Леонид Андреев «Красный смех»

Безумие и ужас наполняют страницы произведения Л. Андреева «Красный смех», оставляя в душе читателя тень нехорошего предчувствия и даже страха.

Повествование в первой части книги ведется от некого лица, ставшего участником военных событий и одновременно свидетелем тяжелых их последствий для человека. Рассказчик наблюдает картину ужасов войны и развившегося всеобщего, на ее фоне, безумия. При том, что это безумие сначала подступает к рассказчику незаметно, тихо и неосознанно, а когда все же его настигает, то цепляется мертвой хваткой в сознание. Безумие помутило рассудок человека, трезвость размышлений которого утратилась. Все происходящее готовило рассказчика к потере разума: и чудовищный зной, и сорока — пятидесятиградусная жара, которая иссушала все жизненные соки солдат, и десятичасовой путь по дороге, которой нет конца, и огромное палящее солнце, которое было так огненно и страшно, что, казалось, вся земля сгорит под его нещадными лучами.

Повествователь впервые почувствовал это[безумие], когда ясно увидел, что люди на войне, «молчаливо шагающее в солнечном блеске, омертвевшие от усталости и зноя, качающиеся и падающие, — это и есть безумные». Они не знают, куда они идут, зачем это солнце, они ничего не знают. И кажется, что у них не голова на плечах, а «тяжелый и страшный шар». Вот именно с этого момента герой и начал прозревать, происходящее казалось ему теперь всепоглощающим безумием. Обессиленные, содрогающиеся и падающие тела воспринимались им теперь живыми мертвецами, виновницей состояния которых стала — война.

Война несет за собой разруху. Но если б только она ограничивалась разрушением благоустроенного материального мира человека — она посягнула и на самого человека. Запустила необоротный процесс деконструкции сначала человеческой психики, а та потом червем начнет подтачивать человеческое тело. Война обезличивает — лишает лица человека, отбирая индивидуальность. А ведь человек, утративший индивидуальность, именуется серой массой. И именно такие массы война и пытается создать, чтобы затем главенствовать, руководить и в дальнейшем распоряжаться человеческими жизнями. Хочу сказать, что война — это не просто конфликт между политическими образованиями — государствами, племенами, политическими группировками и так далее, как заявлено в словаре. Ход этого конфликта обязательно сопровождается утратой несметного количества людей и жертвами, которые получили увечье на всю оставшуюся жизнь. Война — это прежде всего убийство человека человеком. А если копнуть глубже, такие конфликты часто возникают из–за идеологических разногласий, несовпадения убеждений, принципов, мыслей, религиозных взглядов, — все тех же идей. То есть человек берется за оружие и идет убивать, потому как мнение другого противоречит его собственному. В индивидуальном порядке, только если ты пытаешься отстоять собственные убеждения с помощью оружия — ты понесешь наказание. А если отстаиваешь интересы государства, религии, народа, социального класса и проч. с помощью того же оружия и, неизбежно, навредив — от наказания ты освобождаешься, ведь все причиненное тобой было совершено во имя священной правды, на благо высокой цели. Но оправдывает ли цель средства, расходным материалом которой выступает человек? Ни одна священная правда или высокая цель — ценностный идеал не стоит человеческой жизни, потому как жизнь человека есть самая большая ценность.

Война — абсурдна, человек постоянно будет убивать человека ради чего-то. Но соль в том, что иногда за этой абсолютной идеей, одурманивающая человеческие умы, ничего не стоит. И человек в погоне за «священной правдой» может свою святость в поступках потерять, а, осознав, что за красиво упакованной возвышенной идеей стоят совершенно приземленные материальные цели, — можно обречь себя на пожизненные укоры совести за слепую веру.

В слепой вере ты теряешь собственный рассудок, покоряешься кем-то продиктованным свыше правилам и убеждениям, смело идешь в бой в полнейшем беспамятстве на авось.

«Движения наши были уверенны и быстры, приказания ясны, исполнение точно — но если бы внезапно спросить каждого, кто он, он едва ли бы нашел ответ в затемненном мозгу». Такую войну и изобразил автор в «Красном смехе» — беспамятную, слепую и очень безумную. Солдаты, не помня себя, отчетливо знают свою задачу — наступление, и неотступно идут в бой. Живые мертвецы, еле движущиеся тела, оторванные головы, море крови — уже ничего их не пугает, и даже это кажется уже просто — издержками войны, а та — каким-то конвейером трупов.

Мы понимаем весь масштаб войны и поразительного количества жертв, когда главный герой, услышав звук гранаты и одновременно крик, подумал: «Кто-то убит», но так и не оторвался от собственных воспоминаний. Страшно, когда смерть одного никого не удивляет. Но разве можно нормально принимать нивелирование человеческой личности? На войне смерть сотен и даже тысяч воспринимается скорее статистикой, что там до смерти одного человека. И вот это равнодушие к ценности человеческой жизни, отрицание ее важности ужасает. В бою человек воспринимается пушечным мясом, расходным материалом для извлечения выгоды выше стоящих. И вот это осмысление того, насколько мелок и незначителен человек в сопротивлении воле выше стоящих, осознание абсурдности войны и порождает в главном герое безумие и ужас, что сопровождали его до последнего. Безумие — своего рода яркая реакция против ужасов войны, против бессмысленных смертей, которых можно было избежать; это отчаянная попытка защитить себя от кошмаров действительности, это переосмысление что-либо в этом изменить или как-то на это повлиять. Безумие — это всеобщее предчувствие надвигающейся и неизбежной катастрофы, охватившей все человечество. Безумие — это красный смех, звуки которого ты слышишь за своей спиной.

Когда человек не может чему-то опираться или что-то принять, он отторгает действительность. Людей, не принимающих реальность, часто одолевает сумасшествие. Представьте человека, у которого на почве осознания собственного бессилия и несоответствия ожиданий и реальности начинает пошаливать психика. Сначала она пошатывается, а затем и вовсе дает сбой. И вот когда нервы на пределе, человек начинает потихонечку сходить с ума. Если фактор затуманенного рассудка не устранить, то неизбежно сумасшествие, а там — недалеко и до безумия. Часто, на фоне такого безумия возникает ничем не обоснованное веселье, так, просто, от расшатанных нервов. И это веселье вызывает приступы смеха, безудержного и тоже ничем не обоснованного. И вот вообразите человека: качающегося со стороны в сторону, судорожно двигающегося и истерически смеющегося дико и припадочно в ответ на происходящее в действительности, а если учесть то, что в действительности происходит война со всеми ее смертями и кровоизлияниями — вот он! образ «красного смеха», что всегда и везде преследует главного героя. Этот «красный смех» — это не метафора, а скорее описание особого чутья, ощущения чего-то неизбежно ужасного, надвигающейся катастрофы на человечество, противостоять которой никто не в силах.

И только люди с тонким чутьем (иногда другой душевной организации) способны уловить это предзнаменование запредельного для понимания человеческого катаклизма; ощущая метафизический страх и ужас инстинктивно, облечь его в материю образа.

Рассказчик, будучи литератором и критиком, находит точное выражение этого предчувствия — он запечатлел образ словом. Ведь хочет изобразить то, что скрыто от человеческого глаза, то, что ощущается нутром и зримо только ему. Его настигает полное непонимание со стороны остальных, когда основным виновником всего абсурда происходящего он считает «красный смех». Это естественно. Нельзя говорить о полной слепоте, глухоте и немоте людей в отношении действительности. Может, это чувство охватило и их: на войне невозможно оставаться безучастным, быть в полной отрешенности от событий — но оно осталось на инстинктивном уровне, на уровне того страха за свою жизнь и ближних. У каждого человека свое восприятие этих состояний. И страх, и ужас, и безумие могу присутствовать в их душе, но не иметь определенного лица. А рассказчик вырисовывает этому безумию лицо — «красный смех». Сколько бы обликов не менял «красный смех» в сознании, он всегда будет обозначать одно безумие, одно ощущение, сплотившее множество человеческих жизней в попытке противостоять чему-то неизъяснимо страшному, с чем еще предстоит столкнуться человечеству.

Л.Андреев создал уникальный образ человеческого безумия, укрепившегося на почве отчаянья, бессилия и страшной усталости. И этот образ «красного смеха» совершенно свободен: у него нет привязки ко времени, месту или событиям. Он совершенно вольно пересекает пространственно-временные ограничения. Образ «красного смеха» — универсален, потому как звук его смеха разражается каждый раз, когда человечество погрязает в собственных грехах, захлебывается собственной кровью, пожирает само себя, предрекая на верную погибель самоуничтожения.

«Когда земля сходит с ума, она начинает так смеяться. Ты ведь знаешь, земля сошла с ума. На ней нет ни цветов, ни песен. Она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой содрали кожу…»

«Посмотри, что делается у нее с мозгом. Он красный, как кровавая каша, и запутался.» — говорит покойный брат еще живому о «красном смехе».

Автор не утверждает, что эта страшная ассоциация возникает только в определенных случаях. Кровавый символ — реакция на происходящее в мире. И в той мере, насколько серьезно положение земли, утратившей рассудок, и зависит отчетливость образа безумия, сила предзнаменования, чувство интуиции. «Красный смех» стоит за спиной насилия, безнравственности, агрессии, жестокости. Звуки его смеха слышны в окопах на войне, в тюрьмах, на судах.

Он потирает руки и беззубо скалится каждый раз, когда земля сходит с ума, когда человечество неотвратимо оступается, но не видит своих проступков.

Он приходит, чтобы ужаснуть своим видом кровавой головы со сдернутой кожей, чтобы оглушить беззвучным смехом, чтобы заставить видеть то, что доступно только ему. Он приходит, чтобы напугать, потому что надвигающаяся катастрофа, что скоро охватит весь земной шар, еще ужаснее — это и есть сам человек, и если он не поменяется, человечество постепенно запустит процесс самоуничтожения.

А уверенны ли вы, что земля в этот момент не сходит с ума? Ведь на ней так «мало цветов и песен, а мозг красный, как кровавая каша, и запутался». Разве идеологические войны, государственные разногласия, теракты, сопровождаемые бесчисленным количеством жертв, бесчинства, потеря ценностных идеалов, жестокость и полное безразличие к действительности — не есть тому подтверждение? Тогда почему, когда я смотрю на огромное кровавое закатное солнце, я слышу его беззубый красный смех?!