Материал из #18 [Транслит]: Драматургия письма

Фёдор Бусов обращается к традиционным и даже архаичным формам поэзии, со строгой структурой, кеннингами и поэтизмами, как будто бы взламывая их изнутри алогичными лексическими и концептуальными элементами и сочетаниями. Однако Бусову удаётся удержаться в шаге от вульгарно понятой «деконструкции»: традиционные образцы выступают здесь не как то, что необходимо разрушить, но, напротив, как единственный способ организации и сохранения «высокой» поэтической речи, изнасилованной секуляризованным политэкономическим сознанием. Эта диалектическая борьба и составляет основной конфликт, порождающий письмо Бусова.

Никита Сунгатов

* * *

Товарищ Брежнев, ложась спать,

говорит — я китайским рыбаком

хотел бы переродиться. Мутное зерцало

вод наблюдать, луну и светляков

парящих над Янцзы, отраженных

в черни воды. Или быть светляком,

медленно реющим над гладью ночной воды,

тихо текущей. Или тростником,

тихо качающимся, пока рыбак поёт свою песнь,

но — думает товарищ Брежнев —

я не хотел бы родиться гражданином СССР

ещё раз.

* * *

1.

по лестнице силлогизмов

взбирается к хлебу ребенок —

мрамор потерянной листвой,

пергамент диакритиками, душами

строк закидан, дитя

приминает розой пяты

кленовый питона квадрат,

взбегая за хлебом.

2.

хорег птиц и роз

прыгающих облаков

сквозь скошенный блеск свеч

влечет по жилам

каррарским порфиру,

в тёплую тень, где покой пьет

пахнущий батоном царь,

мою Марию.

3.

о, ромашки глав

с лазурью вен белых лбов,

пуанты спутниц,

о, хор вкруг согласных,

точки запинок,

дыханием, дева, твоим —

безымянному клятва

за портьерой с кистями царю.

4.

не разногласых нимф,

тимпанов тряски лесной,

сретает бряцание

ту, что найдена радугу сна

мещущим божеством —

мою Марию — ветер мещет снег —

пустота принимает

белой безмятежности хлебов.

5.

узлов и шестерен,

веселит, Мария,

тебя вкруг дома жаркий вихрь,

а войлок бород

сбирает бисер пыли,

махонькая ручка

сажает на бархат цветы,

молчаливо гуляя вкруг очага.

6.

влагая птичку руки

в овраги старческой руки —

разнотравье влагая

треугольниками в кресты,

ткани, голос в квадраты

ступенек ступнями,

ты умнее меня,

покорнее, Мария, и шустрей.

7.

чемоданы любви

в квадрате камеры хранения,

свечка дорог

треснутым Борея ртом

затушена вчера,

но, востроглазая, ты

кусаешь бирюзовый хлеб,

я же, Мария, булку и сладкий чай.

* * *

Пикачу прошептал, умирая, “Pax vobis”,

его нежные губы слепились с травой.

Лист ложится неслышно на желтенький лобик,

он, как куколка, тихий, токсичный, кривой —

умирает, трясется весь в метаморфозе,

выгибая в конвульсиях лапки свои.

Пикачу умирает один на морозе.

Золотистую шерстку уж иней обвил.

Любопытство застыло в стеклянных как бусы

и покинутых пламенем тихих глазах.

Пикачу обнаружил в листве сивоусый

полицейский, и тельце упрятал в рюкзак.

Я вскрываю поросшее трепетным мехом,

отвердевшее смертью брюшко Пикачу.

Его печень черна и подобна ореху,

бороздами покрыта — я в страхе кричу.

За окном, в седине бесконечного неба,

электрической птицей беснуется жизнь,

порождённое крошкой, погибшей нелепо,

воробьиное сердце в пинцете дрожит.

* * *

Петров, аспирант кафедры лазерной

спектроскопии, говорит: на экзопланете Q116,

открытой в прошлом году, возможна атмосфера,

и если нам выделят грант — дай то Бог —

то мы обсчитаем данные и узнаем,

есть ли там вода, а значит, русалки,

которых я мог бы жарить на барбекю

в садике за домом, кредит на который

будет выплачен после совершеннолетия

сына, которого я рожу, оплодотворив

русалку — метод пересадки яйцеклетки

разработают наши биологи, если нам выделят грант.

Петров закуривает и продолжает: русалки

на Q116 имеют, вероятно, свиные морды,

поскольку масса планеты больше земной в три раза и

значит, под давлением морды сплющиваются,

глаза заплывают, голоса становятся грубыми,

ультразвук, вероятно, улавливается пузырем,

и — если мне выделят грант — я б обсчитал

распространение ультразвука в среде

при гравитации и температуре на Q116,

поскольку, конечно, с помощью губной гармошки —

Петров суёт руку в карман — этих красавиц

не удалось бы приманить, как русалок земных.