Протестантизм породил современную науку
Оксана Куропаткина
Именно протестантский рационализм сформировал современную науку как институт в XVII в. Как это у него получилось?
Первое, что следует упомянуть, это то, что, с одной стороны, для всех трех «отцов» Реформации — Цвингли, Кальвина и Лютера — наука была сферой их интересов. Все трое были образованными теологами и в разной степени интересовались иными гуманитарными науками. С другой стороны, для них, особенно для Кальвина, было очевидно, что наука должна четко знать своё место. Главное стремление христианина — познать истину, которая дана через Иисуса Христа. Главная цель человека — это спасение души, на что нужно положить все свои силы. Наука хороша только лишь как низшая сфера познания, возможность тренировки для пытливого человеческого ума и возможность добыть из природы что-то нужное и полезное для человеческого общества — то есть это инструмент служения.
Кальвин и Лютер обрушивали страшные проклятия на науку, претендовавшую на знания в вопросах, которые может объяснить только вера. Лютер называл Аристотеля «зловонным язычником» за то, что философ замахнулся на метафизику вместо того, чтобы остаться в рамках физики и логики, в чем он, по признанию реформаторов, действительно что-то смыслил. Таким образом, любая попытка рационального постижения Бога — это гнусная ересь и заблуждение, которое уводит человека от истины. С другой стороны, если науки нет совсем, то это опять же заблуждение, которое отвратит здравомыслящих людей от истинной веры. Как говорил Кальвин, «мы не должны предлагать людям ничего, объясняя Писание, что с точки зрения человеческого разума кажется абсурдным». Таким образом, вера помогает нам достичь самого главного, то есть спасения, а наука идёт за ней следом, помогая человеку выполнять своё предназначение.
Можно выделить пять больших смысловых блоков в вероучительной и практической парадигме протестантизма, которая стимулировала многих протестантов к одобрительному отношению к науке и повлияла на научную парадигму.
Первый блок. Огромная страсть (часто, может быть, совершенно иррациональная) к постижению истины. Обычно о реформаторах и протестантах в целом говорят как о людях, которые одержимы своей идеей и страстно хотят всем её навязать. С одной стороны, это так, но, с другой стороны, если читать, например, труды Кальвина, то там видно, помимо жесткой убеждённости в истинности того, что он открыл, огромное желание постичь эту истину. Истина явлена в Иисусе Христе — это то, в чем нет сомнений, но слишком много в Писании парадоксов, в том числе и в вопросах веры. Нужно истину объяснить внятно и логично, но для этого нужно согласовать между собой противоречия. Немало труда положил Кальвин, чтобы объяснить, что такое предопределение и как оно согласуется с милосердием Бога. Рассуждая об этом, Кальвин постоянно указывает на непостижимость действий Бога для человека и в то же время пытается дать им объяснение, и видно, что они его до конца не удовлетворяют, поэтому Кальвин постоянно ищет новые формулировки. Итак, система представлений о Боге, система представлений о спасении, представлений о том, как нужно трактовать Священное Писание, постоянно изменяется, не потому, что изменчив Бог, а потому, что несовершенен разум. Именно поэтому каждому христианину необходимо размышлять с утра до вечера над Священным Писанием, постоянно молиться и думать об ускользающей и непостижимой истине. Такая страсть к ее постижению имеет аналог — научный энтузиазм: ученый тоже страстно пытается постичь и объяснить истину, выстраивая свою объяснительную модель, но при этом понимает, что любая система уязвима для критики.
От огромной страсти к постижению вечно ускользающей истины идёт и стремление постоянно обновлять «словарь», постоянно перестраивать систему и объяснительные модели. Доктор Томас Пратт, член Лондонского королевского научного общества XVII в. говорил, что протестанты и ученые едины в том, что они постоянно стремятся к обновлению, обращаясь к неиспорченному первоисточнику: протестанты — к Священному Писанию, люди науки — к природе, стараясь посмотреть на любую концепцию как бы с чистого листа, опираясь на свой неизменный фундамент и оценивая все с точки зрения соответствия ему.
С этим стремлением к обновлению, постоянным сомнением в том, правильно ли понята воля Божья, связана традиция, которая была ярко представлена у английских пуритан XVI–XVII вв. — проведение диспутов. На общих собраниях, которые у пуритан назывались «конференциями», они обменивались мнениями о Библии и принципах ее толкования. Для пуритан было важно собраться, чтобы выслушать разные точки зрения и прийти к большему пониманию истины, чем было у каждого до собрания; за этим же собираются и научные конференции.
«Отцы» Реформации были уверены в том, что обновление понимания Библии — это вещь предельно серьёзная. Что может быть серьёзней, чем спасение души, которое зависит от правильного понимания Писания? К изучению Библии, аналогичному познанию истины, необходимо подходить фундаментально. Поэтому Кальвин, несмотря на то, что он в ряде случаев скептически отзывался о светских науках, тем не менее немало сил приложил для создания женевской Академии. Кальвин вообще был озабочен фундаментальным христианским образованием, в частности тем, чтобы верующие христиане изучали древнееврейский — язык Ветхого Завета. Он же настаивал на всесторонней серьёзной подготовке пастора и учителя. Постижение истины — это не то, что может уложиться в простенькую брошюрку. Это то, что требует фундаментальных знаний и долгого кропотливого тщательного исследования. Соответственно, и научная деятельность, которая постигает законы природы, установленные Богом, — это тоже вещь серьёзная и фундаментальная.
Второй блок связан с изменением картины мира в протестантизме по сравнению со средневековой. И Лютер, и Кальвин постоянно подчеркивают экзистенциальный, трагический разрыв между Богом и человеком. Именно поэтому попытки человека своим разумом объяснить веру выглядят кощунственно и нелепо. Но если Бог далёк от человека, то мир теряет часть своей сакральности. Он не продолжение божественных энергий, он — просто творение, «вещь». А раз так, то его можно спокойно и беспристрастно изучать. К миру нет благоговения — его заслуживает только Бог. «Природа — это мастерская, а человек в ней работник», — эти слова вполне мог сказать не Базаров Тургенева, а убеждённый протестант.
Если мир не сакрален, то любое соотношение его элементов, выстраивание их в
Третий блок — принципиальный эмпиризм протестантского сознания и, собственно, тот принцип, который под его влиянием вводится в науку. Эмпиризм предполагает, что человек познаёт что-то и признаёт это истинным только тогда, когда может это проверить или испытать. В протестантизме на первом месте личная вера, которая проистекает из опыта: человек должен лично пережить опыт богообщения и признать Христа своим личным Спасителем. Если нет этого опыта, то нет и христианина, нет и спасения души. Именно поэтому так резко осуждаются любые попытки предложить человеку, человеческому разуму или человеческой вере некие догмы, в которые нужно просто слепо верить. Как раз именно это и делает «лжецерковь», по мнению реформаторов. Как понять, что какие-то положения неверны, помимо внимательного изучения Библии? Проверить, связано ли то или иное положение со своим личным опытом общения с Богом. Если не связано, то оно по меньшей мере бесполезно, а чаще всего — опасно. Поэтому человеку необходимо сомневаться во всем, что ему предлагают другие люди. «Всё испытывайте, хорошего держитесь», — это цитата из послания апостола Павла, которую довольно часто использовали пуритане. Испытание опытом — это часть духовной работы по спасению души, по защите самого себя от опасных и гибельных заблуждений.
Четвертый блок связан со всеми предыдущими. Прежде всего — это борьба реформаторов с невежеством. Читать дальше