Create post

От Великого Эго к великому Пушкину

Дальний Восток, находясь в удалении от больших страстей, в прошлом столетии стал объектом внимания столичной интеллигенции в первую очередь благодаря соседству с Японией и общей с ней истории. Случалось, что интерес к нашим краям возникал по причине личных амбиций и творческих исканий.

В начале XX века одним из самых заметных явлений в русской литературе стало течение футуризма. Владимир Маяковский, Давид Бурлюк, Василий Каменский, Елена Гуро, Велимир Хлебников — далеко не полный список тех, кто в течение нескольких новаторских лет перевернул всеобщее представление о стихосложении. Однако среди этой гениальной многоликости особое место занимает Игорь Северянин, который, будоража пытливые читательские умы литературной революцией, сам терзался в нетвёрдости собственных эстетических взглядов и убеждений.

В 1911 году Игорь Северянин создал группу эгофутуристов. Серьёзной литературной программы у членов «Академии эгопоэзии» не было, как не существовало и чёткой организационной структуры по причине декларируемого ими же запредельного эгоизма. Громкие фразы «человек — эгоист», «божество — Единица» и «человек — дробь Бога» опирались на теософию — то единственное, что отличало убеждения эгофутуристов от остальных представителей поэзии будущего. Очень скоро, после ссоры с одним из единомышленников, Эго-Северянин (так однажды назвал его Давид Бурлюк) покинул Академию и остался единственным из эгофутуристов, кто сохранил видимый след в истории русской литературы. Фактически это разрушило группировку, но сохранило верность поэта Великому Эго.

В то время уже был известен нашумевший манифест кубофутуристической «Гилеи», в целом определивший политику всех футуристов и обративший на себя внимание Северянина. В «Пощёчине общественному вкусу» гилейцы бунтовали: «Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности». Вышвырнутые за борт Пушкин сотоварищи, сыграли ключевую роль в творческих исканиях Северянина, который, поспешив примкнуть к банде улюлюкающих бурлюков и маяковских, испытал впоследствии сильнейшее в них разочарование.

Нужно отметить, что Северянин быстро приобрёл небывалую славу в литературной среде. На него с восхищением смотрели критики и издатели, поэты и молодые курсистки. Его приглашали в совместные турне, понимая, что это обеспечит многочисленную аудиторию. Давид Бурлюк писал о поэте: «Он любит декламировать стихи, но среди чужой публики надо просить долго и прилежно, чтобы Северянин снизошёл со своего величественного спокойствия и снисходительных улыбок. Северянин никогда не читает на “бис”, если овация отсутствует. Однажды на поэзоконцерте в Керчи, прочитав одно стихотворение, он ушёл со сцены, потому что публика, по его мнению, мало хлопала».

Сложно сопоставить барскую степенность себялюбивого Игоря Северянина с буйством целой ватаги кубофутуристов. Однако в 1914 году, в то короткое время, когда они выступали вместе, был напечатан манифест «Идите к чёрту!». В том же году отношения между Северяниным и Маяковским были прерваны. Для Северянина это означало расставание с безудержными мятежами и необходимость поиска нового знамени.

За выходом из кубофутуристической группировки последовала публикация «Поэзы истребления», в которой Северянин весьма дерзко отрёкся от недавних единомышленников: «Меня взорвало это “кубо”, / в котором всё бездарно сплошь, — / и я решительно и грубо / ему свой стих точу, как нож».

Понимая несостоятельность своих убеждений, Северянин в «Поэзе истребления» попытался оправдать и свою причастность к кубофутуристам: «Да, Пушкин стар для современья, / но Пушкин — Пушкински велик!». Апогей его творческих терзаний выразился в отчаянном призыве опомниться, отказаться от новаторской поэзии и вновь обратиться к традициям классической литературы:

Я предлагаю: неотложно

Опомниться! И твёрдо впредь

Псевдоноваторов — острожно

Иль игнорирно — но презреть!

Для ободрения ж народа,

Который впал в угрозный сплин,

Не Лермонтова — “с парохода”,

А бурлюков — на Сахалин!

Некогда Михаила Юрьевича пренебрежительно отнесли к «и проч. и проч.» наряду с Пушкиным, Достоевским и Толстым, которых требовалось «бросить с Парохода Современности». Всего два года спустя Игорь Северянин, опомнившись сам и устыдившись собственной слабости, воззвал предать забвению обоих братьев Бурлюков, Давида и Николая, за которыми стояла вся плеяда скандальных футуристов.

«Поэза истребления» в некоторой степени оказалась поэтическим предсказанием. Давид Бурлюк, путешествуя по Дальнему Востоку, в 1919 году посетил Владивосток, город, находящийся среди других мест пребывания поэта в наибольшей близости к Сахалину.

Остров в строках Северянина возник не без оснований. В 1903 году поэт вместе с отцом жил в городе Дальний (Далянь) на Квантунском полуострове. Он также неоднократно бывал в Порт-Артуре и Владивостоке. Сахалин в своём удалении и каторжным прошлым мог бы стать подходящим местом для обезвреживания бунтарей от искусства.

За всю искромётную историю Серебряного века Сахалин в поэтических строках упоминался лишь однажды — в «Поэзе истребления» — в не самом выгодном, к сожалению, ключе. В нашей стране есть много суровых краёв для истребления негодных. Но хочется верить, что «удивительно вкусный, искристый и острый» Игорь Северянин с его буржуазными «ананасами в шампанском» просто снизошёл до народа и без лишних гармоник отправил Бурлюков куда подальше — на Сахалин.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About