Create post
Art

История и эстетика школы Римпа: Хонами Коэцу

1615 год. На северо-западе от столицы [1] Японии, Киото, в местности под названием Такагаминэ в небольшом саду за тонкой изгородью сидит 57-летний Хонами Коэцу и размышляет о чем-то. Только что отцвел золотой османтус, а через три месяца зацветет сакура. Может быть, он думает об этом? А возможно он, как и современные нам историки, не до конца уверен в истинных причинах, по которым Токугава Иэясу подарил ему эту землю в Такагаминэ в пользование. Земля — уникальная вещь. Когда у тебя есть земля, у тебя есть сила, есть возможность пустить корни. Так ссылка это все–таки или дар от того, кто сумел распознать в Коэцу гения, которого в последующем назовут японским Леонардо да Винчи? Токугава Иэясу, вошедший в историю, как основатель последней третьей сегунской династии (завершивший создание централизованного феодального государства), а современному человеку известный разве что из популярной книги Джеймса Клавелла [2], — человек загадочный и великий. Почти наверняка загадочность и величина в случае Иэясу — напрямую взаимосвязаны. Так о чем же думает Хонами Коэцу, еще не старый даже по тогдашним меркам мастер, оставивший свое семейное дело полировки и оценки мечей ради искусств?

Хонами Коэцу

Хонами Коэцу

В течение последующих десятилетий Коэцу превратит Такагаминэ в настоящую колонию художников. Здесь поселится в общем счете более 50 семей [3], среди которых будет и большая семья самого Коэцу. По разным данным, население “деревни художников” будет составлять при жизни Коэцу более 200 человек. Все они имели прямое отношение либо к секте Нитирэн [4], либо к искусствам. Среди наиболее известных: дизайнер и производитель тканей Огата Сохаку, изготовитель кистей Фудея Миеки, мастер лаковых изделий Цусида Сотаку. Популярность и активность секты Нитирен, кстати, некоторыми исследователями рассматривалась как одна из причин указа Иэясу о “выселении” Коэцу из Киото в Такагаминэ, то есть с целью уменьшения его влияния на киотское общество[5]. Некоторые ученые указывают и на то, что близость Коэцу к императорскому двору (как напрямую, так и посредством связей с могущественным кланом Маэда [6], который семья Хонами обслуживала в течение нескольких столетий) также могла повлиять на решение сегуна, которому претила любая идея усиления императора и его двора.

Изображение Такагаминэ, 1780

Изображение Такагаминэ, 1780

Коэцу только что вышел на покой. Он оставил управление семейными делами в этом году. Его довольствие от клана Маэда составляло 200 коку [7], пока он управлял делом, но сейчас он на пенсии, и довольствие сокращено вдвое[ 8]. То есть он стал получать такую же пенсию, какую обычно получал гокэнин [9]. Думает ли Коэцу об этом?

Карта Такагаминэ. (1) — резиденция Хонами Коэцу

Карта Такагаминэ. (1) — резиденция Хонами Коэцу

Внезапно, напротив мастера приземлился воробей. Коэцу вытянул руку в его направлении и стал разглядывать дрожащие тонкие пальцы. Ровно на том же месте сидел еще неделю назад Таварая Сотацу [10]. Они проговорили весь день перед возвращением Сотацу в Киото, где у него в магазине накопились неотложные дела и заказы. Что они обсуждали? Эдикт прошлого года о запрете христианства? [11] Журавлей? Эта работа казалась Коэцу вершиной их коллаборации с Сотацу.

Антология с журавлями (яп. 鶴図下絵和歌巻) — представляет собой свиток, проиллюстрированный с помощью серебряного и золотого пигментов, украшенный рисунками Сотацу и каллиграфией Хонами Коэцу.

Текст на свитке это отдельные стихотворения вака [12] авторства тридцати шести бессмертных поэтов [13], по одному от каждого автора. Рисунок представляет собой различные изображения журавлей в разных позах. Картина-свиток достигает в длину 13 метров 53 сантиметра. Эта художественная работа уникальным образом создает иллюзию движения. Лучше всего это передано в восхитительной одноименной анимационной короткометражке Кодзи Ямамуры.

На сегодняшний день нам известно о четырех “свитковых проектах” Коэцу и Сотацу: “Антология с журавлями”, “Лотосовая Сутра”, “Свиток с оленем” и “Цветы четырех сезонов”. Все они были выполнены на бумаге, которую, по-видимому, изготовлял мастер Камиси Седзи (его печать имеется, например, на обороте “Антологии с журавлями”), также живший в Такагаминэ [14]. В последующем, после прекращения сотрудничества с Сотацу, Коэцу перестанет использовать бумагу, предпочитая ей шелк.

Примерно в это же время, параллельно началу плодотворного сотрудничеству с Таварая Сотацу, Коэцу создал один из первых своих проектов, ярко выразивших его страстное увлечение эстетикой и культурой эпохи Хэйан. Речь идет о его работе над изданием классической повести X века “Исэ-моногатари”, которую мастер закончил в 1608 году [15]. Этот проект Коэцу выполнил для печатной мастерской Сагабон (Сага — название района в Киото, где располагалась мастерская), ставшей определяющим двигателем литературного и книжного искусства в конце XVI — начале XVII вв. Изданная в мастерской Сагабон повесть “Исэ-моногатари” уникальна, прежде всего, подходом Коэцу. Изображения и текст у него не играют разъединенные функции — повествование и сопровождение — но создают единую историю, где одно неотделимо от другого. Таким образом, Коэцу старался возродить красоту классической книги-свитка эпохи Хэйан [16] — эмакимоно [17]. Еще одной удивительной особенностью этого издания стал шрифт: текст был набран с помощью подвижного деревянного шрифта, иероглифы для которого были написаны самим Коэцу.

Внезапно рядом с первым воробьем приземлился второй и вытянул клюв к верху, словно подставляя для поцелуя, как на веере императора Го-Едзэй [18] “Воробьи в бамбуковых листьях”.

Коэцу, улыбаясь, погладил бороду и ощутил знакомый, приятный запах. Это был запах благовоний, и он исходил от пальцев мастера. Сам император Го-Миндзуноо [19] (сын Го-Едзэя) и его мать изготовили недавно для Коэцу благовония, которые мастер теперь использует в чайных церемониях, о чем он недавно написал Фудзи Харима-но-ками, своему знакомому аптекарю в Киото.

Птицы вдруг отвернулись от мастера и рывком взлетели. Тут-то Коэцу и вспомнил, что его так расстроило во встрече с Сотацу. Это были настойчивые и назойливые стремления Сотацу к занятиям живописью, о которых тот в тысячный раз столь пространно разглагольствовал. Коэцу мог это понять, учитывая то, что сам кардинально сменил род деятельности, но честолюбие мешало ему признаться в этом. Если Сотацу посвятит себя живописи, их сотрудничеству придет конец [20], а Коэцу считал создавшийся тандем весьма успешным.

После недавнего микроинсульта у Коэцу дрожат руки. Легкий тремор не сильно заметен, но сильно мешает мастеру в работе с лаком и кистью, а это — серьезный удар для честолюбивого Коэцу. Он не знает, что сегун Иэясу, узнав о его болезни, уже распорядился доставить ему дорогой порошок из рога носорога. Не знает Коэцу и о том, что скоро оправится и проживет еще долгие 22 года, полные событий и работы. Мастер смотрит на только что изготовленную чайную чашку раку [21] и боится взять ее в предательски дрожащие руки.

Может быть, теперь Коэцу думает о недавней смерти Нобутады? Их многое связывало. Вместе с Коноэ Нобутада (1565–1614) и Сёкадо Сёдзё (1584–1659) Хонами Коэцу входил в состав знаменитого сообщества лучших каллиграфов Японии — санпицу (“три кисти”, 寛永三筆), в рамках традиции, основанной первым из великих японских каллиграфов — буддийским монахом Кукаем (774–835), прославившимся эпоху Хэйян[22]. Коэцу вспомнил, как однажды находился в гостях у Коноэ Нобутады. Речь зашла о каллиграфии, и любопытный хозяин попросил Хонами назвать трех крупнейших каллиграфов страны. Коэцу, не колеблясь, ответил: «Второй — это вы, третий — Сёкадо Сёдзё». «А кто же первый?», — спросил тогда озадаченный Нобутада. «Разумеется, я», — без улыбки отозвался мастер.

Коэцу начал изучать каллиграфию рано, познакомившись с придворными традициями под руководством Сонсё, настоятеля храма Сёрен-ин[23], который традиционно являлся главной школой для изучения классической придворной каллиграфии[24]. В последующем на Коэцу так же оказали влияние работы таких мастеров каллиграфии, как основатель буддийской школы сингон-сю[25] Кобо Даиси (774–835) и китайский каллиграф Жанг Жиси (1186–1266).

Еще одним важным влиянием на каллиграфию Коэцу стал театр Но. Коецу был глубоко вовлечен в мир японского театра Но, разрабатывал либретто и собирал музыку, используемую для пьес Но древних японских классиков. Он даже жил неподалеку от Кандзэ Тадасика (Кокусецу), главы труппы Кандзэ[26], одной из пяти ведущих театральных школ Японии. На протяжении периода Эдо школа Кандзэ находилась под патронажем японских чиновников и считалась старшей из всех школ театра Но. Связь Коэцу и Но очевидна, и если раньше считалось, что стиль каллиграфии Хонами Коэцу для либретто театра Но был изобретен им самим, то сейчас ученые, исследовав либретто Кокусецу, приходят к выводу, что все было с точностью наоборот: традиции и каллиграфическая эстетика либретто театра Но повлияла на стиль Коэцу[27].

Также Коэцу был истинным мастером цирасигаки — техники каллиграфии, когда начало текста и его главные части определяются не их расположением на листе, а размером иероглифов и толщиной линий. Ярким примером использования этой техники может служить открытка со стихотворением Киёвара-но Фукаябу[28]. Стихотворение начинается в центре, и лишь полностью прочитав текст до левого края, можно закончить стих, прочитав столбцы справа.

Если я умру от разбитого сердца,
Ничье имя кроме твоего
Не будет упомянуто как повинное в этом,
Хотя, несомненно, ты лишь ответишь:
Это жизнь, ничто не длится вечно.


Вершиной мастерства каллиграфии Коэцу стали так называемые стихо-картины: открытки сикиси (квадратные) и танзаку (прямоугольные). Хонами Коэцу декорировал бумагу, используя в основном золотой и серебряный фоны, а также делал рисунки. Кроэцу же писал стихотворения, которые брал из классических поэтических антологий периодов Хэйан и Камакура. Стиль Коэцу на этих открытках ни с чем не спутать — богатый, текучий, спонтанный. Один иероглиф выписан крупно, плотно и широко, но уже следующий становится узким и едва ли не исчезает — так тонка линия кисти мастера.

Солнечный луч скользнул по чаше раку, стоящей перед мастером, и Коэцу ясно увидел перед собой образ вакидзаси [29]. Интересно, подумал он, почему “святой меч” [30] Японии Миямото Мусаси решил вдруг после двух битв при Осаке стать прорабом [31]? Коэцу давно забросил мечи, передав семейное дело приемному сыну, но холодное оружие все также волнует его. Сам он никогда не занимался его изготовлением, так как в Японии изготовление и полировка и украшение меча — два совершенно разных искусства, каждому из которых поколения мастеров посвящают целые жизни. Коэцу занимался вторым [32].


Миямото Мусаси с двумя мечами боккен

Миямото Мусаси с двумя мечами боккен

Вполне возможно, до Коэцу даже дошли удивительные слухи о дуэли Мусаси и Иэясу. Но если и так, слухам Коэцу, но верит. В конце концов, Иэясу уже за 70, — о какой дуэли может идти речь? Кстати, вполне возможно, что Хонами Коэцу размышляет о возрасте сегуна? Что произойдет после его смерти (которая случится уже в следующем 1616-м году)?

Не возраст ли и не болезни ли стали причиной многих решений Иэясу в последнее время? Коэцу есть о чем подумать, пока он сидит в своем новом саду. Его, как и всю эту землю, заберет у него после смерти в 1637 году внук Иэясу, но об этом мастер точно сейчас не думает.

Коэцу встряхнул руки, словно сбрасывая с себя страх, и взял чашу раку, стоявшую перед ним все это время. Это чаша Фудзи-сан, национальное достояние Японии и одна из самых известных чаш раку в мире. Она пришлась по душе и всем знакомым и друзьям мастера. Почему?

Чаша Фудзи

Чаша Фудзи

Коэцу и сейчас может вспомнить все движения своих рук, работавших с этой глиной. В пористой дымке прячется Фудзи-сан. Что особенного находят другие в этой безыскусной и грубой простоте раку? Для мастера в ней кроется ответ на главный вопрос — вопрос о том, как «ничего не иметь»[33].

Самому Коэцу гораздо больше нравилась чаша Сеппо (дословно — «заснеженные вершины»). Помимо того, что форма и цвет чаши особенно удивительно гармонируют друг с другом, этот образец раку известен еще и использованием уникальной техники кинцуги [34] (кинцукурой). Современные исследователи сходятся во мнении, что Коэцу изначально планировал использование данной техники, и трещины должны были символизировать не что иное, как тающий снег и потоки воды, стекающие с вершин. В то же время, важно будет указать, что золото, которым закрывались трещины, не выступало самостоятельным украшением, а должно было подчеркивать красоту трещины, несовершенства, бренности вещи. Конечно же, чаша Сеппо — безупречный пример эстетики ваби-саби[35].

Чаша Сеппо

Чаша Сеппо

Возможно, размышления о раку возвращают Коэцу к мыслям о смерти? Если да, то на этот раз он вспоминает мастера чайной церемонии и даймё [36] Фурута Орибэ. Буквально месяц назад Коэцу получил известие о том, что Орибэ с сыном совершили сепукку по приказанию Иэясу. Орибэ примкнул к мятежникам в Осакской кампании и оказался среди поверженных. Коэцу с теплом вспоминал уроки даймё Орибэ, у которого научился высокому искусству чайной церемонии. Во многом благодаря этому Коэцу так страстно и занялся керамикой.

Орибэ, в свою очередь, получил свое мастерство от великого Сэн-но Рикю, вернувшего чайной церемонии статус тонкого искусства буквально несколько десятилетий назад. Современному читателю Сэн-но Рикю известен, прежде всего, благодаря “Книге чая” Окакуры Какудзо. Какудзо закончил Токийский университет, где изучал английскую литературу. Одним из его преподавателей был философ и этнограф Эрнест Феноллоза, впоследствии Окакура был его переводчиком в поездках по Японии. Окакура Какудзо и Эрнест Феноллоза сыграли важную роль в разработке учебных программ нихонга [37] для основных художественных школ и активно поощряли художников и покровительствовали им.

Коэцу рассмеялся, что позволял себе редко. Возможно, он вдруг осознал четкую аналогию? Он, выросший в семье декораторов и шлифовальщиков мечей, стал делать керамику раку, познакомившись с чайной церемонией. А ведь родоначальник раку, гончар Тёдзиро[38], 40 лет назад, ровно так же забросил изготовление черепицы ради чайных чаш после знакомства с чайным мастером Сэн-но Рикю во время строительства дворца Дзюракудай в Киото для Тоётоми Хидеёси. Последний и даровал в 1584 году Тёдзиро творческое имя «Раку» (яп. 楽, «наслаждение» или «простота», «естественность»).

Коэцу встал и быстро вернулся в дом. Сев напротив токонома [39], он взглянул на излюбленное какэмоно [40]. На нем, пусть и не его рукой, было выведено замечательное стихотворение Минамото-но Хитоси [41].

По дороге Азума
Пересекая лодочный мост Сано
Посещают мой разум
Мысли, которые неведомы никому

Именно это стихотворение Коэцу использовал в недавно изготовленной коробке для письменных принадлежностей.

Лаковая шкатулка «(Понтонный) Мост Сано», созданная Коэцу, была в некоторой степени поклоном в сторону лучших лаковых произведений XII в. Ассиметричная композиция придает динамику квадратной шкатулке, а свинцовая основа, положенная под лак, создает неровную фактуру моста и лодок (техника хирамаки-э[42]). Шероховатый, неровный мазок моста гипнотически контрастирует с лодками, которые он словно бы укрывает от глаз наблюдателя. Каллиграфия также уникальна — Коэцу решил вовсе исключить иероглифы «лодки» и «моста» — ведь они и так изображены на поверхности крышки!

Вдруг мастер вспомнил, что забыл свою чашу раку в саду. Может, пусть останется там, а еще лучше достанется кому-то, проходящему мимо? Раздвинув сёдзи [43], Коэцу осмотрел сад и дорогу, уходящую за пологий холм. Скоро он построит здесь целую деревню, посвященную нитирэн (буддийская секта, последователями которой, кстати, являются Тина Тернер, Херби Хэнкок и Орландо Блум) и искусствам. Она станет истинной деревней художников, оттачивающих мастерство и наблюдающих красоту. Да, так и будет, решил Коэцу.

В ноябре 2019 в этой местности Aman Kyoto построили [44] небольшой отель в традиционном японском стиле, так что сейчас всякий любитель работы Коэцу и японского искусства может с комфортом посетить места уникальной «деревни художников», прогуляться по тем же садам и даже отобедать в ресторане, открытом в честь самого Хонами Коэцу.

Школа Римпа тоже, пожалуй, началась именно здесь и в художественном смысле и в идеологическом. Хонами Коэцу, наравне с Таварая Сотацу, считается основателем этой уникальной школы, опирающейся с одной стороны на эстетику ваби, а с другой на эстетику культуры Хэйян. Ваби, развитая упоминавшимся уже ранее чайным мастером Сен-но Рикю, культивировала преклонение перед простотой, недосказанностью, несовершенством, а во многом — и аскетизмом. Не будучи создателем философии ваби-саби, находящей красоту в простоте, Рикю, тем не менее, был одним из главных популяризаторов её в целом и внедрения её в чайную церемонию в частности.

Нехватка территории, ресурсов и ископаемых, полное отсутствие излишеств — вот одна из основных причин популярности ваби. Семь основных принципов ваби-саби: фукинсэй — асимметрия, неправильность; кансо — простота; коко — скудость, потрепанность; сидзэн — отсутствие притворства, бытие естественным; югэн — тонкое глубокое изящество, неочевидность; дацудзоку — неподверженность конвенциональному мнению, свобода; сэйдзяку — спокойствие.

Особенно важное развитие получила эстетика югэн. “Наблюдать как солнце опускается за холм, покрытый цветами. Блуждать в огромном лесу, не думая о возвращении. Стоять на берегу и смотреть вслед лодке, которая исчезает за далекими островами. Созерцать полет диких гусей, замеченных и потерянных среди облаков. И тонкие тени бамбука на бамбуке”. Так эстетику югэн описал Дзэами Мотокиё[45], который стал в итоге создателем японского театра драматического искусства.

Японцы научились находить красоту в простоте, окружающей природе, минимализме и даже в несовершенстве и, казалось бы, ущербности. В эстетике ваби даже трещины и сколы — повод для любования. Приоритетные цвета в одежде и утвари — цвета земли и окружающего мира. Здесь также продолжается во многом цветовая традиция эпохи Хэйан. К примеру, вот наиболее часто встречающиеся цвета женской одежды: ао (бирюзовый), моеги (яблочно-зеленый), куренай (алый), кобай (сливово-розовый), суо (темная ржавчина), ки (лимонно-желтый), кучиба (цвет гниющей листвы), ямабуки (золотисто-желтый), мурасаки (фиолетовый, пурпурный), широ (белый).

Еще одним важным элементов эстетики Хэйан, на которую опиралась школа Римпа — преклонение перед вещами. Вещи — могут говорить, могут транслировать суть этого мира. Важно отметить, что первые японские повести назывались моногатари. Раньше в ходу было слово камигатари — “говорят боги”, но Хэйан — это эпоха моногатари, — “говорят вещи”.

Пример такого отношения к самым обычным окружающим вещам можно найти в знаменитой книге «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон [46]:

42. То, что утонченно-красиво
Белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья.
Яйца дикого гуся.
Сироп из сладкой лозы с мелко наколотым льдом в новой металлической чашке.
Четки из хрусталя.
Цветы глицинии.
Осыпанный снегом сливовый цвет.
Миловидный ребенок, который ест землянику.

Хонами Коэцу прикрыл глаза и положил дрожащие руки на колени. Его веки так плотно сжаты, что, кажется, будто он прислушивается к музыке, которой нет. В середине 20-го века, бывший боксер, топ-менеджер автомобильной компании и изготовитель мечей Есиаки Сугано [47] назовет именем Коэцу изобретенный им фоно-картридж для проигрывания виниловых пластинок, который станет одним из наиболее известных и качественных за всю историю производства винила.

Возможно, именно эта картина передает жизнь и эстетику Коэцу лучше всего? Медленно крутящийся иссиня черный диск, и идеальный звук, проигрываемый благодаря идеальному маленькому изделию, не обладающему ни изысканностью, ни оригинальностью, — ничем, кроме сдержанного величия идеальной функции.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] С 794 по 1869 год Киото был столицей Японии, главной резиденцией Императоров. Старое название — Хэйан.

[2] «Сёгун» (англ. Shōgun) — роман-эпопея американского писателя Джеймса Клавелла, оконченный в 1975 году. Роман написан в жанре исторического романа и повествует о судьбе английского морского штурмана, который первым из своих соотечественников оказался в Японии XVII века.

[3] Art and Palace Politics in Early Modern Japan 1580s-1680s, Elizabeth Lillehoj, 2011, стр. 181

[4] Нитирэн-сю (яп. 日蓮宗) — одна из основных буддийских школ Японии, принадлежащая к направлению махаяны. Школу создал японский буддийский монах Нитирэн (1222–1282) на основе учения школы Тэндай.

[5] The Life and arts of Honami Koetsu, Fisher, pp21–22

[6] Род Маэда (яп. 土屋氏) — японский самурайский род. Второй по доходам и мугеществу род в период Эдо после правящего клана Токугава

[7] Ко́ку — традиционная японская мера объёма, примерно равна 180,39 литра.

[8] The Honami Family, Markus Sesko, page 60

[9] Гокэнин (яп. 御家人) — служилый разряд мелкого японского дворянства в Средневековье и Новое время. К концу периода Токугава в Японии насчитывалось около 17 тысяч гокэнинов.)

[10] Таварая Сотацу (俵屋 宗達, род. 1600 г. — ум. 1643 г.) — японский художник. Сотацу наиболее известен благодаря иллюстрациям к каллиграфическим работам Хонами Коэцу

[11] В 1612 году Токугава запретил исповедание христианства в своих владениях, а в 1614 году распространил этот запрет на всю Японию.

[12] Вака (яп. 和歌, букв. «японская песнь») — японский средневековый поэтический жанр. Название жанра вака возникло в период Хэйан для отличия собственно японского поэтического стиля от преобладавшего в то время жанра китайской поэзии канси (яп. 漢詩)

[13] Тридцать шесть бессмертных (яп. 三十六歌仙) — составленный в Средние века список величайших поэтов Японии.

[14] The Deer Scroll by Koetsu and Sotatsu Reappraised, Golden Week Lacture Series SAM, Mieko Murase, page 7

[15] Японское искусство книги, Е.В. Завадская 2014, стр. 112

[16] Японское искусство книги, Е.В. Завадская 2014, стр. 111

[17] Эмакимоно (яп. 絵巻物) — горизонтальный свиток из бумаги или шёлка, наклеенный на основу, обрамленную парчовой каймой, с двумя деревянными валиками на концах. Такие свитки представляли собой иллюстрации к романам, повестям, буддийским сутрам, изображения обычно сочетались с текстом. Они были популярны в Японии в период с XI по XVI век. Ширина свитка составляла в среднем около 30 см, длина могла достигать 9–12 метров.

[18] Го-Ёдзэй (яп. 後陽成天皇, 31 декабря 1572–25 сентября 1617) — японский император. Его правление символизирует переход между периодами Адзути-Момояма и Эдо. Император Го-Ёдзэй был назван по имени императора Ёдзэй, правившего в IX веке, к которому была добавлена приставка го- (後), которая переводится как «поздний», а в некоторых старых текстах — как «второй», так что имя императора может означать «более поздний Ёдзэй» или «Ёдзэй II».

[19] Император Го-Мидзуноо (яп. 後水尾天皇 Го-Мидзуноо-тэнно:, личное имя Котохито яп. 政仁; 29 июня 1596–11 сентября 1680) — 108-й правитель в истории Японии, правил с 1611 по 1629 год.

[20] Так и произойдет около 1620 года, и Таварая Сотацу полностью посвятит себя живописи.

[21] раку (яп. 楽焼 раку-яки) — тип японской керамики, традиционно используемой в японской чайной церемонии, в первую очередь, это чаши для чая.

[22] Хэйа́н (яп. 平安時代) — период в истории Японии с 794 по 1185 год. Слово «Хэйан» в переводе означает мир, спокойствие.

[23] Сёрен-ин (Shoren-in) был изначально резиденцией главного настоятеля монастыря буддийской школы Тэндай, седьмого сына императора Тоба, изучающего буддизм. Буддийская школа Тэндай была в то время практически официальной религией Японии. Храм известен также тем, что когда в 1788 г. сгорел Императорский дворец, то Сёрен-ин стал временной резиденцией и принял весь императорский двор.

[24] Designing Nature: The Rinpa Aesthetic in Japanese Art, John T. Carpenter, Metropolitan Museum of Art, 2013

[25] Сингон-сю (яп. 真言宗) — одна из основных буддийских школ Японии, принадлежащая направлению ваджраяны. Слово сингон (кит. 真言, чжэньянь) означает «истинное, правильное слово» или мантра — молитвенная формула. Школа возникла в период Хэйан (яп. 平安時代, 794–1185). Основатель школы — монах Кукай (яп. 空海).

[26] Школа Кандзэ (яп. 観世流 кандзэ-рю:) — одна из пяти старейших школ в японском театре но. Делится на школу исполнения главных ролей ситэ, школу игры на малом японском барабане цудзуми и школу игры на большом японском барабане тайко.

[27] The Written Image: Japanese Calligraphy and Painting from the Sylvan Barnet and William Burto Collection (2013)

[28] Киёхара-но Фукаябу или Киёвара-но Фукаябу (清原 深養父, годы жизни неизвестны) — японский поэт периода Хэйан.)

[29] Вакидзаси (яп. 脇差) — короткий японский меч (сёто). В основном использовался самураями и носился на поясе. Его носили в паре с катаной.

[30] Миямото Мусаси (яп. 宮本 武蔵, 1584–13 июня 1645) — японский ронин, считается одним из самых известных фехтовальщиков в истории Японии. Современники дали ему прозвище Кэнсэй (яп. 剣聖, «Святой Меч»).

[31] Миямото Мусаси в 1615 году перешел на службу Огасавара Тоданао (小笠原忠直) в провинции Харима, получив должность прораба.

[32] Хонами Коэцу происходил из прославленной семьи оружейников, известной со времен первых сегунов Асикаги, и поначалу Хонами тоже занимался полировкой и оценкой мечей.

[33] Чаша «Муитибуцу», она же «Ничего не иметь» работы мастера Тёдзиро (Музей изобразительных искусств Эгава).

[34] Кинцуги (яп. 金継ぎ — золотая заплатка), или кинцукурой (яп. 金繕い — золотой ремонт), — японское искусство реставрации керамических изделий с помощью лака, полученного из сока лакового дерева (уруси), смешанного с золотым, серебряным или платиновым порошком.

[35] Wabi Sabi: The Aesthetic of Decay. Johnathan Flowers. Southern Illinois University

[36] Даймё (яп. 大名, даймё:, букв. «большое имя») — крупнейшие военные феодалы средневековой Японии. Если считать, что класс самураев был элитой японского общества X — XIX веков, то даймё — элита среди самураев.

[37] Нихонга (яп. 日本画; букв. «японская живопись») — живопись Японии конца XIX — начала XXI веков, которая, преимущественно, основывается на традиционных японских художественных традициях, техниках и материалах. Несмотря на то, что она основана на традициях, насчитывающих более тысячи лет, данный термин был придуман в период Мэйдзи, чтобы отличать традиционные картины от работ в западном стиле, так называемом Ёга (яп. 洋画)

[38] Танака Тёдзиро (яп. 田中長次郎 танака тё:дзиро:), род. 1516 (?) — ум. между 1589 и 1592, Киото (?), Япония) — японский керамист, основатель школы Раку.

[39] Токонома (яп. 床の間) — альков или ниша в стене традиционного японского жилища, является одной из 4 основных составляющих элементов главного помещения японского аристократического дома.

[40] Какэмоно (яп. 掛物) — вертикально висящий свиток из бумаги или шёлка, наклеенный на специальную основу, обрамленный парчовой каймой и снабженный по краям деревянными валиками. Может содержать рисунок или быть иероглифическим. Является элементом архитектурного стиля сёин-дзукури, сложившегося в Японии в XV–XVI веках.

[41] Минамото-но Хитоси, а также Санги Хитоси (源等 или 参議等, 880 — март 951) — японский вака-поэт и государственный чиновник середины периода Хэйан.

[42] Хирамаки-э («плоская маки-э») представляет собой смешивание лака с металлическими порошками и полировка полученного таким образом изделия для создания гладкой поверхности.

[43] Сёдзи (яп. 障子 сёдзи) — в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.

[44] https://robbreport.com/travel/resorts/aman-opens-in-a-kyoto-forest-2877762/

[45] Дзэами Мотокиё (яп. 世阿弥 元清, ок. 1363 — ок. 1443) — японский актёр и драматург, автор учения об актёрском искусстве.

[46] «Записки у изголовья» (яп. 枕草子 макура, но со:си) — вошедшая в классику японской литературы книга писательницы Сэй-Сёнагон. Она относится к литературному жанру дзуйхицу, к середине хэйанской эпохи (IX — XII вв.).

[47] http://www.koetsuaudio.com/history

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About