Довольно часто люди говорят о том, что сэра Карла Раймунда Поппера следует считать одним из отцов современного демократического общества. Что его социальные взгляды, концепция открытого общества, заложили основания для культурного плюрализма. Что он антиплатонист и борец с тоталитаризмом. Я же считаю, Поппер — он злобный старик, тиран, тоталитарист, «платонист» похуже Платона.

Первое. Вспомните, как сам Поппер относился к противникам своих взглядов. Он их ненавидел. Вспомните про его разрыв с преданным учеником Имре Лакатосом, философом, высказавшим сомнение в его версии фальсификационизма и верификационизма. Философом, который пошел дальше трансляции взглядов своего учителя (не отказываясь, кстати, от ряда ключевых положений попперовского фальсификационизма). Поппер возненавидел его, он перестал с ним общаться и как-либо взаимодействовать, а при каждом случае — искал повод, чтобы упомянуть всуе и оскорбить его и его взгляды. Когда речь заходит о его собственных идеях — это жестокий патриарх, сродни ветхозаветному богу, мафиозный крестный отец, держащий в семье только тех, кто поет ему осанны (как психолог Дональд Кэмпбелл) и слепо принимает на веру его собственные рассуждения о том, как «не принимать на веру» в эпистемологии и научной деятельности в целом.

Второе. Пол Фейерабенд в книге «Прощай, разум», неоднократно приводит ряд высказываний «гуманиста» о том, как следует поступать с теми, кто «не принимает прогрессивной парадигмы западноевропейского общества». Им, по словам Поппера, не помешает немного «некоторых форм империализма» (Прощай, разум!, с. 25. Фейерабенд ссылается на первый том «библии» Поппера «Открытое общество и его враги»). То есть, когда членам открытого общества что-то не нравится, можно добавить немножко «платонизма» (разносимого в пух и прах в том же первом томе «ООВ»). Немножко Пол Пота, Сталина, пару принципов Адольфа Гитлера. Почему нет? Ведь они же «объективно неправы». Они, а не сэр Карл Раймунд Поппер. Старик упорно отказывался принимать право людей на другие формы жизни, отказывался принимать то, что не существует предикатов «добрый», «хороший», «плохой», «злой», как универсалий. Что все они — подклассы, подмножества, «моральные коды», составляющие ткань жизни сообщества, но только его. Сообщество А считает хорошими a, b и c, а сообщество В находит привлекательными для себя a, b и d. Оба считают, что без с и d их культуры, их этики, их формы жизни, не существует, и оба взаимно не принимают с и d. И как решить эту проблему в рамках «открытого общества», которое предлагает Поппер? Нужно уничтожить сообщество В и навязать ему ценность с, заставив забыть о d. «Немножко империализма» ведь никогда не помешает. Или, как пели АВВА, победитель берет все.

И я прекрасно понимаю, почему злобный гремлин не принимал концепцию «моральных кодов» в этике — потому что так думал его злейший враг, самый люто ненавидимый им человек — Людвиг Витгенштейн. Об этом свидетельствуют поздние разработки в области витгенштейнианской этики, написанные учениками «святого Людвига» (собственно, впервые с термином «моральные коды» я столкнулся именно у этика-витгенштейнианца Р.В. Бирдсмора). Не мог Поппер признать взгляды своего злейшего врага, а потому, пытаясь одной рукой сокрушить «тоталитаризм Платона», возводил здание тоталитаризма Поппера, которое куда хуже платоновского. Платон это кто? Это мизантроп в духе братьев Коэнов, Свифта или Рабле. Он просто говорит: все вокруг — идиоты, все вокруг — не умеют ничего, они не могут «в мудрость». Поэтому государством должны управлять философы, мудрецы, король-философ — идеал государственного руководителя, и, если он что-то решил, значит это правильно. (“Experto credite (Верьте опытному)”, — Вергилий.) И, критикуя королей-философов, Поппер заведомо выбирает только негативный пример — СССР (которое Фуко некогда назвал «философским государством»). Но вот короля-философа Марка Аврелия он не критиковал. То есть, понятно, что отношения в то время были «непрогрессивными», но вот сравнил бы он деятельность Марка Аврелия с другими императорами его эпохи и рассказал бы, как философия именно его правление сделала «ужасным». Потому что не сделала.

Аврелий не был платоником, да, но был ли им Сталин — то самое соломенное чучело, с которым так усердно сражается Поппер? Я вообще сомневаюсь, что Сталин был марксистом (а «платонизм» Сталина был, как бы так сказать, derived из платонизма Маркса). Так вот, любой тоталитаризм намного более честен, чем тоталитаризм Поппера. Там вам сразу говорят: вы — глупцы, вам нужна сильная рука и все в этом роде. Поппер же вкрадчиво говорит: «нам нужна рациональная дискуссия, в которой каждый представит собственные доводы, и мы выберем лучшие, те, с которыми все согласятся». Но в обществе так не бывает! На бумаге — да, в компьютерной модели — да, бывает и в споре между математиками, но не в «общественных дискуссиях». Есть принципиальное несогласие, есть упрямство, есть субъективное обесценивание эпистемической ценности доводов оппонента, личные убеждения, биологические характеристики, которым может противоречить «объективное мнение большинства» и т.д. до бесконечности (заканчивая взятками или тем фактом, что оппонент был пьян и не понимал аргументации). И без коллективного принуждения подобные противоречия никак не разрешаются. Не бывает общественных предприятий без коллективного принуждения, без того, чтобы «поставить на место», особенно — если это угрожает жизни сообщество. Принуждение здесь следует понимать в наиболее широком смысле — как ограничивание свободы действий с одной стороны, и, как компенсацию, с другой. Именно как компенсацию («А не будет, но мы дадим вам В»), а не как консенсус (где сторона, требующая А, отказывается от А «по собственной воле», под весом аргументов, и принимает решение искренне). Принуждение в обществе больше похоже на ограбление: мы заберем деньги, но оставим вам жизнь, жизнь нам не нужна. За тем лишь исключением, что компенсация представляет собой нечто большее, чем сохранение статуса кво. Однако, принцип схож: несогласный не получает того, что хочет в полном объеме, но, в некоторых случаях, может получить нечто другое или часть желаемого, исключительно ради того, чтобы не продолжать конфликт. Естественно, в открытом обществе по Попперу все разрешается намного проще: немножко империализма (полиция, ЦРУ, ФБР, травля в СМИ, в зависимости от предмета «рациональной дискуссии»).

Кроме того, иногда решения могут быть настолько ложными, что меньшинство должно быть агрессивным и да, посягать на «истинные результаты», достигнутые в «консенсусе объективно» большинством в попперовском «открытом обществе».

Вот предположим, что общество решило, что земля имеет форму банана. Их мнение не изменяет фактов физической реальности, однако оно изменяет географию (как науку), космологию, логистику, мировые экономические процессы и даже космическую отрасль (логично же, что все космодромы нужно строить на верхушке банана — так давайте найдем эту верхушку!). Ученых, транспортные компании, конструкторов космических кораблей будут пытаться заставить «принять объективно достигнутые открытым обществом результаты», и они, естественно, должны восстать и направить все свое «немножечко империализма» против «банановой Земли». А когда 49% правы, а ошиблось 51%, к 49% тоже, по всей видимости, применяется либо «продолжение диалога, пока консенсус не будет достигнут», либо «немножечко империализма». И далеко не из всех ситуаций есть «безопасный» выход. Далеко не все могут прийти к консенсусу. И что тогда? — Да все тот же тоталитаризм, который Поппер опровергает. Никакой рациональной дискуссии, только грубая сила.

Третье. Поппер говорит об открытом обществе, об индивидуализме, критикует всех вот «этих коллективистов» — Маркса, Гегеля, Платона… Полностью игнорируя тот факт, что наука, его хлеб — это коллективное предприятие. Что должны все–таки существовать какие-то пределы индивидуализму. Что нельзя брать и включать в научное исследование то, что вздумается кому-то. И что в рациональных дискуссиях теории доказываются, опровергаются, данные пересматриваются, подтасовываются, переосмысляются и т.д. Он про это писал! Всю жизнь! Однако, злобный старик так и не смог принять собственные принципы для самого себя. Он не просто ненавидел критиков, он заявлял, что они не имеют права критиковать его, ведь «фальсификационизм нефальсифицируем». И вот стоило Лакатосу сфальсифицировать его фальсификационизм, как он был объявлен «врагом народа» (слово «народ» из заимствованного у Сталина выражения Поппер, конечно, заменил на что-нибудь в духе «науки», «прогресса», «разума», но суть не изменилась). Так вот, в науке коллективное принуждение велико, платонизм — просто процветает. Но иногда это не признак ретроградства, а необходимость. Необходимо, чтобы все физики были согласны с тем, что исследуемое явление не является галлюцинацией, а потом может быть истолковано в субъективном ключе (как послание от бога А или бога В, например). Чтобы математики имели более-менее общее представление о природе чисел и не делили числа на камни, например. Чтобы биологи сходились относительно структурных или функциональных свойств той или иной части того или иного организма. И это — основы, а там, где имеет место специализация — там специальные вопросы и специальные дискуссии. И там уже могут быть принципиально неразрешенные вопросы, споры о которых могут продлиться и лет сто. Но временное решение вопроса, вопреки Попперу, часто бывает принудительным: «Пока условимся считать, что эта гипотеза верна, но не забывайте — это гипотеза». Вот так недавно и было с гравитационными волнами: пролиферация теорий, включая те, которые исключают само явление гравитационных волн, продолжалась, пока не были получены реальные данные о явлении.

А когда ученый из «меньшинства», индивидуум, индивидуалист, антиплатонист, берет «власть» в свои руки, заставив (быть может, не самым честным путем) признать окружающих, что его мнение верное, вот тут-то и начинается самый настоящий тоталитаризм, такой себе «атлант расправил плечи» (о, думаю, тоталитаристка Рэнд уважала тоталитариста Поппера). Тогда появляются общепринятые боги, герои, выдумываются законы природы, начинаются войны или исследования несуществующих сущностей, на которые выделяются миллионы. И хорошо, когда власть такого индивидуума, как Корбино, позволила группе индивидов под началом Энрико Ферми сделать весомый вклад в развитие мировой физики. Но это — чистое везение. Ведь есть еще такой индивид, как, например, Лысенко. Как Л. Рон Хаббард.

Попперу это все, конечно, не нравится, но это, в общем-то, то, что всегда происходит в его «открытом обществе»: при Рейгане, при Никсоне, при Буше-младшем, да при ком угодно. Он ведь, как и Фукуяма, считал, что открытое общество — вот оно, на поверхности, просто его надо «подарить» всем остальным , всем отсталым «туземцам» с их формами жизни, а уж как дарить цивилизацию дикарям — решать цивилизованному миру. Можно и бомбами. Так что, может быть, Поппер и признавал объективно существование форм жизни, соглашаясь здесь со своим врагом Витгенштейном, но он не признавал их права на существование. Признавал их право на коллективизм, обезличивание, становление частью коллектива, который представлял Поппер, предоставляя ему право принуждать меньшинство к жизни по правилам его «открытого общества, готового к диалогу». Ах да, могут вспомнить, что именно он повлиял на Сороса, читая ему курс лекций, а Сорос он же такой прогрессивный, деятельность фонда Сороса, да и вообще. Ну, может быть, в чем-то он прогрессивен, бесспорно, но в целом, как мне кажется, он, как и свой учитель, готов применить «немножко империализма» по отношению к тем, кто не находит его или западный неолиберализм объективно наилучшим.

Пожалуй, это все, что я хотел бы сказать о Поппере. Надеюсь, когда-нибудь, всплывший недавно Даниэль Брюль, сыграет в сиквеле фильма «Гуд Бай, Ленин!», где он будет играть престарелого отца, сын которого будет читать ему газеты с Рэйганом. И называться этот фильм будет “Fuck You, Поппер!”