»: «каких бы преступлений ни совершали католики, (…) все они мгновенно обелялись и прощались (…) вечерней молитвой», «договориться с испанскими Небесами оказалось легко». И вот, пока Бернанос осознаёт и пытается донести до мира катастрофу, происходящую в Испании, и, чувствуя своё бессилие, бежит во Францию, а затем в Южную Америку, юная мать автора, Монсеррат или просто Монсе переживает совсем другую историю.

Летом 1936 года Монсе оказывается в революционной Барселоне, в кратком и прекрасном «анархическом межвременье». Всеми замалчиваемое, оно становится для неё «чистым чудом», когда открывается настоящая жизнь и несётся с бешеной скоростью, переворачиваются с ног на голову все чувства и «сердца взмывают ввысь, к небесам». Автор описывает атмосферу эйфории, царящей на улицах, и счастья, разлитого в воздухе, среди спорящей, держащей пламенные речи и жгущей как мусор пачки банкнот, пёстрой толпы молодых людей, приехавших со всех концов света. Джордж Оруэлл тоже станет одним из этих молодых людей и опишет в эссе «Памяти Каталонии» ту Барселону («Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы»). Счастье является Монсе в таком концентрированном виде, «будто вся радость её жизни сосредоточилась в этих нескольких днях», что семьдесят пять лет спустя воспоминание о том лете оказывается чуть ли не единственным, что осталось от всей жизни в её поражённой склерозом памяти.

Такой читателю предстаёт война, которую Бернанос и Монсе пережили одновременно, «он — с ужасом и омерзением, она — в лучезарной радости». Война эта закончилась для Испании годами диктатуры Франко, для Бернаноса — разочарованием и жизнью за пределами Европы, а для Монсе — бегством на протяжении многих недель пешком во Францию, в грязи, холоде и голоде, с ребёнком в простыне за спиной, в веренице женщин, детей и стариков, чтобы в новой стране «учиться по-новому жить и вести себя, не плакать» (вот откуда название).

Автор же подводит читателя к важному выводу. Описывая в романе все крупные политические течения того времени — коммунистов и анархистов (Диего vs Хосе), франкистов, — несогласие которых и «привело в конечном счёте к катастрофе», она даёт понять, что, кто бы ни победил, кто бы ни предстал в исторической перспективе «злом» или «добром», «правым» или «неправым», все эти лагеря суть одно — как франкисты с их чистками, так и республиканцы, позирующие «для потомков в разрушенных ими церквях и перед трупами убитых ими монахинь». И время то оказывается подлым для всех, «кто опасался гнёта, каков бы он ни был, и слушался своей совести, а не доктринёров с той или другой стороны». «Решительно, все фанатизмы на одно лицо и все друг друга стоят» — заключает Лиди Сальвер.

Post scriptum добавлю, что роман изобилует нецензурными словами и нарочными речевыми ошибками, нужными для живой передачи рассказа малообразованной, да ещё и говорящей на неродном французском языке испанки (каталонки) Монсе, а также не лишён иронии, особенно в описании доньи Пуры — старой девы, фанатичной католички и сторонницы Франко («единственного исключения в её эротической карьере»). Так, в одном небольшом романе автору удаётся совместить трагедию войны, романтику юности и ироничность повествования, и это прекрасно.