1 + 1 = Бесконечность
Интервью с междисциплинарным артистом, танцором Буто, хореографом и художником Майей Дунски в рамках международного проекта «Искушение мифом».
Натэлла Сперанская: Майя, Вы — междисциплинарный творец: художник, танцор, хореограф, сценограф, создатель костюмов для своих спектаклей. Для меня Вы являетесь воплощением союза Аполлонического и Дионисийского начал. Когда я вижу Ваш танец, я ловлю себя на мысли, что наблюдаю за космогоническим процессом. Вы словно каждый раз создаете новый мир. И Вы точно из тех творцов, для которых не существует различия между искусством и жизнью. Как бы Вы могли описать творческий процесс? Это ритуал, встреча со своим внутренним я, раскрытие глубинного потенциала, путь трансформации, разговор с богом или…?
Майя Дунски: каждый из этих пунктов является естественной частью жизни, исходящей из самого нашего бытия, и выражает союз Аполлонического и Дионисийского начал. Я часто размышляю о дистанции между творчеством, где я — художник, и творчеством моей повседневной жизни, где я — женщина. Жить в своей повседневной жизни так, как я проявляю себя в творческом процессе, будет исполнением моего самого сокровенного желания. Однако я признаю, что эти творческие процессы открывают пути к тому, чтобы сократить дистанцию между ними. Жить жизнью — значит, принимать участие в церемониях и жестах, отражающих состояние ума, чередование мыслей. Они постоянно отзываются в языке тела и выражают не поддающуюся разгадке тайну.
Большую часть времени я живу и творю так, как будто сегодня мой последний день на этой земле.
Я очень надеюсь, что мой творческий процесс — это не только встреча с моим внутренним "я". Я жажду позволить духу всего сущего пройти сквозь меня и стать ясным и четким высказыванием. Так я беру на себя смелость стать частью этой тайны. Оставаться гибкой и открытой для духа. В конечном итоге, моя личная история меня даже не интересует.
Творческий процесс представляет собой сложный, и в то же время незамысловатый математический гештальт. Я воспринимаю этот таинственный процесс как сложный, но одновременно простой, потому что он неотделим от жизни и потому что он естественен. На мой взгляд, математика свободно текущего творчества основана на освобождающем уравнении: 1 + 1 = бесконечность.
Подобно природе, эта гибкая математика не линейна. Объединение параметров дает бесконечное множество возможных решений. Творческий процесс — это путешествие в просторы VOID [1] (Пространство небытия, где существует предварительная вибрация сущности, прежде чем она становится любой формой бытия или мысли). Там можно найти спокойное и легкое внимание, уступающее бодрствующему сну, размышлению, собиранию.
Почва творчества — VOID. Потенциал спокойно обитает в этом белом полупрозрачном пространстве небытия. Там я отчетливо слышу шепот. Там информация вибрирует очень тонко. Здесь я нахожу резервуар, из которого я делаю первый выбор; выбор, который требует, чтобы его сделали, развили и отправили в мир.
Субстанция духа, души, разума и тела проникает во внутреннюю культуру и объединяется со страстью и восторгом, наряду с осознанием того, что я должна сделать выбор. Я должна выбрать из всего, что собрано. Я должна решить, что ввести в видимое пространство, а что отпустить.
Это движение отпускания является постоянным и необходимым для создания точного акцента.
Это значит, что процесс творчества сопровождается постоянными прощаниями. Это освобождает пространство для движения вперед и появления новых неожиданных направлений.
Сотканный мир раскинулся, как новая земля. Я отдаюсь ему и с удивлением путешествую по его дальним пределам.
Мои творческие процессы связаны с
Мое сознательное движение (но не только оно) состоит из осознания разума внутри сердца и сердца — внутри разума.
Внутренние видения, к которым я пробуждаюсь, также связаны с основными представлениями о красоте и утрате. Меня восхищает и особенно привлекает напряжение, существующее в диапазоне между красотой и утратой. Это напряжение в значительной степени присутствует в моей повседневной жизни, и поэтому я ощущаю естественность перехода / путешествия изнутри в видимое пространство наружу (во вне). Это подобно инфузии и диффузии. Так же, как дыхание.
Отсутствие запечатлено в потере. Я очарована присутствием отсутствия. Немота— это язык. Безмолвие — это абстрактное повествование, лишенное времени и формы. Все это уводит мои ощущения — и как женщины, и как художника, — далеко от очевидного.
Творческие процессы непрерывно пронизывают повседневную жизнь, даже когда я сплю. Мои тела — моя студия. Очень часто перед моим мысленным взором оживает целая сцена — персонаж, костюм, освещение, физическое существование персонажа на сцене, сущность, которую он передает мне и миру…
Иногда я обнаруживаю или меня привлекает название, которое, кажется, написано в моем внутреннем пространстве. Название еще не родившегося танцевального произведения. Творческий процесс продолжается на сцене, пока я выступаю. Для меня это — ЛЮБОВНОЕ ПИСЬМО ИЗ НЕБЫТИЯ — VOID, и оттенки его не обязательно розовые.
Ощущение новизны абсолютно необходимо в этом процессе. Такое ощущение позволяет мне оставаться вечнозеленой и свежей. Это основа танцевального произведения, которое остается верным импровизационному языку Буто. Аутентичный язык — это внутренняя культура, запечатленная в ДНК ещё до того, как был выучен конкретный язык. Это первичный и универсальный язык. Вневременной, древний и всегда новый, шепчущийся в сфере экстаза; его звуки визуальны и указывают путь домой — к возможности отпустить то, что удерживает, освобождению телесного, ментального и эмоционального (Shedding off-release from any grip, whether physical, emotional, or mental. Expanding into frequency of relinquishment).
Каждое законченное произведение в любой творческой области является частью бесконечного процесса, ожидающего своего открытия. Творческие процессы — это путешествия преодоления, даже примирения. Я творю не благодаря всему, а всему вопреки.
Натэлла: Ваш учитель Оно Кадзуо рассказывал, что однажды во время одного из перформансов он почувствовал, что на него смотрят и живые, и мертвые. Думаю, Вы тоже не раз испытывали подобное чувство? Если танец Буто стирает границу между мирами мертвых и живых, то, на мой взгляд, это говорит о его дионисийском духе. На празднике бога Диониса живое и мертвое всегда сливаются воедино, а граница, отделяющая царство Аида, исчезает так же, как исчезает ощущение времени. Мы часто забываем, что Дионис — это не только неистовое безумие и оглушительный звон литавр. Зов Диониса заставлял вакханок каменеть, застывать в ледяной тишине, широко раскрыв глаза. Вальтер Отто описывал это состояние как «меланхоличное безмолвие менад». Я хочу спросить Вас, как Вы ощущаете присутствие Диониса в своем танце? Что делает Дионисийское начало с телом танцора?
Майя: рождение смерти вечно. Оно вплетено в рождение жизни. Их движение едино и биологически, и физиологически, и химически. В моем мире мертвые — это сущности с полноценными жизнями. Я ощущаю их присутствие как полную энергии, абсолютно реалистичную встречу. Точно так же, как сновидение — это реальный слой действительности. Мы являемся частью хроники Акаши, поэтому коллективные воспоминания закодированы в нашей ДНК. Связь с этими гибкими флюидными сетями для меня постоянна и естественна.
Стирание границ между жизнью и смертью, исчезновение смысла и восприятия времени, изменение восприятия масштаба, переход к безграничной длительности — все это важные внутренние части языка Буто и, естественно, они дионисийские. Этот опыт выражается в моем творчестве различными способами.
Эмоциональное тело является двигателем языка Буто, точно так же как оно является основой моей жизни как человека, существующего здесь, на этой земле, воплощенного физически. Язык Буто интенсивен. Он существует в крайностях, он тотален. Даже принимая простую и неподвижную позу в пространстве, я должна быть полностью бодрствующей и осознанной.
Как и писал Оно Кадзуо — каждое событие и каждая эмоция всегда невыносимы.
Экстаз, страсть и безумие, жуткое окаменение… все эти элементы Дионисийского начала в той или иной степени присутствуют во всех телах танцора: эмоциональном, ментальном, энергетическом, духовном, теле боли и физическом теле.
Эти грандиозные движения вибрируют и поднимаются из внутренних ландшафтов. Они отражаются в физическом теле, как на поле боя. Оно арена действий в видимом пространстве. На самом деле, как Дионисийский, так и Аполлонический принципы сосуществуют во всех телах, включая тело физическое. Когда я думаю о взаимоотношениях между Аполлоническим и Дионисийским, возникает слово «томление». Целое нуждается в объединении этих двух сил. Различные способы, с помощью которых эти начала смешиваются друг с другом, делают каждое индивидуальное проявление уникальным.
Дионисийское начало электризует и наполняет тело танцора невообразимым возбуждением и переживанием. Это экстремальный энергетический и физический опыт. Аутентичность моего танца создаёт смена дозировки этих энергий в каждый данный момент.
За эти точные энергетические смеси, в каждый данный момент, ответственна Безмолвная Внутренняя Воительница.
Похоже, она действительно аполлонична… всегда очень спокойна и точна. Она — воин, который никогда не сражается. Она постоянно находится в позиции глубокого наблюдателя. Безмолвная Внутренняя Воительница — важный и мощный инструмент, позволяющий танцу проникать во внутренние пространства. И через физическое тело и его различные слои, гравировать себя, притягивая и завораживая активного зрителя и меня — танцора-свидетеля. Энергетическое тело получает питание, необходимое для продолжения танца, и в то же время доставляет и сообщает то, о чем просит сердце.
Безмолвная Внутренняя Воительница — женский инструмент, даже если танцор — мужчина. Это инструмент сдерживания, непоколебимого пребывания в эпицентре бури; безмятежно, с бдительным спокойствием, этот инструмент видит все и способен передавать свои послания видимому пространству в тонких и мощных сочетаниях. Это жизненно важный и элегантный инструмент.
Благодаря Безмолвной Внутренней Воительнице тело танцора выражает тайну, загадку, шепот, исходящий из вечности. Она — та, кто сдерживает эмоции, не позволяя им выплеснуться и вырваться наружу. Танцор и пространство существуют как единое присутствие, сокровенное в кульминации, открытое, вневременное. Поэтому танец Буто воспринимается мной как экологический танец, выражающий принцип имплозии, накопления энергии и постоянной подпитки.
Выражением танца может быть Аполлонический принцип, если рассматривать танец через степень его воздержанности в видимом пространстве. Тем не менее, это очень линейное деление. Сдержанность, грусть, страдание — все это также переживается тотально и в экстазе, как Дионисийский континуум… линия, разделяющая бинарные пары, стирается, растворяется — между различением хорошего/приятного/позитивного/трансцендентного и т. д., и плохого/уродливого/сложного/негативного/глупого/неполноценного и др. Все эмоциональные, ментальные, энергетические и визуальные материалы, выражающие мириады восприятий, присутствуют без всяких разделений и занимают свое место в пробужденном сознании. Дионисийское и Аполлоническое сплетены воедино, чтобы наилучшим образом выразить язык Буто. Это приносит глубочайшее освобождение.
В то время как Аполлонический принцип отражается в линейной темпоральности, подлинный язык Буто находится вне времени. Он существует в экстатических пространствах и позволяет танцору сбросить с себя всё, что его сдерживает, физически, душевно и ментально.
Мой танцевальный опыт имеет гибкую продолжительность. Даже статичные жесты и неподвижность полны волнения и напряженной концентрации. Все очень интенсивно.
Жест ДЕЙСТВИЯ приобретает ценность, когда движение поддерживается внутренним БЫТИЕМ. Это вопрос КАК, а не ЧТО. Удачным образом для союза Дионисийского и Аполлонического начал в языке Буто является лодка на дальнем горизонте — ее движение кажется равномерным, спокойным и почти незаметным. В то же время она приводится в движение огромным двигателем — грохочущей машиной в ее чреве, никогда не прекращающей создавать энергию.
Натэлла: Я хочу коснуться темы смерти. Мастер Хиджиката сравнивал Буто с кадавром, который ценой любых страданий стремился выпрямиться. Мертвое тело, способное танцевать — завораживающий и одновременно пугающий образ. Все же в каких отношениях танцор Буто находится со своей смертью? Что оживляет кадавр и наполняет его энергией движения?
Майя: как у танцовщицы Буто, мои отношения со смертью предполагают восприятие смерти как сущности, а не обязательно как частного события. Рождение смерти постоянно и интегрировано в рождение жизни.
Это два взаимосвязанных экзистенциальных движения. Меня завораживают переходы между ними. Изменения, преобразующие эмоциональные, ментальные, энергетические и физические движения составляют сердце танца.
Волнующее сопоставление смерти с красотой, с прощанием, с потерей, с отпусканием — все это возвышенные переживания. Это нити, которыми вышита трансформация; нити, при помощи которых она впечатывается в физическое тело и становится ясным заявлением, открытым для безграничного понимания в пределах видимого пространства.
Быть трупом означает жить целиком и тотально в «другом месте», полностью быть в нем и с ним. Полное согласие БЫТЬ бодрит и наполняет танцора энергиями, которые преобразуются в движение.
Согласие работать со всеми возможными образами приводит к расширению простора воображения.
Прикоснуться к смерти — значит войти в контакт с темным, невидимым, непостижимым, таинственным, неведомым; с тем, что находится по ту сторону.
Смерть — это рискованная, неопределенная, опасная и забытая область, вызывающая дискомфорт в привычном и автоматическом сознании большинства из нас.
Наряду со всем этим сосуществует еще и стремление вспомнить об этом мощном переходе, немыслимом опыте, который, кажется, погрузился в глубокую бездну смутного забвения.
Эти противоположные направления бросают вызов и требуют от танцора преодоления, чтобы он мог поддаться магнетическому притяжению к неизвестному, выталкивая свое тело из ЗОНЫ КОМФОРТА.
Это приводит к завораживающему состоянию отчуждения/отстраненности — сознательному созданию пространства инкогнито между ним и его привычным физическим телом, его шаблонными жестами и узнаваемыми органами, с которыми он автоматически себя идентифицирует. Это захватывающий опыт, который порождает свежие мысли, приводит к новым энергиям и обогащает подвижный язык танцора Буто. Артист Буто достигает не только собственной смерти, но и корней страха, в том числе, и страха смерти.
Инфраструктурный принцип восприятия языка Буто заключается в том, что танцор не танцует труп, а скорее является «трупом». Это совершенно другое состояние бытия, которое сохраняет тотальное жизненное пространство, выражающее сущность.
Танцор не танцует смерть — танцор живет смертью. Является смертью. Его танец — это бытие смерти.
Описание Мастера ХИДЖИКАТЫ ТАЦУМИ сравнивает Буто с кадавром, который ценой любых страданий стремится выпрямиться, перекликается со словами Мастера ОНО КАДЗУО, описавшего опыт танцора и его ментальное/эмоциональное состояния как НЕВЫНОСИМЫЕ (но неотъемлемыми частями которых являются также красота и удовольствие). Вдали от зоны комфорта, вдали от любых привычек и любого приземленного восприятия.
Язык Буто заряжен позитивным и жизненным напряжением благодаря этому экзистенциальному состоянию, в конечном итоге, отраженному в физическом теле.
Труп не занят повествованием. Труп — это тихая правда. Труп — это тайна, которую танцор учится познавать самостоятельно, отдаваясь обнаженной сущности — «Трупу». Все это происходит в теле танцора, и в то же время он является чудесным свидетелем вместе с активной публикой.
Натэлла: В танце, основанном на импровизации, большую роль играет воображение. Я должна отметить, что в наши дни слово «воображение» постигла та же участь, что и слово «миф». Если «миф» превратился в синоним «сказки» и «вымысла», то «воображение» стало мыслиться как «фантазия», «выдумка». Между тем, воображение, imaginatio представляет собой «способность создавать мир», инструмент алхимической операции. Мир воображения, Mundus Imaginalis — место встречи божественного (нисходящего) и человеческого (восходящего); это сакральный центр, где происходит coincidentia oppositorum; это мир души, царство метафизических образов, говоря о котором Анри Корбен приводит слова из гностического Евангелия от Филиппа: «Истина вошла в мир не нагой, но в символах и образах». Какую роль играет воображение в Вашем многогранном творчестве?
Майя: Встреча нисходящего-божественного и
Здесь, в трехмерном измерении, мы воплощаемся в физическом теле, переживая редукцию в форму. Мы изгнанники внутри нашего физического тела и нам стоит расслабиться в этом осознании и отпустить себя. Воображение — великолепный дар, утешительный, гибкий и безграничный. Само воображение — это постоянно меняющаяся трансформирующая сущность, непосредственно и глубоко воздействующая на все мое существование.
Помимо описания его как инструмента, воображение в моих мирах — это чувственное царство, мультисенсорное и экстатическое. Воображение подобно жизненно важному органу, даже пульсирующему телу. На самом деле творчество возникает уже в момент изначальной связи с воображением — как с реальностью самой по себе.
Глубоко внутри меня нет терминологии «Я представляю, что…», а скорее «Я вижу, что…». Я нахожусь внутри сценария без
Просторы воображения открыты, они бурлят, и нектар жизни непрерывно просачивается через них во все мирские сценарии. Естественно, он проникает во все мои творческие области. Для меня воображение — это экзистенциальный слой, без которого я не могу представить, как была бы возможна моя жизнь — и как женщины, и как художника. Несомненно, это утонченный инструмент, очень сложный и продуманный инструмент эмоциональной и ментальной алхимии. Это сердце творения. Оно подобно вечному дыханию, без которого нет ни огня, ни смысла. Воображение — это сила, порождающая интерес и удивление, внимание и страсть, любопытство и постоянно обновляющуюся бдительность.
На самом деле, то, что отличает нас от других животных — это воображение.
Помимо прочего, оно позволяет мне создавать новые контексты, отделять — абстрагировать изображение, символ или церемонию от повествования, достигать и подчеркивать суть. Благодаря воображению и овладению внутренним вниманием, мыслью и пробужденным сновидением рождается одежда. Это увлекательный процесс.
Все это способствует неожиданному знакомству с персонажем наряду с созданием саундтрека для выступления или выбором и оформлением существующих саундтреков. Все эти грани сплетают внутреннюю и визуальную сущность архетипа. Эти многогранные процессы пронизаны размышлениями и мечтаниями, ошибками и исправлениями — счастливыми случайностями, жестами спасения и собирания кусочков жизни и пульсирующих материалов, которые обычно выбрасываются в мусорное ведро.
Я предпочитаю выбирать материалы, пропитанные красотой и потерями. Материалы, которые не представляют абсолютно новый товар из магазина. Движение воображения запечатлено в слоях материи, наполненных вибрациями смерти и жизни, а также заветными тайнами. Я считаю важным, чтобы эти слои оставались достаточно открытыми, дабы они были видны в конечном продукте. Когда я рисую маслом, я также использую свои собственные воздушные техники. Множество полупрозрачных слоев, расположенных один поверх другого, создают эффекты и движение, и все это проявляется в финальной части. Я сознательно сохраняю отметки творческого пути, отпечатки вех, формирующих интимный процесс сердечной орфографии произведения.
Восприятие пространства и выбор элементов для танцевального представления развиваются из страстного кипения, которое характеризует безграничное царство воображения.
Спиральная математика в царстве тихого экстаза такова: 1+1 = Бесконечность.
Языковой инструмент искусства импровизации заключается в уравнении: Глубокая Свобода = Глубокая Дисциплина.
Натэлла: Майя, расскажите о своем методе Be Butoh. Можно ли соотнести рождающиеся в нем внутреннее движение и экстатическое присутствие с Аполлоническим и Дионисийским началами?
Майя:Be Butoh — Исследования Творческого Поиска
Be Butoh — это название, которое я выбрала для своего метода. Это было сделано для того, чтобы подчеркнуть, что речь идет не о Действиях или Человеческих Действиях, а скорее о Человеческих способах Быть. Не думать о «вещи» и не танцевать «вещь». Быть «вещью».
Кроме того, слово “Be” на иврите означает «внутри меня».
Я разрабатывала свой метод в течение 10 лет, с начала занятий в Японии у мастера Оно Кадзуо. Это время я использовала для того, чтобы лучше понять глубину и интенсивность опыта, который я получила в Японии в целом и с Оно Кадзуо в частности. Непосредственное, самое сильное воспоминание, которое я ношу с собой со времени обучения у Оно Кадзуо, — это четкий образ в его студии в Йокогаме — мы на практике, и сенсей бегает среди нас со своим уникальным языком тела, обращая лицо к небу, его ладони подняты высоко над головой, и с почти поэтическим отчаянием он выкрикивает AI SHATTE…AI SHATTE — занимайтесь любовью… занимайтесь любовью.
В течение этих десяти лет я отказывалась выступать с танцем.
Я продолжала творить в живописи и в музыке.
Постепенно я нашла слова, с помощью которых можно выразить язык Буто. Западный способ понимания и усвоения эмпирических сообщений требует объяснений, а методы общения и обучения отличаются от тех, которые вы найдете в Японии.
С тех пор я вижу себя восторженным соучастником моих учеников Be Butoh. Друг для друга мы энергичные соучастники в исследованиях, в разработках; вместе мы отправляемся в путешествия, исследуя глубокие просторы с помощью освежающего творчества, на пути к осмысленной подлинности.
Метод Be Butoh основан на полной вере в потенциал всех, кто приходит в студию. Его формат основан на глубоком понимании того, что все мы рождаемся творческими художниками с богатым воображением. Инструментарий этого метода содержит техники, которые позволяют нам вспомнить эту сущность нашего бытия, сущность, данную нам от природы. Различные инструменты помогают нам снять мириады слоев и ограничений, избавиться от мнений и представлений, привычек, убеждений и прихотей, которые накапливались годами и отдаляли нас от источника бесконечного творения, от изначальной подлинности, которой мы были благословлены. Метод подходит также для тех, кто занимается психодрамой, танцевальной терапией и другими терапевтические профессиями, затрагивающими воображение, трансформацию, расширение возможностей и исцеление.
Язык Буто черпает свои разнообразные выражения из прямого и тотального путешествия в глубины души и ведет к экстриму наряду с кульминацией интроверсии в мир магии и церемоний. Интеграция интенсивных эмоциональных контрастов сосуществует в накопленном экстазе.
Практика Be Butoh исследует внутренние вибрации и движения, которые набирают силу и пульсируют во внутренних пространствах тела, просачиваются через внутренние жидкости, в которых плавают мышцы, кости и внутренние органы. Они медленно и мягко сливаются в экстатическое присутствие. Be Butoh — это одновременно и художественный перформанс, и метод, который приводит к
Практика основана на импровизации, воображении и постоянном творчестве. Это требует глубокого внимания и одновременного направленного наблюдения за энергетической, эмоциональной, ментальной, физической и духовной фазами. Инструкция в студии Be Butoh создается с помощью эмоциональных и физических образов, которые разжигают огонь воображения и творчества, оставляя открытыми все возможности для разнообразного понимания и интуитивного выбора, обеспечивающего гибкость. Практика подкрепляется тщательно подобранными саундтреками. В основном это абстрактные саундтреки, которые приближают нас к внутреннему пространству и сердечному языку Буто.
В дополнение к практике участники вступают в диалог о природе переживаний и процессов, через которые они проходят, выделяя когнитивный процесс как неотъемлемую часть осознанного творчества.
Этот формат исследования подчеркивает важность сопровождения и уважения всех творческих процессов и преследует цель проложить преобразующий путь от терапевтических областей к пути художника. Такой путь прокладывается по мере того, как участники отпускают свои частные истории и заменяют их существенными экзистенциальными, личными и интимными заявлениями, которые выносятся в мир.
Изучается, как превратить присутствие танцора в сокровенное бытие, свободное от личной истории. Это вибрирующее присутствие в пространстве, богатое позитивным напряжением, ценное в кульминации и полное тайны.
Метод Be Butoh знакомит творческого участника с преимуществами языка Буто. Многие коды Буто на самом деле представляют собой отдельный язык. В отличие от любого другого языка, символы-буквы Буто бесконечны. Эти символы рождаются из скрытой тайны, присутствующей в каждом участнике. Практикуя Буто, творческие участники учатся изобретать новые и оригинальные буквы, рожденные скрытой в них тайной, и разрабатывать слова для своего уникального лексикона.
Наряду с групповой практикой, метод Be Butoh подчеркивает важность индивидуальной работы, где можно изучить сложную и напряженную совокупность моих «я" перед миром / "я» с миром. Практика также включает в себя работу в парах. Пространство между танцорами — третья сущность, превращающая дуэт в трио. Кроме того, дуэты и трио исполняются перед группой, выдвигая на первый план отношения лидера и последователя, обеспечивая рефлексию, отражение и наблюдение.
Неотъемлемой частью формата Be Butoh является создание предмета одежды / костюма. Я называю этот очень сложный процесс “Одежда — это дом". Участники создают костюмы, которые вдохновляют их и способствуют — как сознательно, так и подсознательно — различным качествам, которые они хотят развить в своей танцевальной работе.
Одежда может быть мягкой и удобной или же очень неприятной и в ней будет трудно двигаться. Процесс создания или поиска предмета одежды, которым можно манипулировать, создает пространство для созерцания, развлечений, удивления и экспериментов. Этот процесс представляет собой призыв, который создает почву для того, чтобы неизвестная личность, которую мы никогда раньше не встречали, таинственным образом проникла в слои нашего сознания. Архетип медленно обретает плоть и кости, когда находит новый дом, новую зону существования, новое тело. Танцор отдается этому телу, и в его/ее пробужденном сердце и разуме открывается потайная дверь. Ранее неизвестное, скрытое содержимое всплывает и появляется в присутствии предмета одежды и из него.
В создании пространства-одежды рождается неведомая личность; рождается новый танец.
Метод BE BUTOH — Основные принципы, которые изучаются и исследуются
— Один Шаг — Вечность
Поза — Золотая нить. Задняя часть шеи развернута как мягкий, воздухопроницаемый веер.
— Танец Буто начинается на пике и движется от пика к кульминации.
— Любой жест и / или изменение — это событие, которое запечатлено в пространстве видимости и представляет собой четкое высказывание.
— Восприятие пространства. Пространство как сущность. Пространство в целом. Пространство, в котором существует танцовщица.
Обострение глубоких и уникальных отношений с внутренними пространствами тела и с пространством, которое окружает и поддерживает танцовщицу извне. Акцент на восприятии пространства как конкретного элемента с собственным присутствием.
Понимание роли и значения пространства как главного элемента, в котором я нахожусь и которое продолжает существовать даже после моего ухода.
Танцовщица Буто мягко поглощается пространством. Танцовщица не занимается покорением космоса. Танцовщица находится в постоянном дуэте с пространством.
— Пробужденное сознание создает расстояние между движением и эмоциями.
Эмоция вызывает движение
Движение вызывает эмоции
— Танцовщица не танцует «вещь / слово / идею» — она и есть "вещь/ слово / идея ". Процесс таков: Принятие секрета — Танец секрета — Быть секретом.
— Непрерывное мышление / Мышление как творческий инструмент — танцовщица не думает о… она становится самой мыслью, и поэтому она свободна творить в реальном времени, на языке импровизации, и верить в непрерывную последовательность сознания. Именно так художник находит свой уникальный язык.
— Изменение восприятия понятий масштаба и времени -
1. Базовая и основная техника выражения языка Буто — танцовщица разбивает движение на бесчисленные частицы, из которых оно состоит в пространстве. Каждый миллиметр воспринимается как океан. Каждый миллиметр — это место, где можно наблюдать, слушать, оставаться в нем и быть полностью преданным делу. Речь идет не о медленном танце. А о качестве разделения движения. Создается диапазон музыкальной длительности, заряженный акцентом и позитивным напряжением.
2. Максималистский минимализм. В глубинах/безднах микро — раскрывается макро.
— Освобождение от приобретенной привычки создавать формы в пространстве.
Танцовщица Буто не “мыслит” форму. Она “мыслит” энергию и бытие, учится освобождаться от необходимости создавать формы в пространстве. Она отказывается от необходимости цепляться за форму и даже за само движение, чтобы оправдать то, что она танцовщица. Она готова чувствовать себя обнаженной и уязвимой.
Ее танец — это открытое незащищённое заявление.
— Осознанное дыхание — Дыхание — это не просто действие. Дыхание — это зона. Это пространство, которое танцовщица создает для себя каждое мгновение заново. Дыхание подобно плаценте, которая окутывает танцовщицу.
— Именно дыхание порождает движение. Дыхание — это совершенный мастер и совершенный танец.
С помощью сознания танцовщица вдыхает изменяющиеся пространства, которые движения создают между ее видимыми органами. Таким образом, она наполняет смыслом пространства, которые постоянно создает ее танцующее тело.
Танец происходит не только в конкретных физических органах, но и в пространствах, созданных между органами тела. В этих пространствах рождается дыхание самого танца.
— Творчество на основе Повторяющегося движения — движение взято из простого повседневного жеста, перемещено и передано на языке Буто с помощью музыкального подхода танцовщицы, меняющихся ритмов и изменяющихся качеств движения.
— Движение дышит в безмолвии (stillness — как штиль на море). — Безмолвие (stillness) штиля в движении. Безмолвие дышит. Одно подчеркивает и содержит другое.
— Знакомство с Безмолвной Внутренней Воительницей и постоянное общение с ней.
— Отношения «Лицо-внутреннее лицо». Встреча с лицом по ту сторону лица. Это «потустороннее» лицо не принадлежит танцовщице. Это свидание вслепую, в первый раз. Эти «потусторонние» лица образуют врата для танца и заставляют танец отражаться в телах.
— Контрастные качества движения возникают и проявляются одновременно.
— Техника свидетеля. Быть на 100% танцором и на 100% свидетелем этого танца одновременно.
— Свобода = Дисциплина: Ключ к Искусству импровизации
— Одежда — это Дом.
— Что такое «НОВОЕ»?
Можно ли соотнести внутреннее движение и рожденное в нем экстатическое присутствие с Аполлоническим и Дионисийским началами?
Одним из кратких определений точного произведения искусства в любой области являются связи и отношения между Дионисийским и Аполлоническим началами.
Присутствие этих двух сил чрезвычайно важно для создания различных типов баланса. Это объединенное присутствие делает каждое выражение и каждое произведение искусства заметным, значимым, ценным и необходимым.
В языке Буто, как я его проживаю и понимаю, Дионисийское и Аполлоническое начала переплетаются, как пряди косы. Линия, ритм и жизнь, исходящие от него, сияют и завораживают.
Трансформация происходит от Аполлонического начала к Дионисийскому и наоборот — в отношении внутреннего движения, которое мягко формируется и проникает через внутренние жидкости тела, проникает через все слои кожи, пока не выгравируется в видимом пространстве. Вспышка и собранность, драматизм и сдержанность создают в своем сосуществовании позитивное напряжение, необходимое для точности танца Буто. Именно эта конкретная точность создает «другое место», где дышит язык Буто, даже если выбран жест, который берет начало в том или ином повседневном действии. Слово «собранность» подходит для описания перехода от лица к пространству видимости больше, чем слово «контроль».
Это та самая капля, которая не была налита в полную чашу, тем самым удерживая чашу от переполнения, удерживая ее содержимое от расплескивания, одновременно рассеивая загадку и тайну, которая по своей природе стремится оставаться неразрушенной. Я очарована тем, что остаюсь спокойной в загадочных царствах тайн, чувствую и знаю каждой клеточкой своего существа, что я являюсь частью тайны; ее совершенным отражением.
Спокойное, интенсивное и тотальное пребывание является Аполлоническим, а сознание, вибрирующее бесподобно и вызывающее экстатическое возбуждение — Дионисийским.
Набор инструментов, практикуемый и приобретенный в методе Be Butoh, совершенствует скоординированное перемещение между внутренними пространствами и преобразующим отражением их сущности в пространстве видимости.
Есть нечто первобытное и естественное в сочетании этих двух принципов, Дионисийского и Аполлонического. Когда ребенок рождается, его выпускают из утробы в результате драматических усилий, которые сопровождаются криком матери. С этим рождением, самым смелым событием в жизни младенца, начинается опыт разлуки, потери и изгнания. В этот напряженный и таинственный день также рождается неуловимая и решительная тоска. Вся сцена представляет собой взрыв усилий и невыносимой боли.
Ребенок, только что бывший плодом, плавающим в теплых маточных жидкостях, энергетической сущностью в экстатическом состоянии, окутанный плацентой, с жестокой внезапностью сталкивается с внешним миром с его запахами, резкими тонами, неуклюжими движениями и многим другим. Младенца заворачивают в грубую ткань, которая обжигает его тело, как огонь. Тело ребенка все еще собрано, его крошечные кулачки сжаты, все его существо вибрирует тайной.
Природа непрестанно проживает вселенские законы.
[1] The void is an expanse where pre-vibration of essence exists, before it becomes any being of formation or thought. [Maya Dunsky].
The void is complete and is an utter silence. Does not ask for anything since it lacks nothing. [Maya Dunsky].
Перевод с английского Натэллы Сперанской
Редактор: Karina Hananeia
Отдельная благодарность Лилии Блиновой
Все фотографии предоставлены Майей Дунски
© Ноябрь 2021, Майя Паулина Дунски, Израиль. Все права защищены.
