В сентябре 2022 в московской галерее Lazy Mike проходила выставка художника Саши Язова. Наталья Серкова написала текст к выставке — о компьютерных играх нулевых, современной иронии, измеряемой в процентах, и изображениях с низким разрешением на месте наших воспоминаний

В своей живописи Саша Язов обращается к эстетике компьютерных игр нулевых — в первую очередь, к игре SIMS в ее ранних версиях. SIMS — однопользовательская игра-симулятор, в которой игрок был призван построить свою жизнь в компьютерном мире. Язов, в прошлом сам увлекавшийся этой игрой, теперь занимается тем, что находит визуальные артефакты SIMS в глубинных слоях интернета. Он сохраняет и слегка модифицирует скриншоты из игры, в свое время созданные другими пользователями, и превращает эти цифровые следы чьего-то виртуально-игрового присутствия в живопись. Используя при этом аэрографию и трафареты, Язов добивается максимального сходства с цифровой эстетикой игр нулевых, тем самым перебрасывая нас в тот период времени, когда культура компьютерных игр была в самом расцвете, а интернет еще казался площадкой свободы и небывалых возможностей для каждого.

Возможность — это, пожалуй, то слово, которое характеризовало общий настрой среднестатистического игрока SIMS нулевых годов. Это была возможность многих вещей: построить свою реальную жизнь в будущем, построить виртуальную жизнь в настоящем, приобщиться к безграничности интернета с его особым духом, его пользовательским поведением и контентом, почувствовать себя вне своего небольшого мира с друзьями-одноклассниками, недовольными родителями и спортивными секциями, наконец, это была возможность просто хорошо провести время, погрузившись в альтернативную реальность, где, казалось, было доступно абсолютно все — нужно только было быть достаточно усидчивым и включать фантазию на максимум. Оправдались ли все эти «возможности» для среднестатистического игрока SIMS спустя условные пятнадцать лет? У кого-то, вероятно, оправдались, но ошибусь ли я, сказав, что таких, скорее, наберется меньшинство? У большинства же жизнь пошла обычным рутинным путем: семья, среднеоплачиваемая работа, домашняя рутина более-менее приемлемого уровня и оставшиеся в прошлом мечты о свободной, полной событий жизни, в которой ваши возможности измеряются только степенью фантазии и усидчивости.

Вы скажете: автор сгущает краски. Не Язов, конечно, а автор этого текста. Но я в лучших традициях текста XIX века (художник отпрыгивает на пятнадцать лет назад, так почему бы мне не позволить себе отпрыгнуть на сто пятьдесят?…) попрошу у дорогого читателя прощения и сошлюсь на текущую ситуацию, которую мы все с вами прямо сейчас проживаем — зарабатывая язвы и коллективные травмы, только в искусстве, возможно, и находя успокоение. А работы Язова действительно способны успокоить: ведь они показывают нам тот самый пиксельный мир, некогда включаясь в который, мы все, повторюсь, еще были способны верить в пусть и виртуальное, но волшебство. И разве это не прекрасно?

Работы Язова действительно способны успокоить: ведь они показывают нам тот самый пиксельный мир, некогда включаясь в который, мы все еще были способны верить в пусть и виртуальное, но волшебство

Почувствовали ли вы сейчас в моем голосе иронию? В конце концов, вы заранее можете быть настроены на ее волну, ведь выставка называется (я напомню вам) «25 процентов иронии». Однако, 25 — это не 100. 25 — это только четверть от ста. И, вообще, возможно ли измерить иронию в процентах?… Кажется, художник слегка иронизирует, предлагая нам это попробовать. Но меня здесь больше волнует другой вопрос: что же тогда включают в себя оставшиеся 75 процентов? Что там — искренняя радость, тихая тоска или горький сарказм? Может быть, там вера в прогресс, в то, что новая версия SIMS вот-вот выйдет, или маячащая где-то на периферии сознания тревога, что погружаясь в виртуальный симулятор, мы тем самым лишаем себя возможности проживать реальную жизнь, что бы она там в себе ни несла? Кажется, из сгущения красок я начинаю уходить в патетику. Чувствуете, как сложно балансировать, рассуждая о том, что по сути сегодня не имеет под собой никаких оснований: о виртуальных сценах досанкционного мира? И не поэтому ли автор на самом деле обращается к этой эстетике с ее сюжетами разной степени внятности?

Объясню. Хотя художник и утверждает, что использует в своих работах эстетику компьютерных игр нулевых именно потому, что сегодня эта эстетика стала по-настоящему вездесущей (да, я навела некоторые справки), мне же видится, что главная причина, пусть художник, возможно, и сам этого не осознает, кроется в том, что сюжеты, эстетика и миры, которые он изображает в своей живописи, уже как будто ушли в прошлое. Они перестали присутствовать, стали архивом и историей, стали тем, что теперь хранит в себе лишь чьи-то прежние возможности, реализованные на разную долю процентов. Другими словами, я стану утверждать, что художник работает с пустотой: не просто материальной пустотой виртуального, но пустотой отсутствующего, пустотой в настоящем, которую заполняют лишь наши воспоминания и артефакты, уловленные в сети. При этом автор использует самый что ни на есть материальный жанр живописи. И разве это также не иронично?

Работать с пустотой — одновременная самая простая и самая сложная задача. Проста она потому, что все дороги, не ограниченные строгим присутствием формы, для вас открыты, сложна она по той же самой причине. Как ни странно, избыточная в своей материальности живопись тоже может предъявлять нам пустоту — подобно тому, как это предъявляет нам фотография, заставляющая нас еще раз пережить момент, существование которого уже давно завершилось. И если фотография представляет собой документальную фиксацию некогда происходившего, то с живописью Язова дела обстоят несколько сложнее. В его случае мы не можем быть так однозначны при ответе на самому/самой себе заданный вопрос о том, имело ли когда-либо место изображаемое им. Во-первых, потому, что говорить о «имении места» в случае происходящего в компьютерной игре — это в принципе довольно проблематично, а, во-вторых, еще и потому, что, как признается сам Язов, для переноса в живопись он так или иначе деформирует и без того смутные игровые артефакты. Перед нами проявляется своего рода пустота в квадрате — нечто, что не имеет места сейчас, но что вместе с этим и не имело места когда бы то ни было. В этом снова кроется ирония художника: как будто бы четко воспроизведенные сцены из чьей-то цифровой жизни, намекающие на чье-то где-то когда-то присутствие, на деле оборачиваются симуляцией симуляции. И, кажется, именно в этом месте и происходит проброс практики Язова в настоящий момент: в тот самый момент текущего положения дел, в котором отличить правду от фейка уже едва ли представляется возможным, а присутствие и одновременное отсутствие какого-либо события переплетаются в узел, который уже не распутать.

Как ни странно, избыточная в своей материальности живопись тоже может предъявлять нам пустоту — подобно тому, как это предъявляет нам фотография, заставляющая нас еще раз пережить момент, существование которого уже давно завершилось

Свое тесное взаимодействие с пустотой события Язов подчеркивает еще и тем, что категорически отказывается давать какие-либо внятные названия своим работам. Если вы и отыщете эти названия, они не дадут вам никакой дополнительной информации и окажутся автореферентны — будут отсылать вас к тому, что вы и так видите на изображении. Язов как будто бы стремится затянуть петлю смысла, сделать так, чтобы змея съела свой собственный хвост: мы в точке А, мы видим то, что происходит в точке А, и ничего, кроме этого, мы не знаем и не видим. И это тоже иронично: так настойчиво наше внимание стремятся приковать к тому, что на деле не просто не существует, но никогда не существовало. Вы скажете: но разве искусство в принципе не занимается тем, чтобы показывать нам никогда не существовавшее? В чем же тут в таком случае подвох? На этот предполагаемый вопрос я отвечу, что подвох кроется в той самой тонкой диалектике отсылки к вполне конкретному (нулевые годы, ранние версии SIMS, техника, воспроизводящая цифровые текстуры того времени) и одновременно с этим — производстве вымышленного, никогда не бывшего, производстве сна, причем сна самого художника, который умело заставляет нас поверить в то, что этот сон представляет собой вполне себе реальность.

Ученые, изучающие работу мозга, утверждают, что когда мы возвращаемся к тем или иным сценам из нашего прошлого, мы вспоминаем не сами эти сцены, а лишь наши воспоминания о них. Другими словами, мы помним память, а это значит, что перепрограммирование того или иного воспоминания с нашей стороны по сути изменит для нас же самих наше прошлое. Это, в свою очередь, несет в себе ряд важных следствий, вплоть до того, что мы способны избавиться от мучающей нас травмы, просто пересобрав в нашей памяти событие, ее повлекшее. К чему я это? К тому, что концептуально Язов, по существу, занимается чем-то похожим. Пересобирая артефакты прошлого (и не исключено, что кому-то из вас однажды покажется, что вы, будучи подростком, видели в своей любимой игре сцену того, как щенок у пруда наблюдал за уточкой), он не просто конструирует для нас некий набор изображений на месте пустоты — по сути, этим жестом он стремится переписать и само наше настоящее, и наше отношение к нему. Для такого переписывания очень важна пустота — как место для маневра. Для него также жизненно необходимо какое-то количество иронии — чтобы суметь дистанцироваться от устойчивых причинно-следственных связей. Для этого также крайне важно не говорить многого (в чем Язов, принципиально ограничивающийся именно и только предъявлением изображений, к счастью, не замечен) — чтобы не увести нас далеко от приоткрывшегося портала веера возможных настоящих. Возможно, этот портал сможет приоткрыться только на 25 процентов — но и это уже станет для всех нас большой победой.

Наталья Серкова в IG / TG

TZVETNIK