Иногда старые синие железно-деревянные вагоны, обклеенные внутри новой рекламой, вызывающей некоторый диссонанс, как если бы в старом корпусе провинциально-советской больницы стоял бы новый плазменный телевизор, или новые стеклянно-стальные поезда, обозначающие современную киберпаноптическую реальность, останавливаются в темном тоннеле к раздражению спешащих куда-либо московских граждан. Эти остановки могут длиться пару или более минут. При переходе определенного временного порога голос успокаивает запертых по своей воле пассажиров, и вскоре металлический червяк снова направляться к следующей станции, изрыгая на неё некоторое количество людей и поедая примерно такое же. И в это утро понедельника многочисленное и многонациональное население старого синего червя было вынуждено остановиться настолько долго, что учтивый голос был вынужден успокаивать стремящихся к возвращению в привычный механистичный темп жизни пассажиров. Это население, прибыв на станцию, возможно из окон, возможно покинув чрево поезда, увидело нескольких людей в синих комбинезонах и черных одеждах, склонившихся над еле-дышащим маленьким тельцем. Внимательный обыватель мог бы мельком увидеть многочисленные ровные шрамы на той части этого тела, что зовется руками…

***

— Пошла нахуй, — не то, что обычно слышат дети от своих родителей. В идеальной ситуации при общении с родителями создается чистая и в меру заботливая атмосфера. При конфликте обычно родитель слышит в свой адрес нелицеприятное выражение вместе с последующем хлопком двери комнаты растущего подростка.

Так мне ответила моя мать, когда я попросила её купить еды. Я уже привыкла редко есть и при этом ещё ни разу не упала в обморок.

Меня снова послали. На этот раз потому что я попросила денег на психиатра. Не важно, что я как-то раз не смогла пойти в школу почти до неё дойдя. Резко меня объял ступор, и я просто просидела час-два на лавке и пошла домой. Не важно, что ни проходит и дня без придавливания меня к кровати грузом грусти и суицидальных мыслей. Не важно, что мои руки давно превратились в разделочную доску.

Моя мать, родная мать, не заботится обо мне потому что очень любит воду, что прозрачна как вода, но пахнет и не утоляет жажду. Пол-литровые пустые бутылки с этой водой я часто нахожу по возвращении домой с театра или со школы. Стеклянная нить адрианы приводит меня к лежащему, но дышащему телу той, что породила меня.

Когда мать потеряла работу, она начала окружать себя прозрачными невысокими друзьями каждую неделю, периодически находя различные подработки и проводя такую жизнь вплоть до современного момента. Она переводила всю любовь на них и всю ненависть на меня. Эта ненависть часто приобретала физические формы, когда я была моложе. Сейчас мне достаточно, чтобы защититься и испытываю я только вербальную ненависть. Встреча с её немыми друзьями может произойти в любой день. Сегодня воскресенье.

Большую часть времени я провожу в неприятных условиях. Уходя из ненавистного дома, я попадаю в ненавистную школу, где у меня почти нет подруг, а та, что есть, отпускает насмешки, когда представляется такая возможность.

Момент счастья наступает для меня в театре. Я перевоплощаюсь в того, кого хочу, живу другой жизнью вместе с Митей…

Он не такой как остальные парни. У него очень элегантная и женственная внешность. На него обращали внимание многие мои подруги, но он выбрал меня. После прогулки со мной, стоя в метро он мне прошептал на ухо: «Я знаю, что ты плачешь по ночам». Первый вечер с ним был волшебен. И сегодня я снова еду к нему.

Митя идеален, в отличие от его парня. Я нахожусь в странном треугольнике отношений, где я принимаю его отношения с его парнем, но при этом этот парень домогается до меня, когда мы остаемся наедине. Как-то он почти начал стягивать с меня юбку, но я сказала: «Стоп!». И он остановился. Я ничего не говорила Мите. Я знаю, как тот его любит. К тому же у него какое-то расстройство и он возможно он не полностью руководит своими действиями. Надеюсь, Митя сегодня один.

Пришло уведомление. Привет, я сегодня один, а значит нам никто не помещает.

Совершенства не существует, но по крайней мере мое лицо сегодня приблизилось к нему. Мертвенная бледность лица стала почти трупной. Слегка розоватые губы почернели, а у глаз появились стрелки. Тело было одето, но почти полностью видно, а нога до бедер была выставлена на всеобщее обозрение. Взяв черную джинсовую куртку, я ушла прочь от сопящей матери.

Крепкие объятия и жаркие поцелуи встретили меня в его квартире. Я пришла поздно, но хотела немножко отдохнуть после дороги, поговорить. Но он резко взял меня и положил на кровать. Он любил такое и в принципе я не была против, хоть не всегда была в восторге от этого. Это произошло быстро. Ему это понравилось. Я хоть и любила его, но не получала никогда полного наслаждения от процесса. Слишком агрессивно и резко. Я поймала себя на мысли, что чувствую, что мной пользовались. Но это тогда было неважно. Мы заснули в объятиях.

Рано утром он разбудил меня. Сказал, что ему надо будет отлучится и сюда придет его парень. То, чего я боялась. Митя ушел. Пришел его парень. Посидев немного, он начал снова лезть ко мне. В этот раз, на мои возмущения он ничего не отвечал. Он навалился на меня… и в этот момент зашел Митя. Его парень быстро с меня слез и виновато съежился. Я была рада что так произошло, но ненадолго. Митя начал его обнимать. Его. Не меня. Ну ты пойми, ты здорова, а он болен, он не может нормально взаимодействовать с людьми, общество его отвергает. Я хочу иметь отношения с вами обоими. Обнимитесь.

Я быстро выбежала из квартиры, пошла по улице и спустилась в метро. Надеюсь, оттуда я больше не выйду.