XXVIII

…Здесь полевые подсолнухи

Изливают душу бродячим зевакам.

Моя душа -

Переполнена -

Нежностью яблонь, маков.

И воздух, мёдом пропáленный,

А небо — вот-вот смоется

Убегающими волнами.

Знаешь, если кончатся краски -

Я напишу тебя

Солнечными

Лучами.

Свет твоих карих очей

Разливается пó полю.

Зачем

Ты смущаешь и холст, и

Тополи?

Ты только, прошу, смотри на меня,

Не смотри в поднебесные горы -

Подсолнухи шепчут: поссоришь

Небо с землею

Вскоре.

Ты слышишь? -

Крадут твои сонные мысли

Волны-воры.

Знаешь, если кончатся краски -

Я напишу тебя

Морем.

XXIX

Не давая скатиться тяжелой слезе,

Как маньяк, я орудую анафорою.

А где-то на мелитопольской полосе

Вóроны плотно завтракают.

Среди черных прибоев и красной плоти

Небеса пыльным камнем повисли.

Я жую, прихлебывая, в боли и в поте

Свои темные, горькие мысли.

Я давно попрощалась с собой — благодать!

Одеваю себя в милитари.

Я беру автомат и иду убивать

Тех, кого уже вымотали.

И не стану я пленницей Дао, увы,

Ведь мой Дао давно контужен.

Среди плачущих пуль мне нужны только Вы! -

Нет. Мне никто не нужен.

XXX

Я снова пьян. Но пьянство не порок —

От опьяненья лишь ослабевают гвозди,

Что держат мое тело на кресте. И льются пьесы,

А из углов выпрыгивают бесы —

Непрошенные гости.

Когда наскучит плачь, заноет тело,

И поднимается рука налить стакан,

Мне вспоминаются черты твои, пьяница.

Как я. Заурядица —

Но не спасет ни мыло, ни аркан.

Когда твои уста с моими прикасалися

(Такого не было, однако ж если бы в теории

Предположить), то сколько б градусов

В твоей груди над нами насмехалися? —

Жить, пить, жить.

Я пьян. Скорей, скорей, до дна! —

Чтобы не вспомнилось. Мне из ведра

На голову, на обнаженну плоть налейте

Сорок пять. А в них и вашу метаплоть излейте,

И пейте,

Опять, опять.

XXXI

Сколько я, сколько бессонных ночей,

Проведённых у карего омута,

Положила на то, чтобы ваших очей

Разглядеть золото?

Сколько, сколько же мыслей моих

Украдены вашими рéчами?

Сколько, сколько мечтаний немых,

Сколько же вечеров?

XXXII

Три ночи. Посижу я часочек

Ещё у камина. Мой друг, напиши.

Или — лучше приедь на денечек -

Лишь поспей до грядущей зари.

Месяц тоскливый пропал,

Месяц скрылся в сером дыму.

Полнолунье в враждующем мраке

На смену вышло ему.

Мой зловещий, покинутый богом

Городок полунощных волков!

Не гляди, не гляди своим оком

В окна живых мертвецов…