Вышедшая на русском языке в конце прошлого года книга бразильского антрополога Эдуарду Вивейруша де Кастру «Каннибальские метафизики. Рубежи постструктурной антропологии» продолжает и радикализирует некоторые темы из работы французского представителя данной дисциплины «По ту сторону природы и культуры» Филиппа Дескола, опубликованной в России уже шесть лет назад. Локальная известность этих имен для местного читателя весьма симптоматична, несмотря на актуальность поднимаемой ими тематики, выходящей далеко за рамки узкопрофессионального интереса. Попытки преодолеть дуализм оппозиции природа/культура, восходящий к аристотелевской паре фюзис/номос, «окультурить», т.е. сделать относительными любые проявления естественного порядка вещей — методологический принцип, уже давно ставший типичным для многих современных социогуманитарных дисциплин. Однако научная продуктивность переосмысления этой оппозиции оказалась зажата рамками политического мультикультурализма, что превратило вопрос о знании преимущественно в вопрос борьбы идеологий. Именно поэтому важно обратить внимание на научно фундированные исследования, которые позволяют рассмотреть за критикой дуализма природа/культура не постмодернистский консенсус в логике все мы разные (и осталось лишь признать это на уровне права), а предпосылки для принципиального переосмысления методологии не по политическим, а эпистемологическим причинам. Проще говоря, за этой темой следует увидеть не борьбу за релятивизм знания («раз всё есть культура, то всё социально условно и нет ничего постоянного=естественного»), а за очищение научного метода от слепоты традиции западной философии и науки. Именно в этой перспективе работы Дескола и де Кастру представляются важными далеко не только для специалистов по антропологии.

Де Кастру ставит амбициозную задачу — возложить на антропологию миссию «стать теорией-практикой непрерывной деколонизации мышления». Такая установка предполагает переформулировку центрального вопроса дисциплины. А именно, переход с позиций колониального взгляда цивилизованного ученого, несущего свет разума туземным народам, и проверяющего «их» общество сквозь призму своей системы ценностей, к обратной перспективе вопрошания — «чем антропология в концептуальном плане обязана изучаемым ей народам?». То есть речь идет не о том, чтобы научить «их», а научиться «самим», обнаружить за «культурными» различиями не признаки отсталости в развитии, а элементы другой рациональности, которая не может быть корректно понята с позиции западной рациональности, как минимум, в её «канонической», ново-временной версии. Именно поэтому вопрос о дуализме природы/культуры, который, как показал в работе «Нового времени не было» Бруно Латур, составляет суть «конституции Современности» и потому оказывается центральным для любой современной (философской) антропологии.

Самая большая ошибка прежней методологии согласно де Кастру — проекция собственных структур сознания на мысль и практику туземных народов. Представления о них, которые формируются исходя из западной модели понимания человека, культуры и социума, искажают и не позволяют увидеть в других обществах работу иных логик, что и формирует образ «страшного дикаря», лишенного благ цивилизации. Здесь становится более понятным название первой главы книги де Кастру — «Анти-Нарцисс». «Каннибальские метафизики» не только продолжают интенцию работы «Анти-Эдип» («Однажды у меня возникло желание написать книгу, в которой я мог бы воздать должное Делёзу и Гваттари с точки зрения моей собственной дисциплины»), методологии которой де Кастру многим обязан. Эта работа позволяет извлечь на свет обстоятельной критики одну из центральных особенностей западной науки: зачарованную самовлюбленность подобного ученого в собственное отражение, проекции которого и становятся основанием для исследования фигур «других». Как показал в свое время Ален Бадью «эта конструкция Я через отождествление с другим — этот зеркальный эффект — сочетает в себе нарциссизм и агрессивность», т.е. черты столь хороши известные по следам эпохи колониализма. Наслаждаясь собой, быть агрессивным к другим, который под этот образ не попадают. Пытаясь преодолеть это наследие, во многом определяющее структуру классической антропологии, как науки (по)рожденной колониальной логикой, де Кастру пытается осуществить смелый жест, направленный на переосмысление одного из самых ярких феноменов туземных практик, каннибализма.

Задача — научиться другому образу мысли, при этом, прекрасно отдавая себе отчет в том, что «мы не можем мыслить как индейцы, мы можем, самое большее, мыслить вместе с ними»

Одной из отправных точек для де Кастру выступает фрагмент из работы Леви-Стросса «Раса и история»: «на больших Антильских островах несколько лет спустя после открытия Америки, в то время как испанцы снаряжали исследовательские комиссии, чтобы установить, есть ли у туземцев душа, сами туземцы, обходились тем, что белых узников бросали в воду, чтобы проверить, путем продолжительного наблюдения, подвержены ли их трупы гниению». Эта абсурдная с точки зрения западного субъекта туземная практика в перспективе колониального нарциссизма («туземец как искаженный, испорченный образ меня самого») может быть истолкована разве что с позиции жестокости и неразвитости подобных народов. Именно поэтому свет цивилизации должен открыть правду этим людям о них самих, что является действенной колониальной идеологией насильственного преобразования опыта и практик Другого. Однако методология, предлагаемая де Кастру, «три составляющих туземной альтер-антропологии» — «межвидовой перспективизм, онтологический мультинатурализм и каннибальская инаковость» — позволяют увидеть в действиях туземцев не абсурдную жесткость, а иную рациональность, не вписывающуюся в рамки привычного для «нас» дуализма природа/культура.

«Для испанцев в случае на Антильских островах маркированным качеством была душа, тогда как для индейцев — тело. Европейцы никогда не сомневались в том, что у индейцев есть тело (оно есть и у животных); индейцы никогда не сомневались в том, что у европейцев есть души (они есть и у животных, и у призраков мертвых); этноцентризм европейцев заключался в сомнении, что тела других содержат душу, формально подобную душам, обитающим в их собственных телах, а этноцентризм индейцев, напротив, заключался в сомнении, что другие души или духи могут быть наделены телом, материально подобным туземным телам».

Однако из предложенной де Кастру смены ракурсов — для европейцев людей объединяет тело, а для индейцев души — не следует симметричность подобной оппозиции. Речь идет не о простой смене причинно-следственной связи «от тела к душе и наоборот». Де Кастру выявляет асимметричность указанных позиций, противопоставляя (западный) релятивизм и (туземный) перспективизм: «если публичной политикой западного релятивизма является мультикультурализм, то космической политической индейского шаманского перспективизма выступает мультинатурализм». Речь здесь идет не о замене (европейского природного и универсального для всех) тела на душу у туземцев, а о переопределении понятия человека и человечности, привычного для западного субъекта. Это позволяет увидеть за индейскими практиками не искаженный образ нецивилизованного и жестокого дикаря, который не похож на цивилизованного европейца именно тем, что через него он и определяется (логика Нарцисса). А обнаружить у туземцев иной концептуальный план: «вопреки фантазиям о нарциссическом рае экзотических народов (или антропологии в стиле Диснея), предпосылка человечности не делает туземный мир ни более дружественным, ни более приятным: там, где всё становится человеческим, человечность становится чем-то иным».

Заменяя мультикультурализм на мультинатурализм, релятивизм на перспективизм, вопрос о душе на вопрос о теле, де Кастру закладывает основы для подлинно материалистической методологии философской антропологии. Тела и практики здесь противопоставляются образам и представлениям. «Перспектива — это не представление, поскольку представления — этой свойства духа, тогда как точка зрения находится в теле. … Перспективизм является телесным маньеризмом». Внимательный читатель сразу заметит, что терминология де Кастру — это, конечно же, не терминология туземцев. Приведенные цитаты — это вариации на мотивы из философии Делёза, помещенные в контекст основных вопросов антропологии. Однако парадоксальное сочетание делёзианства и ресурсов антропологической науки позволяет прийти к выводам, что граница в мышлении человека проходит не между «нами» и «ими», «западным рациональным субъектом» и представителем нецивилизованных дикарей. Эта граница рассекает мышление самого западного субъекта, который в своем нарциссическом головокружении забыл максиму Рембо — «я — это другой». И, соответственно, что образ, который он высматривает в мире вокруг — лишь образ, не в полной мере связанный с его телом. Де Кастру показывает, как альтернативная история западной философии, предложенная в мысли Делёза, может порождать продуктивные научные методы при встрече с эмпирическим материалом антропологов.

Таким образом, речь идет не о различии между разными сущими по принципу свой/чужой, например, между западными и не-западными типами субъектов. «Перспективизм утверждает интенсивное различие, которое погружает различие человеческого/нечеловеческого внутрь каждого сущего». То есть разрушается иллюзия симметрии дуализма природа/культура, которая составляет особенность мышления всякого Нарцисса, проецирующего свой образ на других. Вспоминая название книги Дескола «По ту сторону природы и культуры», следует понимать, что позиция «по ту сторону» не может заключаться лишь в отказе от оппозиции или её простом переворачивании. Понятый таким образом «перспективизм предполагает устойчивую эпистемологию и вариативные онтологии», т.е. переводит разговор о различиях из плоскости идеологии в плоскость науки. В этом контексте становится понятной абсурдность борьбы за права «быть другим», так как право — это всегда вопрос культуры и власти, а понятая в свете этой методологии инаковость — категория онтологии и практики.

В результате, задача «Каннибальских метафизиков» — не признать за туземцами «право быть другими» или этически оправдать их «жестокости» (в частности, феномен каннибализма). Задача — научиться другому образу мысли, при этом, прекрасно отдавая себе отчет в том, что «мы не можем мыслить как индейцы, мы можем, самое большее, мыслить вместе с ними». А мыслить «вместе с ними» — это значит увидеть нецелостность, расколотость образа «самих себя», т.е. попытаться выйти за рамки порочного круга нарциссического самолюбования. Методология де Кастру приглашает понизить ставки, уменьшить пафос и отказаться от претенциозных заявлений, став внимательнее к себе и собственному мышлению. Её цель — попробовать принять всерьез проблему различий, не сводя её всякий раз к идеологическому и (ли) юридическому дискурсу. Ведь «принимать всерьез — значит прежде всего не подвергать нейтрализации».

Опубликовано в «Свежей газете. Культуре», № 133, 2018

Отрывок из работы Эдуарду Вивейруша де Кастру можно прочитать здесь