ОксанаКуропаткина,

23 января 2014

В информационном пространстве громко прозвучала и до сих пор не утихает история, связанная с увольнением из Московской духовной академии отца Андрея Кураева — одного из самых ярких и медийных представителей церкви. Произошло это еще 30 декабря: тогда «ученый совет констатировал, что протодиакон Андрей Кураев регулярно выступает в средствах массовой информации и в блогосфере с эпатажными публикациями и что его деятельность в этих областях остается в ряде случаев скандальной и провокационной». Для всех стало очевидно, что вероятнее всего увольнение связано с темой гомосексуального насилия в РПЦ, которую активно освещал отец Кураев последние несколько недель. И в церковной, и в светской среде массу споров вызвало как поведение отца Андрея, так и поднятая им проблема.

Несколько слов о ситуации. Незадолго до увольнения Андрей Кураев стал публиковать в своем блоге информацию о гомосексуальном скандале в Казанской семинарии. Это были свидетельства, полученные от семинаристов, обвинивших одного из сотрудников в постоянных домогательствах. Обычно такие скандалы замалчиваются, но на этот раз в Казань приехала комиссия под руководством известного священника отца Максима Козлова, которая подтвердила сведения. То, что комиссия подтвердила правоту семинаристов, само по себе является прецедентом.

Что произошло потом? Вместо того чтобы лишить обвиненного игумена священного сана, его, по информации все того же отца Андрея, просто перевели в Тверскую епархию (и даже намеревались поставить в должность преподавателя теологии Тверского университета). На учащихся же оказывалось давление со стороны ректора семинарии и митрополита Казанского и Татарстанского, который обвинил семинаристов в том, что они предали церковь, рассказав о конфликте таким образом. Пишу об этом опять-таки со ссылкой на блог Кураева: угрозы учащиеся записали на диктофон — и запись отправили отцу Андрею.

Кураев оказывал семинаристам мощную информационную поддержку, его приглашают в СМИ, его посты о «гомосексуальной» проблеме в РПЦ появляются в блоге чуть ли не каждый день и собирают множество откликов. Многие в комментариях говорили о том, что сами сталкивались с этой проблемой или слышали о ней от своих знакомых. Было упомянуто вскользь, что наставник патриарха Кирилла митрополит Никодим (Ротов) сам относился к сексуальным меншинствам. Предполагают, что этот намек и стоил Кураеву места в МДА.

Некоторые стали искать конспирологические причины того, что этот скандал выплеснулся в публичное пространство и стал развиваться в таком русле: назывались разные версии от «внутрикорпоративных» разборок между питерским и московским «кланами» РПЦ до заговора «врагов Церкви», решивших дискредитировать РПЦ очередным скандалом. Сам отец Андрей уверен, что за этим стоит «какое-то очень влиятельное на очень высоких уровнях, анонимное, но многоликое голубое лобби. И оно ценой моего увольнения, скандала, огромного репутационного ущерба для Церкви дает сигнал всему остальному клиру: трогать нас нельзя.»

По моему мнению, Андрей Кураев — один из самых независимых клириков. При его дарованиях он мог быть епископом, но отказался от такой карьеры. Он занимает очень небольшой пост (даже не священник), семьи у него нет, хорошее светское образование позволяет ему быть профессором МГУ, и то, что его исключили из МДА, факт, конечно, прискорбный, но для отца Андрея не смертельный. При этом, как справедливо подметил ученый совет МДА, он действительно эпатажный медийный человек, и зачастую Кураев пользуется непроверенными и сомнительными источниками. Однако я убеждена, что обсуждение личности отца протодиакона, в которое погрузились церковные и околоцерковные спикеры, лишь уводит нас от главного: важен здесь отнюдь не сам Кураев, а проблема, которую он поднял.

А есть ли проблема? Мы имеем множество анонимных рассказов и официальный отчет комиссии отца Максима Козлова. Есть некоторые скандалы в СМИ — от региональных до федеральных. Есть прецеденты в 1990-е годы, когда четыре епископа за «голубой» скандал были не извергнуты из сана, а просто переведены в другие епархии или отправлены за штат, трое из них были возвращены на кафедры при нынешнем патриархе. Есть, например, озвученные в недавнем интервью Тихона Шевкунова единичные случаи гомосексуализма среди клириков РПЦ. Нет ни одного случая судебных разбирательств в отношении епископов. Прецедентов официального признания и осуждения «гомосексуалистов в сане» в РПЦ церковным судом нет тем паче.

Что логично предположить?

Первое. Монашеская среда, как и, например, армейская, тюремная или любое другое гомогенное сообщество, предполагает такого рода искушения. И об этом первыми заговорили отнюдь не враги церкви, а сами монашествующие, которые еще в первом тысячелетии стали вырабатывать правила, чтобы удержаться от такого искушения. Я не утверждаю, что такая закрытая среда неизбежно подразумевает случаи гомосексуализма — речь только о том, что риск этого повышается.

Второе. Наличие абсолютной власти — в нашем случае власти епископа, закрепленной церковным уставом, — развращает. Кого не развратит абсолютная власть, особенно при наличии определенных склонностей, которые у того же епископа могут быть так же, как и у обычного «мирского» человека?

Третье. Закрытость корпорации — а РПЦ и церковь вообще является закрытой корпорацией — побуждает членов корпорации не афишировать то, что может навредить репутации, «чести мундира», не выносить сор из избы.

Итак, наложив три фактора: монашеская среда, абсолютная власть епископа и закрытость корпорации, — получим, что риск гомосексуального насилия в церкви более высок, чем в какой-нибудь другой среде. Это не дает повода безосновательно обвинять всех, это лишь подчеркивает правдоподобность проблемы. И Кураев как профессиональный провокатор вскрыл этот нарыв.

Не будем также обсуждать методы, которыми он это сделал. Скажу лишь, что, как и отец Андрей, не вижу для человека, попавшего в такую беду, способа решить эту проблему внутри церковной корпорации. В РПЦ, как известно, существует епархиальный суд, Общецерковный суд и суд Архиерейского собора (см. Положение о церковном суде). Жалобы в епархиальный суд принимает только епископ, он же назначает расследование. Соответственно, подавать жалобу в епархиальный суд на самого епископа или на его ближайших помощников бессмысленно. Жаловаться в Общецерковный суд мирянину нельзя, можно только клирику. То есть семинарист (а семинарист — это мирянин) пожаловаться напрямую в Общецерковный суд не может.

Конечно, он может обратиться в гражданский суд, но у него точно будут неприятности внутри церковной корпорации, а кроме того, не факт, что гражданский суд захочет вмешиваться в это дело. Пример с комиссией Максима Козлова перед глазами: отчет подтверждает свидетельства семинаристов о насилии, но прокуратура инициировала расследование только совсем недавно — практически наверняка только из–за медийного скандала, который невозможно поднять везде и во всех случаях.

Что делать? Кажется, остается только одно: сделать эту тему публично обсуждаемой. Кстати, опыт других церквей показывает, что именно придание случаев гомосексуального насилия огласке и следовавшее за этим мощное общественное давление на церковь заставляло ее искать эффективные способы решения и профилактики этой проблемы.

Всем известны многочисленные «педофильские» скандалы, прогремевшие в последние годы в католической церкви. В США католическая епархия Лос-Анджелеса потратила на денежные компенсации более 600 миллионов долларов, Портлендская епархия на выплатах жертвам насилия объявила себя банкротом. Православная церковь Америки в Техасе вынуждена была тоже заплатить крупную сумму в качестве компенсаций. То есть церковь за случаи педофилии начинают наказывать «рублем» (или «долларом»): либо к этому обязывают гражданские власти, либо (довольно часто) это воля самих епископов, спасающих репутацию своих епархий.

Почему церковь за рубежом стала принимать меры? Только потому, что случаи педофилии стали освещаться в СМИ, вызвали сильный общественный резонанс (и не только общественный: например, в Ирландии расследование таких преступлений было инициировано правительством). Согласно предположению одного из католических иерархов, от 1,5% до 5% священников были замешаны в насилии над детьми. Огласка начала сильно вредить репутации церкви и снижать доверие к ней. Именно это заставило церковь реагировать. Как и любая закрытая корпорация, церковь начинает меняться, как правило, лишь под сильным давлением извне. Напомню, раньше закрытые инструкции Ватикана запрещали предавать огласке случаи педофилии, то есть «выносить сор из избы». Папу-эмерита Бенедикта XVI еще в бытность кардиналом и вторым лицом при Иоанне-Павле II обвиняли в том, что он не обращал внимания на поток жалоб в адрес Конгрегации веры. Действовала логика закрытой корпорации. Однако, оказавшись в ситуации, когда скандалы становятся нешуточными и замести грязь под ковер не выходит, Бенедикт XVI был вынужден разбираться с ними. Кстати, Православная церковь в Америке (ПЦА) тоже вошла в этот тренд, издав отдельный документ о борьбе со священниками-педофилами.

Какие меры стали предпринимать? Первое: налаживать каналы связи внутри корпорации, что позволяет вести самоочищение. Второе: максимальная открытость корпорации. Только так можно было спасти репутацию.

На самом высоком уровне прозвучало официальное признание проблемы педофилии в церкви. Папа Бенедикт XVI публично извинился перед жертвами, в частности, лично встретился с пострадавшими в австралийском штате Виктория. Глава католиков в Великобритании и большая часть ирландских монашеских орденов, чьи члены были обвинены в педофилии, принесли свои извинения после расследований и взяли на себя ответственность за случаи педофилии, частично — и материальную. В 2010 году в апостольском обращении к епископам Ирландии (по результатам отчета об издевательствах и педофилии) папа подчеркнул, что проблема существует и с ней надо бороться. В 2011 году он призвал епископов незамедлительно обращаться в правоохранительные органы, если получена информация о клириках-педофилах.

И у католиков, и в Православной церкви Америки был определен порядок разбирательств и меры, которые позволят не допустить педофилию. Механизм следующий: создается специальная комиссия, на месте происходит разбирательство, комиссия предоставляет материал епископу, который по результатам расследования принимает решение.

Если доказана вина клирика, то работа идет в двух направлениях: с потерпевшим и с виновным. Так, представителям ПЦА полагается встретиться с потерпевшими, рассказать о мерах наказания виновного, обсудить возможность помощи. У каждой епархии должна быть реабилитационная программа. Виновный же в педофилии священник извергается из сана и уже никогда не может служить (так, Бенедикт XVI лишил сана около 400 священников-педофилов только за 2011-2012 гг.). В Колумбии священнослужитель, уличенный в педофилии, лишается даже юридической поддержки церкви. Изверженному из сана священнику настоятельно рекомендована личная терапия и реабилитация.

И католики, и ПЦА принимают меры, помогающие пресечь случаи педофилии. Работники семинарий проходят тест у психологов. Никакие мероприятия с несовершеннолетними не могут быть закрытыми, на них должны присутствовать минимум два взрослых человека, двери помещения должны быть стеклянными (иначе их следует оставлять открытыми).

Папа Франциск создал комитет по борьбе с преступлениями педофилов. В 2012 году прошел первый открытый симпозиум по проблеме педофилии в церкви, собравший несколько сот епископов из многих стран. Жертвы педофилии впервые открыто говорили иерархам о своем болезненном опыте. Для такой закрытой корпорации, как католическая церковь, это существенный выплеск пара и ослабление напряженности.

Итак, ощутив давление извне, повлекшее серьезный репутационный и финансовый ущерб, католическая церковь перестала покрывать педофилов и начала принимать меры, чтобы справиться с этой проблемой. При этом не следует преувеличивать открытость католической церкви: например, Ватикан отказал экспертам ООН в предоставлении полной информации по сексуальным преступлениям всех своих клириков и предоставил ее лишь частично.

РПЦ пока не оказалась в такой ситуации: «гомосексуальные» скандалы еще не потрясли общество, потому и нет мощного давления извне (государство тоже остается в стороне). Церковь уважается большинством населения, а обвинения такого рода, не имеющие (и в нашем случае практически не могущие иметь доказательств) часто воспринимаются как происки «врагов Церкви». Абсолютная власть епископа, закрытость корпорации, круговая порука и ощущение безнаказанности, отсутствие внутрикорпоративных каналов самоочистки — все это препятствует реальной борьбе с проблемой насильственного гомосексуализма в церкви, да и не только с этой проблемой.

Насильственный гомосексуализм — вопиющая, но частность этой закрытой системы. Нынешнее церковное начальство делало карьеру, практически не общаясь с живыми людьми: например, нынешний Патриарх «вырос» в отделе внешних церковных связей и никогда не был ни монахом в монастыре, ни приходским священником). За пять лет патриаршества Кирилла была осуществлена административная реформа, в ходе которой патриарх поставил новых епископов — молодых амбициозных церковных бюрократов. Они зачастую не умеют взаимодействовать с церковным народом, да и не видят в этом смысла. Увольнение Кураева показывает, что нынешней церковной корпорации не нужны люди непредсказуемые и относительно независимые. РПЦ пожертвовала самой своей крупной медийной фигурой, и на скандал с гомосексуальным насилием наложился скандал с увольнением Кураева. Вполне возможно, что отец Андрей неправ в своих методах, но оказалось, что его блог — чуть ли не единственное место, где ты можешь заявить о церковных проблемах.

О проблеме стали говорить громко как никогда за постсоветскую историю РПЦ. Однако вряд ли общественное давление будет достаточно мощным, чтобы побудить церковь начать изменения: ее авторитет как оплота традиций вряд ли будет поколеблен. Государство же может использовать информацию о церковных насильниках как способ давления.

Каким образом можно изменить ситуацию в описанных выше обстоятельствах? О первой возможности сказал Кураев. Панический страх перед скандалом может спровоцировать профилактику. Если церковь боится скандалов, их надо потушить: если в лоне РПЦ кого-то уличили в гомосексуальном насилии, лучше «по-тихому» и под формальным предлогом уволить его, а не осуществлять «ротацию кадров», переводя насильника из одной епархии в другую и ожидая нового скандала. То есть необходим механизм внутрикорпоративного давления. Это поставит вопрос на местах и о том, надо ли продвигать священника с такими наклонностями.

Это вряд ли приведет к реальным результатам для виновного и для жертвы. Но с чего-то надо начинать.

Вторая возможность — давление со стороны спонсоров, которым вряд ли понравятся сведения о том, что они оказывают материальную поддержку приходу или епархии, связанной с насильниками. Логично предположить, что апелляция к спонсорам, к бизнесу может реально сработать. Спонсоры могут стать для пострадавших еще одним неформальным каналом передачи информации о церковных насильниках — наряду с медийным лицом, каким в данном случае стал отец Андрей. Увы, формальные, открытые и правовые каналы почти не работают ни в государстве, ни в церкви.