Было тихо, пока бородатый, но безусый (так опишем) водитель не прохрипел «заново, заново». Потом включил музыку, остановил, переключил, сделал тише, громче, и магнитола запоздало ему подпела. Увлечённый, пропустил зелёный свет. Как это всегда бывает в таких случаях, газанул, а потом, конечно, затормозил. Тем временем песня билингвально материлась, причем с акцентом и на суке, и на битч битч. Бородатч проверял в зеркальце, как мне, нормально? Я подумал, что просить радио «Эрмитаж» как-то уже поздно, и смирился, решив, как это тоже всегда бывает, что всё в своё время пригодится. Чего не сделаешь ради дорогого фолловера. Цени, читатель!

Ехали по слишком знакомому маршруту, но с изменённой точкой зрения — пониже, будто обронил и теперь смотришь под ноги, и подальше, как если бы, подняв похожее, стал дальнозорко рассматривать. В общем, не окна в окне троллейбуса, когда сидишь словно на подушке и плывёшь в пространстве по специальной, социальной, за тебя выбранной, для тебя отведённой, А-полосе. От этих приятных размышлений меня отвлекла рифма «Малевича»—«герыча».

Таксист без причины свернул с прямого пути, заехал за знаки ремонта, где дорога в камнях и сетках, и пробурчал «не проеду». Я притворился, что не услышал, и мы проехали.

Потом он погнал. Я вспомнил, что боюсь такси. Машин вообще, если ведут незнакомые. Даже междугородних автобусов. И самолётов, конечно, но про это отдельно. Когда смотрю в пассажирское своё окно, на каждом перекрёстке кажется, что вот сейчас вылетит мчащаяся меня убить машина — железный бок мнётся, а за ним, как капля крови, сворачивается весь салон. И я понял, что к прочему перечню, видимо, добавилась ещё и клаустрофобия, ведь лифтов я тоже боюсь.

Мост — взмах и пропасть, сердце отрывается, наслаждаясь обманом, медлит немного, а затем, как йо-йо, запрыгивает обратно, притворяясь ручным. Качели, но растянутые во времени, замедленные шутки, пытки ради, и кажется, скоро отойдёт тот болт.

Заиграла песня, которую я слышал даже в петербургских, по выражению Симонникова, гостиных. Господи, отвлекся, а потом открыл не ту вкладку, и подумал, что текст удалился. Взмах и пропасть, обрывы кардиограммы. Моя улица, которую, рассказывала парикмахерша, перебегал человек в последние мгновенья своей — водитель тоже странный, не заметил что ли, не мог пропустить? А под конец, когда уже подъезжали к дому и кто-то сидящий рядом говорил «второй поворот», началось отпевание: «браток, не суди и не судимЫМ будешь, все мы люди,…» Я было попримерял этот совет к себе, но с большим увлечением стал наблюдать в зеркальце за таксистом, поглаживающим бороду и как бы оценивающим мудрость Матфея.

Выходя, я уронил на асфальт зонт. Попросил включить свет в салоне (не оставил ли что ещё) — бородач чем-то щёлкнул, но ничего не изменилось. Я похлопал, погладил кресло и плюнул. Поздоровался с сидящим на скамейке охранником, который, по нашему с ним обычаю, промолчал. Лифт, которого не боишься, если отвлечься мелкой ключевой моторикой или зеркальным кривляньем. Ещё пара звуков коридора, движение, наплыв темноты, щеколда замка, освобождение от сумки и, на вспыхнувшем экране, 01:19 вск 24 июля.

2022