<Мрачное - намётки к теме>

Вообще подумалось, что человек действительно, как говорится, стоящий на перепутье, навряд ли про перепутье свое сам скажет «мысли о самоубийстве», тем более в латинизированном варианте. Так можно сформулировать скорее от испуга перед рефлексией, которую «понесло» (особенно с остраняющим, медицинским эффектом латинского эквивалента), потому как, если эта рефлексия как-нибудь продолжительна, внутренне проработана, то она в принципе обессмысливает концепт убийства (насилия, отнятия) и коцепт «сам», (субъектность, осознание себя как актора, способного действовать). В обоих последних отсутствует проблема смерти — как ничего, как отсутствия и несуществования, как нерешительности и одиночества, в которые она ставит. Между тем, именно из так понятой проблемы следует, на мой взгляд, самое интересное: коллизия, когда смерть оказывается логичней, чем жизнь. На всех уровнях — этичней, последовательней, правильней с точки зрения невыносимости страдания и возможности его прекращения, эстетики, самоуважения. Повторюсь, когда это не «доведение до края», не эмоциональная реакция, а совершенно рациональное понимание, следствие наблюдения, анализа, причем продолжительного и основанного не на категорических императивах.

Что из этого можно было бы вывести, так это логическую предельность рационализма.

Новопереведенная и активно читаемая книга Л. Дастон про объективность много обращается к рационализму 19-го в. и его отношений с позитивизмом. Книга сознательно сдвинута в сторону антропологии, науки как набора практик, в первую очередь, лабораторных, но для меня в ней важнее всего последовательно (хотя, скорее всего, ненамеренно для авторов, занятых другим) проведенная логика осцилляции между пресловутым позитивизмом как утверждением устойчивости, «здоровости» науки и позитивизмом как искусственностью — тем, в чем интеллектуализм, теоретичность,.интерес не к «жизни», но к вырванным из нее вещам (пресловутая тема коллекционера), создаёт собственный этос — отнюдь не «жизнецентричный» (рациоцентричный, фаллоцентричный — все сюда же).

Это вопрос не об оценке позитивизма (так, мало к чему отношусь с большим несогласием, чем к идее признать постструктурализм и деконструкцию повторением уже давно сказанного), но о незнании, что такое позитивизм. В этом же ключе, например, работает набирающая обороты тема влияния классификаторства в истории искусства «постромантического» 19-го в. (хрестоматийного гинзбурговского Лермольева-Морелли) на «авангардную» теорию 20-х, морфологию, структурализм, искусство как прием. Мне непросто определить позицию по отношению к гипотезе об этом влиянии: конечно, мне гораздо ближе сосредоточение не на общем, а на различном, на авангарде и современности «против» традиции и «классики-классификации».

Но в этом соотношении, в их дихотомии (думаю, ценной именно в таком качестве) стоит все же выделить третий элемент, затрагивающих обе стороны, — интерес к искусственности, понимание позитивизма, рационализма и логики (на дискуссию о понятиях провоцирую сознательно) как того, что как раз не органично по отношению к жизни, что неестественно.

В ключе радикальной неестественности из первого абзаца эта искусственность как раз могла бы быть ухвачена.

02.08.2019