С точки зрения школьных сочинений описывать картину надо начинать с того, что на ней есть. На дальнем плане лес, на среднем поле. Дальше можно сказать о том, какие чувства это вызывает, проанализировать, что хотел сказать автор. Это создает совершенно определенные, если можно так сказать, упрощенные паттерны восприятия, учит видеть только то, что дано и воспринимать это буквально, опираясь только на первые базовые ассоциации и очевидные системы образов. Нас учат соотносить форму и содержание, предполагая, что второе зависит от первого: лес и поле — это точно пейзаж и, скорее всего, его функция — показывать просторы родины.

Я же собираюсь поговорить о другом: о том, чего на картине нет. Об отсутствии.

Отсутствии предмета, действия, ясного содержания или выразительной формы.

Безусловно, можно возразить, что все это — неотъемлемые части гармоничного, “правильного” произведения искусства. Скажем так, сваи в его фундаменте: уберешь одну — произведение накренится, начнет шататься под натиском арт- критики и рухнет, не дождавшись выставки. Мне же кажется более точным провести другую аналогию: предмет, действие, содержание и форма — это ступеньки, поднимаясь по которым, можно создать (или интерпретировать) произведение искусства. В этом случае каждый автор волен подниматься по лестнице так, как он считает нужным: шаг за шагом, перепрыгивая через ступеньку или спотыкаясь уже на первой. А может подняться на две, развернуться и уйти с этой лестницы. Я веду к тому, что, как мне кажется, работа над произведением искусства — это абсолютно индивидуальный процесс с непредсказуемым результатом или без результата, так что каждый автор может выбирать: создавать ему произведение с определенным объектом, совершающим определенное действие и имеющим определенный смысл или отказаться от объекта и от действия в попытке выразить смысл, свободный от формы, показать чистую концепцию. Или поиграть с балансом формы и содержания, поставить цель сказать о многом, показав что- то незначительное.

Примером такой игры могут послужить фотографии из серии Nadav Kander “Signs we exist”. На них отсутствует человек, отсутствует действие, отсутствует выразительная форма, композиция, игра со светом, то есть все маркеры, за которые зритель мог бы легко зацепиться, считать эмоции и погрузиться в произведение. Кажется, в них нет всех необходимых компонентов “успешного” произведения искусства. Но фотографии цепляют. Конечно, здесь нет никакого действия и сюжета, но есть нечто большее — результат сотен действий. Последствия сотен решений, размышлений, планов и намерений. Проекция десятков жизней, клубящихся вокруг вещей: пробковой доски, обшарпанной стены или дверцы холодильника.

На ней разворачивается целая история взросления какого-то неизвестного нам ребёнка. Его коллекция наклеек, несомненно, бывшая предметом его интереса и гордости. Коллекция, которую он собирал несколько лет, находя наклейки в шоколадках и журналах, огорчаясь, что третий раз попалась такая же, меняясь с друзьями, споря, что за его редкую наклейку они дают всего три, а должны пять… Так, фотография без героя и сюжета раскручивается в огромную раскадровку нескольких лет жизни, отражением которых она является. И, как мне кажется, чувствительный зритель может разглядеть эту (или другую, свою) историю за цветными звездочками и сердечками.

Пробковая доска. Парадоксально, но следы от иголок на ней могут сказать о жизни больше, чем архив документальных фотографий. Это прямое свидетельство хода жизни, ведь старые записки и напоминания сняты с доски, а новые не повешены. Возможно, это конец работы над крупным проектом или затишье перед началом нового. Это следы мыслей, планов и идей, возможно даже великих, а также совсем не великих записей вроде «не забыть ответить на почту» и «сходить куда-то кроме работы». Свидетельство того, что ещё недавно эти мысль, обычно витающие в воздухе, были пойманы и приколоты на доску, а теперь выпущены обратно.

Бычки, воткнутые в песок. Вероятно, это не самый выразительный образ. Человек, изящно курящий в красноватом свете сомнительного клуба, изгибы длинных пальцев, сжимающих тонкий мундштук, завитки дыма — все это, безусловно, красивее бычков воткнутых в песок, такие образы часто привлекают фотохудожников, но редко выходят в широкое поле смыслов и перестают быть просто фотографиями красиво курящего человека. Бычки — по сути фото мусора — способны сказать о большем. Они свидетельство времени, проведенного людьми вместе, наполненного смехом и разговорами, память о пепле, падающем на колени.

Фотографии из этой серии разрушают сразу несколько стереотипных представлений о произведениях искусства и легитимизируют «недопустимое». Я говорю, во-первых, о несоответствии формы и содержания. Эти фотографии вещей можно трактовать как портреты или же как произведения бытового жанра, но не как натюрморты (хотя это обычно предписано вещам) Во- вторых, нарушение баланса между формой и содержанием. Как мне кажется, достичь этого баланса несколько легче, чем кажется, так как никто не обязывает художника искать форму/содержание в соотношении 1/1, часто эти пропорции изменяются, а форма и содержание компенсируют друг друга.

Отсутствие одного усиливает другое: как у людей, лишенных зрения, обостряются другие органы чувств, так и у зрителей, лишенных привычного визуального ряда, обостряется восприятие и возможность не видеть, понимать и интерпретировать произведение, а чувствовать его.

Отсутствие действующего лица и действия позволяет перевести внимание с частного на общее; не увидеть одно событие, а почувствовать целый спектр, наслоение множества действий и действующих лиц, из которых складывается лицо жизни.

При всей упрощённости формы, содержание фотографий из серии “Signs we exist” нельзя назвать простым, напротив, его сложность и комплексность компенсирует строгость и простоту формы. Возможно, энергия сотен действий так бьет в зрителя именно потому, что влияние формы сведено к минимуму. Она остается утрировано схематичной, работает на уровне символов, и сама становится знаком. Знаком того, что мы существуем.

Ниже вы можете посмотреть полную серию “Signs we exist”