История и эстетика школы Римпа: Хонами Коэцу
1615 год. На
В течение последующих десятилетий Коэцу превратит Такагаминэ в настоящую колонию художников. Здесь поселится в общем счете более 50 семей [3], среди которых будет и большая семья самого Коэцу. По разным данным, население “деревни художников” будет составлять при жизни Коэцу более 200 человек. Все они имели прямое отношение либо к секте Нитирэн [4], либо к искусствам. Среди наиболее известных: дизайнер и производитель тканей Огата Сохаку, изготовитель кистей Фудея Миеки, мастер лаковых изделий Цусида Сотаку. Популярность и активность секты Нитирен, кстати, некоторыми исследователями рассматривалась как одна из причин указа Иэясу о “выселении” Коэцу из Киото в Такагаминэ, то есть с целью уменьшения его влияния на киотское общество[5]. Некоторые ученые указывают и на то, что близость Коэцу к императорскому двору (как напрямую, так и посредством связей с могущественным кланом Маэда [6], который семья Хонами обслуживала в течение нескольких столетий) также могла повлиять на решение сегуна, которому претила любая идея усиления императора и его двора.
Коэцу только что вышел на покой. Он оставил управление семейными делами в этом году. Его довольствие от клана Маэда составляло 200 коку [7], пока он управлял делом, но сейчас он на пенсии, и довольствие сокращено вдвое[ 8]. То есть он стал получать такую же пенсию, какую обычно получал гокэнин [9]. Думает ли Коэцу об этом?
Внезапно, напротив мастера приземлился воробей. Коэцу вытянул руку в его направлении и стал разглядывать дрожащие тонкие пальцы. Ровно на том же месте сидел еще неделю назад Таварая Сотацу [10]. Они проговорили весь день перед возвращением Сотацу в Киото, где у него в магазине накопились неотложные дела и заказы. Что они обсуждали? Эдикт прошлого года о запрете христианства? [11] Журавлей? Эта работа казалась Коэцу вершиной их коллаборации с Сотацу.
Антология с журавлями (яп. 鶴図下絵和歌巻) — представляет собой свиток, проиллюстрированный с помощью серебряного и золотого пигментов, украшенный рисунками Сотацу и каллиграфией Хонами Коэцу.
Текст на свитке это отдельные стихотворения вака [12] авторства тридцати шести бессмертных поэтов [13], по одному от каждого автора. Рисунок представляет собой различные изображения журавлей в разных позах. Картина-свиток достигает в длину 13 метров 53 сантиметра. Эта художественная работа уникальным образом создает иллюзию движения. Лучше всего это передано в восхитительной одноименной анимационной короткометражке Кодзи Ямамуры.
На сегодняшний день нам известно о четырех “свитковых проектах” Коэцу и Сотацу: “Антология с журавлями”, “Лотосовая Сутра”, “Свиток с оленем” и “Цветы четырех сезонов”. Все они были выполнены на бумаге, которую, по-видимому, изготовлял мастер Камиси Седзи (его печать имеется, например, на обороте “Антологии с журавлями”), также живший в Такагаминэ [14]. В последующем, после прекращения сотрудничества с Сотацу, Коэцу перестанет использовать бумагу, предпочитая ей шелк.
Примерно в это же время, параллельно началу плодотворного сотрудничеству с Таварая Сотацу, Коэцу создал один из первых своих проектов, ярко выразивших его страстное увлечение эстетикой и культурой эпохи Хэйан. Речь идет о его работе над изданием классической повести X века “Исэ-моногатари”, которую мастер закончил в 1608 году [15]. Этот проект Коэцу выполнил для печатной мастерской Сагабон (Сага — название района в Киото, где располагалась мастерская), ставшей определяющим двигателем литературного и книжного искусства в конце XVI — начале XVII вв. Изданная в мастерской Сагабон повесть “Исэ-моногатари” уникальна, прежде всего, подходом Коэцу. Изображения и текст у него не играют разъединенные функции — повествование и сопровождение — но создают единую историю, где одно неотделимо от другого. Таким образом, Коэцу старался возродить красоту классической книги-свитка эпохи Хэйан [16] — эмакимоно [17]. Еще одной удивительной особенностью этого издания стал шрифт: текст был набран с помощью подвижного деревянного шрифта, иероглифы для которого были написаны самим Коэцу.
Внезапно рядом с первым воробьем приземлился второй и вытянул клюв к верху, словно подставляя для поцелуя, как на веере императора Го-Едзэй [18] “Воробьи в бамбуковых листьях”.
Коэцу, улыбаясь, погладил бороду и ощутил знакомый, приятный запах. Это был запах благовоний, и он исходил от пальцев мастера. Сам император Го-Миндзуноо [19] (сын Го-Едзэя) и его мать изготовили недавно для Коэцу благовония, которые мастер теперь использует в чайных церемониях, о чем он недавно написал Фудзи Харима-но-ками, своему знакомому аптекарю в Киото.
Птицы вдруг отвернулись от мастера и рывком взлетели. Тут-то Коэцу и вспомнил, что его так расстроило во встрече с Сотацу. Это были настойчивые и назойливые стремления Сотацу к занятиям живописью, о которых тот в тысячный раз столь пространно разглагольствовал. Коэцу мог это понять, учитывая то, что сам кардинально сменил род деятельности, но честолюбие мешало ему признаться в этом. Если Сотацу посвятит себя живописи, их сотрудничеству придет конец [20], а Коэцу считал создавшийся тандем весьма успешным.
После недавнего микроинсульта у Коэцу дрожат руки. Легкий тремор не сильно заметен, но сильно мешает мастеру в работе с лаком и кистью, а это — серьезный удар для честолюбивого Коэцу. Он не знает, что сегун Иэясу, узнав о его болезни, уже распорядился доставить ему дорогой порошок из рога носорога. Не знает Коэцу и о том, что скоро оправится и проживет еще долгие 22 года, полные событий и работы. Мастер смотрит на только что изготовленную чайную чашку раку [21] и боится взять ее в предательски дрожащие руки.
Может быть, теперь Коэцу думает о недавней смерти Нобутады? Их многое связывало. Вместе с Коноэ Нобутада (1565–1614) и Сёкадо Сёдзё (1584–1659) Хонами Коэцу входил в состав знаменитого сообщества лучших каллиграфов Японии — санпицу (“три кисти”, 寛永三筆), в рамках традиции, основанной первым из великих японских каллиграфов — буддийским монахом Кукаем (774–835), прославившимся эпоху Хэйян[22]. Коэцу вспомнил, как однажды находился в гостях у Коноэ Нобутады. Речь зашла о каллиграфии, и любопытный хозяин попросил Хонами назвать трех крупнейших каллиграфов страны. Коэцу, не колеблясь, ответил: «Второй — это вы, третий — Сёкадо Сёдзё». «А кто же первый?», — спросил тогда озадаченный Нобутада. «Разумеется, я», — без улыбки отозвался мастер.
Коэцу начал изучать каллиграфию рано, познакомившись с придворными традициями под руководством Сонсё, настоятеля храма Сёрен-ин[23], который традиционно являлся главной школой для изучения классической придворной каллиграфии[24]. В последующем на Коэцу так же оказали влияние работы таких мастеров каллиграфии, как основатель буддийской школы сингон-сю[25] Кобо Даиси (774–835) и китайский каллиграф Жанг Жиси (1186–1266).
Еще одним важным влиянием на каллиграфию Коэцу стал театр Но. Коецу был глубоко вовлечен в мир японского театра Но, разрабатывал либретто и собирал музыку, используемую для пьес Но древних японских классиков. Он даже жил неподалеку от Кандзэ Тадасика (Кокусецу), главы труппы Кандзэ[26], одной из пяти ведущих театральных школ Японии. На протяжении периода Эдо школа Кандзэ находилась под патронажем японских чиновников и считалась старшей из всех школ театра Но. Связь Коэцу и Но очевидна, и если раньше считалось, что стиль каллиграфии Хонами Коэцу для либретто театра Но был изобретен им самим, то сейчас ученые, исследовав либретто Кокусецу, приходят к выводу, что все было с точностью наоборот: традиции и каллиграфическая эстетика либретто театра Но повлияла на стиль Коэцу[27].
Также Коэцу был истинным мастером цирасигаки — техники каллиграфии, когда начало текста и его главные части определяются не их расположением на листе, а размером иероглифов и толщиной линий. Ярким примером использования этой техники может служить открытка со стихотворением Киёвара-но Фукаябу[28]. Стихотворение начинается в центре, и лишь полностью прочитав текст до левого края, можно закончить стих, прочитав столбцы справа.
Если я умру от разбитого сердца,
Ничье имя кроме твоего
Не будет упомянуто как повинное в этом,
Хотя, несомненно, ты лишь ответишь:
Это жизнь, ничто не длится вечно.
Вершиной мастерства каллиграфии Коэцу стали так называемые стихо-картины: открытки сикиси (квадратные) и танзаку (прямоугольные). Хонами Коэцу декорировал бумагу, используя в основном золотой и серебряный фоны, а также делал рисунки. Кроэцу же писал стихотворения, которые брал из классических поэтических антологий периодов Хэйан и Камакура. Стиль Коэцу на этих открытках ни с чем не спутать — богатый, текучий, спонтанный. Один иероглиф выписан крупно, плотно и широко, но уже следующий становится узким и едва ли не исчезает — так тонка линия кисти мастера.
Солнечный луч скользнул по чаше раку, стоящей перед мастером, и Коэцу ясно увидел перед собой образ вакидзаси [29]. Интересно, подумал он, почему “святой меч” [30] Японии Миямото Мусаси решил вдруг после двух битв при Осаке стать прорабом [31]? Коэцу давно забросил мечи, передав семейное дело приемному сыну, но холодное оружие все также волнует его. Сам он никогда не занимался его изготовлением, так как в Японии изготовление и полировка и украшение меча — два совершенно разных искусства, каждому из которых поколения мастеров посвящают целые жизни. Коэцу занимался вторым [32].
Вполне возможно, до Коэцу даже дошли удивительные слухи о дуэли Мусаси и Иэясу. Но если и так, слухам Коэцу, но верит. В конце концов, Иэясу уже за 70, — о какой дуэли может идти речь? Кстати, вполне возможно, что Хонами Коэцу размышляет о возрасте сегуна? Что произойдет после его смерти (которая случится уже в следующем 1616-м году)?
Не возраст ли и не болезни ли стали причиной многих решений Иэясу в последнее время? Коэцу есть о чем подумать, пока он сидит в своем новом саду. Его, как и всю эту землю, заберет у него после смерти в 1637 году внук Иэясу, но об этом мастер точно сейчас не думает.
Коэцу встряхнул руки, словно сбрасывая с себя страх, и взял чашу раку, стоявшую перед ним все это время. Это чаша Фудзи-сан, национальное достояние Японии и одна из самых известных чаш раку в мире. Она пришлась по душе и всем знакомым и друзьям мастера. Почему?
Коэцу и сейчас может вспомнить все движения своих рук, работавших с этой глиной. В пористой дымке прячется Фудзи-сан. Что особенного находят другие в этой безыскусной и грубой простоте раку? Для мастера в ней кроется ответ на главный вопрос — вопрос о том, как «ничего не иметь»[33].
Самому Коэцу гораздо больше нравилась чаша Сеппо (дословно — «заснеженные вершины»). Помимо того, что форма и цвет чаши особенно удивительно гармонируют друг с другом, этот образец раку известен еще и использованием уникальной техники кинцуги [34] (кинцукурой). Современные исследователи сходятся во мнении, что Коэцу изначально планировал использование данной техники, и трещины должны были символизировать не что иное, как тающий снег и потоки воды, стекающие с вершин. В то же время, важно будет указать, что золото, которым закрывались трещины, не выступало самостоятельным украшением, а должно было подчеркивать красоту трещины, несовершенства, бренности вещи. Конечно же, чаша Сеппо — безупречный пример эстетики ваби-саби[35].
Возможно, размышления о раку возвращают Коэцу к мыслям о смерти? Если да, то на этот раз он вспоминает мастера чайной церемонии и даймё [36] Фурута Орибэ. Буквально месяц назад Коэцу получил известие о том, что Орибэ с сыном совершили сепукку по приказанию Иэясу. Орибэ примкнул к мятежникам в Осакской кампании и оказался среди поверженных. Коэцу с теплом вспоминал уроки даймё Орибэ, у которого научился высокому искусству чайной церемонии. Во многом благодаря этому Коэцу так страстно и занялся керамикой.
Орибэ, в свою очередь, получил свое мастерство от великого Сэн-но Рикю, вернувшего чайной церемонии статус тонкого искусства буквально несколько десятилетий назад. Современному читателю Сэн-но Рикю известен, прежде всего, благодаря “Книге чая” Окакуры Какудзо. Какудзо закончил Токийский университет, где изучал английскую литературу. Одним из его преподавателей был философ и этнограф Эрнест Феноллоза, впоследствии Окакура был его переводчиком в поездках по Японии. Окакура Какудзо и Эрнест Феноллоза сыграли важную роль в разработке учебных программ нихонга [37] для основных художественных школ и активно поощряли художников и покровительствовали им.
Коэцу рассмеялся, что позволял себе редко. Возможно, он вдруг осознал четкую аналогию? Он, выросший в семье декораторов и шлифовальщиков мечей, стал делать керамику раку, познакомившись с чайной церемонией. А ведь родоначальник раку, гончар Тёдзиро[38], 40 лет назад, ровно так же забросил изготовление черепицы ради чайных чаш после знакомства с чайным мастером Сэн-но Рикю во время строительства дворца Дзюракудай в Киото для Тоётоми Хидеёси. Последний и даровал в 1584 году Тёдзиро творческое имя «Раку» (яп. 楽, «наслаждение» или «простота», «естественность»).
Коэцу встал и быстро вернулся в дом. Сев напротив токонома [39], он взглянул на излюбленное какэмоно [40]. На нем, пусть и не его рукой, было выведено замечательное стихотворение Минамото-но Хитоси [41].
По дороге Азума
Пересекая лодочный мост Сано
Посещают мой разум
Мысли, которые неведомы никому
Именно это стихотворение Коэцу использовал в недавно изготовленной коробке для письменных принадлежностей.
Лаковая шкатулка «(Понтонный) Мост Сано», созданная Коэцу, была в некоторой степени поклоном в сторону лучших лаковых произведений XII в. Ассиметричная композиция придает динамику квадратной шкатулке, а свинцовая основа, положенная под лак, создает неровную фактуру моста и лодок (техника хирамаки-э[42]). Шероховатый, неровный мазок моста гипнотически контрастирует с лодками, которые он словно бы укрывает от глаз наблюдателя. Каллиграфия также уникальна — Коэцу решил вовсе исключить иероглифы «лодки» и «моста» — ведь они и так изображены на поверхности крышки!
Вдруг мастер вспомнил, что забыл свою чашу раку в саду. Может, пусть останется там, а еще лучше достанется кому-то, проходящему мимо? Раздвинув сёдзи [43], Коэцу осмотрел сад и дорогу, уходящую за пологий холм. Скоро он построит здесь целую деревню, посвященную нитирэн (буддийская секта, последователями которой, кстати, являются Тина Тернер, Херби Хэнкок и Орландо Блум) и искусствам. Она станет истинной деревней художников, оттачивающих мастерство и наблюдающих красоту. Да, так и будет, решил Коэцу.
В ноябре 2019 в этой местности Aman Kyoto построили [44] небольшой отель в традиционном японском стиле, так что сейчас всякий любитель работы Коэцу и японского искусства может с комфортом посетить места уникальной «деревни художников», прогуляться по тем же садам и даже отобедать в ресторане, открытом в честь самого Хонами Коэцу.
Школа Римпа тоже, пожалуй, началась именно здесь и в художественном смысле и в идеологическом. Хонами Коэцу, наравне с Таварая Сотацу, считается основателем этой уникальной школы, опирающейся с одной стороны на эстетику ваби, а с другой на эстетику культуры Хэйян. Ваби, развитая упоминавшимся уже ранее чайным мастером Сен-но Рикю, культивировала преклонение перед простотой, недосказанностью, несовершенством, а во многом — и аскетизмом. Не будучи создателем философии ваби-саби, находящей красоту в простоте, Рикю, тем не менее, был одним из главных популяризаторов её в целом и внедрения её в чайную церемонию в частности.
Нехватка территории, ресурсов и ископаемых, полное отсутствие излишеств — вот одна из основных причин популярности ваби. Семь основных принципов ваби-саби: фукинсэй — асимметрия, неправильность; кансо — простота; коко — скудость, потрепанность; сидзэн — отсутствие притворства, бытие естественным; югэн — тонкое глубокое изящество, неочевидность; дацудзоку — неподверженность конвенциональному мнению, свобода; сэйдзяку — спокойствие.
Особенно важное развитие получила эстетика югэн. “Наблюдать как солнце опускается за холм, покрытый цветами. Блуждать в огромном лесу, не думая о возвращении. Стоять на берегу и смотреть вслед лодке, которая исчезает за далекими островами. Созерцать полет диких гусей, замеченных и потерянных среди облаков. И тонкие тени бамбука на бамбуке”. Так эстетику югэн описал Дзэами Мотокиё[45], который стал в итоге создателем японского театра драматического искусства.
Японцы научились находить красоту в простоте, окружающей природе, минимализме и даже в несовершенстве и, казалось бы, ущербности. В эстетике ваби даже трещины и сколы — повод для любования. Приоритетные цвета в одежде и утвари — цвета земли и окружающего мира. Здесь также продолжается во многом цветовая традиция эпохи Хэйан. К примеру, вот наиболее часто встречающиеся цвета женской одежды: ао (бирюзовый), моеги (яблочно-зеленый), куренай (алый), кобай (сливово-розовый), суо (темная ржавчина), ки (лимонно-желтый), кучиба (цвет гниющей листвы), ямабуки (золотисто-желтый), мурасаки (фиолетовый, пурпурный), широ (белый).
Еще одним важным элементов эстетики Хэйан, на которую опиралась школа Римпа — преклонение перед вещами. Вещи — могут говорить, могут транслировать суть этого мира. Важно отметить, что первые японские повести назывались моногатари. Раньше в ходу было слово камигатари — “говорят боги”, но Хэйан — это эпоха моногатари, — “говорят вещи”.
Пример такого отношения к самым обычным окружающим вещам можно найти в знаменитой книге «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон [46]:
42. То, что утонченно-красиво
Белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья.
Яйца дикого гуся.
Сироп из сладкой лозы с мелко наколотым льдом в новой металлической чашке.
Четки из хрусталя.
Цветы глицинии.
Осыпанный снегом сливовый цвет.
Миловидный ребенок, который ест землянику.
Хонами Коэцу прикрыл глаза и положил дрожащие руки на колени. Его веки так плотно сжаты, что, кажется, будто он прислушивается к музыке, которой нет. В середине 20-го века, бывший боксер, топ-менеджер автомобильной компании и изготовитель мечей Есиаки Сугано [47] назовет именем Коэцу изобретенный им фоно-картридж для проигрывания виниловых пластинок, который станет одним из наиболее известных и качественных за всю историю производства винила.
Возможно, именно эта картина передает жизнь и эстетику Коэцу лучше всего? Медленно крутящийся иссиня черный диск, и идеальный звук, проигрываемый благодаря идеальному маленькому изделию, не обладающему ни изысканностью, ни оригинальностью, — ничем, кроме сдержанного величия идеальной функции.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] С 794 по 1869 год Киото был столицей Японии, главной резиденцией Императоров. Старое название — Хэйан.
[2] «Сёгун» (англ. Shōgun) — роман-эпопея американского писателя Джеймса Клавелла, оконченный в 1975 году. Роман написан в жанре исторического романа и повествует о судьбе английского морского штурмана, который первым из своих соотечественников оказался в Японии XVII века.
[3] Art and Palace Politics in Early Modern Japan 1580s-1680s, Elizabeth Lillehoj, 2011, стр. 181
[4] Нитирэн-сю (яп. 日蓮宗) — одна из основных буддийских школ Японии, принадлежащая к направлению махаяны. Школу создал японский буддийский монах Нитирэн (1222–1282) на основе учения школы Тэндай.
[5] The Life and arts of Honami Koetsu, Fisher, pp21–22
[6] Род Маэда (яп. 土屋氏) — японский самурайский род. Второй по доходам и мугеществу род в период Эдо после правящего клана Токугава
[7] Ко́ку — традиционная японская мера объёма, примерно равна 180,39 литра.
[8] The Honami Family, Markus Sesko, page 60
[9] Гокэнин (яп. 御家人) — служилый разряд мелкого японского дворянства в Средневековье и Новое время. К концу периода Токугава в Японии насчитывалось около 17 тысяч гокэнинов.)
[10] Таварая Сотацу (俵屋 宗達, род. 1600 г. — ум. 1643 г.) — японский художник. Сотацу наиболее известен благодаря иллюстрациям к каллиграфическим работам Хонами Коэцу
[11] В 1612 году Токугава запретил исповедание христианства в своих владениях, а в 1614 году распространил этот запрет на всю Японию.
[12] Вака (яп. 和歌, букв. «японская песнь») — японский средневековый поэтический жанр. Название жанра вака возникло в период Хэйан для отличия собственно японского поэтического стиля от преобладавшего в то время жанра китайской поэзии канси (яп. 漢詩)
[13] Тридцать шесть бессмертных (яп. 三十六歌仙) — составленный в Средние века список величайших поэтов Японии.
[14] The Deer Scroll by Koetsu and Sotatsu Reappraised, Golden Week Lacture Series SAM, Mieko Murase, page 7
[15] Японское искусство книги, Е.В. Завадская 2014, стр. 112
[16] Японское искусство книги, Е.В. Завадская 2014, стр. 111
[17] Эмакимоно (яп. 絵巻物) — горизонтальный свиток из бумаги или шёлка, наклеенный на основу, обрамленную парчовой каймой, с двумя деревянными валиками на концах. Такие свитки представляли собой иллюстрации к романам, повестям, буддийским сутрам, изображения обычно сочетались с текстом. Они были популярны в Японии в период с XI по XVI век. Ширина свитка составляла в среднем около 30 см, длина могла достигать 9–12 метров.
[18] Го-Ёдзэй (яп. 後陽成天皇, 31 декабря 1572–25 сентября 1617) — японский император. Его правление символизирует переход между периодами Адзути-Момояма и Эдо. Император Го-Ёдзэй был назван по имени императора Ёдзэй, правившего в IX веке, к которому была добавлена приставка го- (後), которая переводится как «поздний», а в некоторых старых текстах — как «второй», так что имя императора может означать «более поздний Ёдзэй» или «Ёдзэй II».
[19] Император Го-Мидзуноо (яп. 後水尾天皇 Го-Мидзуноо-тэнно:, личное имя Котохито яп. 政仁; 29 июня 1596–11 сентября 1680) — 108-й правитель в истории Японии, правил с 1611 по 1629 год.
[20] Так и произойдет около 1620 года, и Таварая Сотацу полностью посвятит себя живописи.
[21] раку (яп. 楽焼 раку-яки) — тип японской керамики, традиционно используемой в японской чайной церемонии, в первую очередь, это чаши для чая.
[22] Хэйа́н (яп. 平安時代) — период в истории Японии с 794 по 1185 год. Слово «Хэйан» в переводе означает мир, спокойствие.
[23] Сёрен-ин (Shoren-in) был изначально резиденцией главного настоятеля монастыря буддийской школы Тэндай, седьмого сына императора Тоба, изучающего буддизм. Буддийская школа Тэндай была в то время практически официальной религией Японии. Храм известен также тем, что когда в 1788 г. сгорел Императорский дворец, то
[24] Designing Nature: The Rinpa Aesthetic in Japanese Art, John T. Carpenter, Metropolitan Museum of Art, 2013
[25] Сингон-сю (яп. 真言宗) — одна из основных буддийских школ Японии, принадлежащая направлению ваджраяны. Слово сингон (кит. 真言, чжэньянь) означает «истинное, правильное слово» или мантра — молитвенная формула. Школа возникла в период Хэйан (яп. 平安時代, 794–1185). Основатель школы — монах Кукай (яп. 空海).
[26] Школа Кандзэ (яп. 観世流 кандзэ-рю:) — одна из пяти старейших школ в японском театре но. Делится на школу исполнения главных ролей ситэ, школу игры на малом японском барабане цудзуми и школу игры на большом японском барабане тайко.
[27] The Written Image: Japanese Calligraphy and Painting from the Sylvan Barnet and William Burto Collection (2013)
[28] Киёхара-но Фукаябу или Киёвара-но Фукаябу (清原 深養父, годы жизни неизвестны) — японский поэт периода Хэйан.)
[29] Вакидзаси (яп. 脇差) — короткий японский меч (сёто). В основном использовался самураями и носился на поясе. Его носили в паре с катаной.
[30] Миямото Мусаси (яп. 宮本 武蔵, 1584–13 июня 1645) — японский ронин, считается одним из самых известных фехтовальщиков в истории Японии. Современники дали ему прозвище Кэнсэй (яп. 剣聖, «Святой Меч»).
[31] Миямото Мусаси в 1615 году перешел на службу Огасавара Тоданао (小笠原忠直) в провинции Харима, получив должность прораба.
[32] Хонами Коэцу происходил из прославленной семьи оружейников, известной со времен первых сегунов Асикаги, и поначалу Хонами тоже занимался полировкой и оценкой мечей.
[33] Чаша «Муитибуцу», она же «Ничего не иметь» работы мастера Тёдзиро (Музей изобразительных искусств Эгава).
[34] Кинцуги (яп. 金継ぎ — золотая заплатка), или кинцукурой (яп. 金繕い — золотой ремонт), — японское искусство реставрации керамических изделий с помощью лака, полученного из сока лакового дерева (уруси), смешанного с золотым, серебряным или платиновым порошком.
[35] Wabi Sabi: The Aesthetic of Decay. Johnathan Flowers. Southern Illinois University
[36] Даймё (яп. 大名, даймё:, букв. «большое имя») — крупнейшие военные феодалы средневековой Японии. Если считать, что класс самураев был элитой японского общества X — XIX веков, то даймё — элита среди самураев.
[37] Нихонга (яп. 日本画; букв. «японская живопись») — живопись Японии конца XIX — начала XXI веков, которая, преимущественно, основывается на традиционных японских художественных традициях, техниках и материалах. Несмотря на то, что она основана на традициях, насчитывающих более тысячи лет, данный термин был придуман в период Мэйдзи, чтобы отличать традиционные картины от работ в западном стиле, так называемом Ёга (яп. 洋画)
[38] Танака Тёдзиро (яп. 田中長次郎 танака тё:дзиро:), род. 1516 (?) — ум. между 1589 и 1592, Киото (?), Япония) — японский керамист, основатель школы Раку.
[39] Токонома (яп. 床の間) — альков или ниша в стене традиционного японского жилища, является одной из 4 основных составляющих элементов главного помещения японского аристократического дома.
[40] Какэмоно (яп. 掛物) — вертикально висящий свиток из бумаги или шёлка, наклеенный на специальную основу, обрамленный парчовой каймой и снабженный по краям деревянными валиками. Может содержать рисунок или быть иероглифическим. Является элементом архитектурного стиля сёин-дзукури, сложившегося в Японии в
[41] Минамото-но Хитоси, а также Санги Хитоси (源等 или 参議等, 880 — март 951) — японский вака-поэт и государственный чиновник середины периода Хэйан.
[42] Хирамаки-э («плоская маки-э») представляет собой смешивание лака с металлическими порошками и полировка полученного таким образом изделия для создания гладкой поверхности.
[43] Сёдзи (яп. 障子 сёдзи) — в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.
[44] https://robbreport.com/travel/resorts/aman-opens-in-a-kyoto-forest-2877762/
[45] Дзэами Мотокиё (яп. 世阿弥 元清, ок. 1363 — ок. 1443) — японский актёр и драматург, автор учения об актёрском искусстве.
[46] «Записки у изголовья» (яп. 枕草子 макура, но со:си) — вошедшая в классику японской литературы книга писательницы Сэй-Сёнагон. Она относится к литературному жанру дзуйхицу, к середине хэйанской эпохи (IX — XII вв.).
[47] http://www.koetsuaudio.com/history