Эссе написано в рамках ежегодного фестиваля сurated by_vienna, проходившего в Вене в сентябре 2015 года.

Сегодня научная фантастика, возможно, является лучшей формой реализма, и если это так, то, значит, существует не единственный возможный реализм. Интуиция Джеймса Балларда призывает обратить внимание на наше политическое, экономическое и культурное настоящее из перспективы уже почти настоящего будущего (present future). К примеру, несмотря на то, что текущий финансовый кризис привел к жестокой критике финансовых спекуляций, эти рыночные операции также побуждают нас осознать то, что десятилетиями замалчивалось: Капитализм в его конвенциональном понимании больше не может существовать, и мы начинаем осознавать это.

Латентный период этой трансформации в течение последних десятилетий совпадает с историей современного искусства как жанра или концепта, лишенного временной ориентации, характеризуемого историческими авангардами и модернистскими течениями, каждое из которых утверждало возможность будущего (социального) прогресса как константу настоящего. Если совпадение движения современного искусства и латентной трансформации капитализма не полностью произвольно — а оно не может таковым быть, если главное притязание современного искусства в том, что оно релевантно своему времени, — значит, современное искусство может рассматриваться как символ деривативной или, иными словами, спекулятивной финансовой системы, которая оставляет нас лишенными как будущего, так настоящего с тех пор, как она понизила любое будущее настоящее до настоящего будущего (future present to a present future), предзаданного на основании своей теории вероятности. Это то, чему только предстоит случиться, но чье продолжение уже давно известно, это исполнение того, чему давно уже назначена своя цена.

Завтрашнее Сегодня (Tomorrow Today) противостоит этому состоянию без-будущего, отказывается предъявлять эксперименты с новыми художественно-экономическими проектами и обсуждать взаимодействие между искусством и капиталом в качестве политического соревнования. Принимая тот факт, что мы в данный момент находимся в периоде модуляции и смены формации, вопрос, который задает Завтрашнее Сегодня — это как и в какой мере художественное воображение и поэтические практики могут помочь нам ускорить вход в пост-капиталистическое общество, а не пассивно содействовать последовательному и в высокой степени повсеместному приближению пост-демократического состояния (эстетизация повседневности, джентрификация, пузырь арт-рынка, биеннальный туризм). После постмодернизма мы осознали: конец истории (искусства) еще не достигнут. Ни либеральный западный капитализм, ни известная нам форма глобально расширившегося современного искусства не станут последним словом истории (искусства).

Искусство как валюта

До настоящего момента мы были против спекулятивного режима в мире искусства. В этой оценочной системе искусства экспертиза, квалификация и, в конечном счете, уровень влияния соответствующих игроков рынка играют решающую роль. Художественное значение работ, их критическое содержание и место в истории искусства, по большей части, служат идеологической функцией. Если это так, то мы должны делать не что иное, как переворачивать распространенное убеждение, что отношения между искусством и рынком характеризуются конструктивным «напряжением». Скорее следует говорить о не поддающейся оценке природе искусства, чья ценность не может быть высчитана и сведена к какой-либо цене, что, в свою очередь, и делает искусство идеальным объектом спекуляции. В этом смысле, разве современное искусство действительно является моделью и передаточным механизмом пронизывающей все аспекты общества глобальной финансиализации, как стало представляться не так давно?

Возможно, по этой причине, находясь посреди в высокой степени дезориентированных движений критического современного искусства, мы сталкиваемся с акселерационистской позицией, которая вместо того, чтобы симулировать «критическую» дистанцию по отношению к рынку, двигается в диаметрально противоположном направлении. Такого рода позиция заменяет отстраненные эстетические переживания творческими интервенциями и практическими противостояниями, к примеру, во взаимодействии с индустриями моды или селебрити (брендинг образа жизни, имиджевые кампании, маркетинговые стратегии) или — искусства и науки (большие данные (big data), климатические изменения). Эта позиция замечательна своей возвратной апроприацией и репрограммированием важных технологических, экономических и медиальных платформ (виртуальная валюта, биткоины).

Размышляя о том, что дальше

Каким образом, в таком случае, говорить о внутренних отношениях между искусством и финансовым капиталом? И что такое капитал, если не рынок, экономия, потребление или попросту деньги? Строго говоря, капитал — это общественная сущность, облегчающая движения форм культурного, социального, экономического и прочего «капиталов» (хороший пример такого движения — то бесстыдство, с которым «критически настроенные» интеллектуалы безостановочно производят ценные каталоги своих текстов). Шумные дебаты по поводу ценообразовательных структур рынка искусства (чаще всего — о его предположительно незаконных краткосрочных спекуляциях и тому подобном) должны быть сами воспринимаемы исходя из того, что все культурные и социальные процессы нерушимо связаны с капиталом. Капитал суть социальные связи, безостановочно сдвигающийся баланс сил.

Учитывая текущий общесистемный кризис, переоценка долговых экономик, которые рушатся на наших глазах, становится неизбежной. Финансовые спекуляции становятся все больше и больше отделены от любого вида реальной экономики посредством высокой частоты операций и алгоритмически просчитываемых торговых оборотов. Может ли финансовая сфера, несмотря на это, эффективнее контролироваться благодаря улучшенным способам регуляции, как это предлагают правительственные партии европейского политического мейнстрима (при том, что все они — сторонники неолиберальной экономики в независимости от того, являются или нет эти партии социально-демократическими)? Или же мы наблюдаем финальные муки патологической политико-экономической классификационной системы под названием «Капитализм», что в дальнейшем может повлечь за собой серьезные последствия для условий производства и дистрибуции искусства?

Галерея 2.0

Учитывая технологические (цифровые, алгоритмические) условия текущей экономики, в игру вступают новые различные способы работы с указанными предпосылками.

Какой выбор могут сделать галереи, если они не участвуют в непрерывных арт ярмарках с последними новинками зомби формализма (zombie formalism), молодыми восходящими художниками и работами, всегда по умолчанию критическими, — и все это лишь для того, чтобы быть заслоненными несколькими глобальными игроками рынка и в процессе рисковать до полного финансового краха? Становясь на сторону артистической практики, экономические взаимосвязи явным образом пересобираются, чтобы задать этой практике направление в будущее. Художники и кураторы, рожденные в дигитальной среде и, как сейсмографы, чутко улавливающие экономию внимания, оптимистически экспериментируют с поэтическими и художественными стратегиями вместо того, чтобы верить, будто они могут спрятаться от всеохватывающей капитализации в укромных фольклорных уголках. Такая анти-ностальгическая акселерационистская перспектива ставит вопрос о том, до какой степени художники могут преуспеть, направляя изменяющиеся формы дистрибуции (к примеру, через краудфандинговые кампании или схожие активные стратегии) в эмансипаторной манере практик эпохи Интернета, чем одновременно подталкивают галереи и музеи к использованию новых выставочных подходов в рамках устойчивых конвенций.

Разгоняя (современное) искусство

Из спекулятивной и вневременной перспективы принцип стороннего наблюдения выглядит как выражение уходящей эпохи телевидения. Разве вездесущность социальных медиа не требует всецело иных художественных стратегий, и не в последнюю очередь оттого, что поставщики социальных медиа видят своих пользователей как пассивных наблюдателей, как доступный, конкретный и активный материал для увеличения разнообразных алгоритмических процессов и процессов обработки данных, в конечном итоге, увеличивающих их доход? Что здесь важно, то это в меньше степени задачи и недостатки социальных медиа или новых коммуникационных технологий, и в большей — их цели навигации и контроля.

Медиа, определяющие сегодняшние день и эпоху, должны быть поняты как каналы взаимодействия между человеком и не-человеком (био-гипермедиа (bio hypermedia)), в соответствии с чем творческие активности все более интегрируются в расширяющиеся технологические и экономические процессы повседневной жизни. То, что когда-то было «финальными» произведениями искусства, теперь рассматривается только как промежуточная стадия в непрерывном процессе действия — в очередной раз делая очевидной необходимость тестирования новых моделей и комбинаций искусства и экономики.

_________________

Иллюстрации: Armen Avanessian, Andreas Töpfer, Speculative Drawing: 2011–2014

Перевод Натальи Серковой

TZVETNIK

(FB) (VK) (IG)

@natalyaserkova