Приближающаяся пятая годовщина терактов 11-го сентября в США подчёркивает проблему, которая сегодня широко распространена в мире, но которой уделяется слишком мало исторически обоснованного и критического анализа: взаимоотношения между воинствующими исламскими группировками и левыми.

Очевидно, что эти теракты, как и другие, произошедшие до и после них, на США и их союзников по всему миру, принесли ответственным исламистским группам значительную симпатию далеко за пределами мусульманского мира, в том числе и среди тех, кто с самых разных идеологических позиций яростно выступает против основных проявлений их силы. Однако поразительно, что за столь часто инстинктивной реакцией наблюдаются признаки гораздо более развитого и политически выраженного согласия во многих частях мира между исламизмом как политической силой и многими левыми группами.

Последние, судя по всему, рассматривают некую комбинацию «Аль-Каиды», «Братьев-мусульман», «Хезболлы», ХАМАС и (не в последнюю очередь) президента Ирана Махмуда Ахмадинежада как пример новой формы международного антиимпериализма, соответствующей — и даже дополняющей — их собственный исторический проект. Это мнимое объединённое движение может восприниматься подобными левыми группами и интеллектуальными течениями как нечто, стеснённое «ложным сознанием», но это не умаляет их стремления «объективно» поддерживать или хотя бы потакать им.

Тенденция очевидна. Так, венесуэльский лидер Уго Чавес летит в Тегеран, чтобы обняться с президентом Ирана. Мэр Лондона Кен Ливингстон и активный член британского парламента от партии «Респект» Джордж Гэллоуэй приветствуют визит в город египетского священнослужителя (и номинального лидера «Братьев-мусульман») Юсуфа аль-Кардави. Многие представители левых фракций (и не только), выступавшие против надвигающейся войны в Ираке, не стеснялись в своих союзах с радикальными мусульманскими организациями, которые с тех пор переросли из тактического сотрудничества в нечто гораздо более продуманное. Интересно наблюдать, например, в публикациях левых групп и комментаторов, как переписывается история и как язык политических аргументов подстраивается под (так сказать) это новое соглашение.

Последнее проявление этой тенденции проявилось во время ливанской войны в июле–августе 2006-го года. Боевик из страны Басков, которого я видел, размахивал жёлтым флагом «Хезболлы» во главе марша протеста, — лишь малая часть гораздо более масштабного явления. Лондонские демонстранты, протестующие против войны, видели множество транспарантов с лозунгами «Теперь мы все — “Хезболла”», а освещение движения в левой прессе отличалось некритичным тоном.

Всё это вызывает тревогу — по крайней мере, у тех, кто обладает познаниями в истории, скептическим политическим интеллектом или просто хорошей памятью. Это происходит потому, что в конечном итоге подкрепляет одно из самых пагубных и неверных политических утверждений, выдвинутое не левыми, а правыми империалистами. Оно же лежит в основе объявленной США «войны с террором» и политики, выработанной после 11-го сентября: исламизм — это движение, направленное против «Запада».

Это утверждение — классический пример того, как полуправда может быть опаснее прямой лжи. Хотя исламизм в своих разнообразных политических и насильственных проявлениях действительно противостоит США, сохранение этой позиции упускает из виду более глубокий и важный момент: задолго до того, как «Братья-мусульмане» начали нападать на «империализм», джихадисты и другие исламские боевики нападали на левых и убивали их, действуя по всей Азии и Африке как пособники Запада.

Мучимая история

Современное отношение левых к воинствующему исламизму зародилось сразу после большевистской революции. В то время советское руководство продвигало «антиимпериалистическое» движение в Азии против британской, французской и голландской колониальных империй и действительно рассматривало воинствующих мусульман как, по крайней мере, тактических союзников. Например, на втором конгрессе Коминтерна в 1920-м году Советы проявили большой интерес к исламистской группе во главе с Таном Малакой в ​​Индонезии; после конгресса многие делегаты отправились в столицу Азербайджана, Баку, на «Конгресс народов Востока». Это мероприятие, проходившее в богато украшенном оперном театре, прославилось своими пламенными призывами к угнетённым массам Азии и призывами большевистских лидеров, многие из которых были армянами или евреями, к джихаду против британцев.

Недавно иранский историк Турадж Атабаки обнаружил фрагмент немого фильма, на котором видно, как ораторы возбуждённо обращаются к аудитории, которая затем вскакивает и стреляет в воздух, заставляя выступающих на трибуне бежать в укрытие. Одним из участников бакинской конференции был американский писатель Джон Рид, автор классического произведения о большевистской революции «Десять дней, которые потрясли мир». (На обратном пути из Азербайджана он умер, заразившись тифом от купленной по дороге дыни.)

В течение последующих десятилетий советская позиция в отношении ислама заключалась в том, что он если и не изначально прогрессивен, то, по крайней мере, допускает социалистическую интерпретацию. Во время визитов в 1980-х годах в два тогдашних коммунистических мусульманских государства — ныне столь же забытую «Демократическую Республику Афганистан» и «Народную Демократическую Республику Йемен» — я имел возможность изучить, как учебники для средних школ, где преподавали учителя-миряне, а не священнослужители, рассматривали ислам как форму раннего социализма.

Аят Корана, гласящий, что «вода, трава и огонь — общие вещи для людей», трактовался как ранняя, кочевая форма коллективного производства; в то время как мусульманские понятия иджма (согласие), закят (благотворительное пожертвование) и адала (справедливость) трактовались в соответствии с требованиями «некапиталистического» пути. Джихад, очевидно, был формой антиимпериалистической борьбы. Аналогичное сочетание исламской традиции и современного государственного социализма существовало в шести мусульманских республиках Советского Союза.

На смену подобным формам общности во второй половине 20-го века пришла гораздо более чёткая позиция исламистских групп: против коммунизма, социализма, либерализма и всего, что с ними связано, не в последнюю очередь в отношении прав женщин. По сути, исламизм — организованное политическое течение, берущее своё современное начало с основания организации «Братья-мусульмане» в Египте в 1928-м году и стремящееся решать современные политические проблемы, опираясь на мусульманские тексты, — рассматривал социализм во всех его проявлениях как ещё одну главу западной светской гидры; с ним приходилось бороться ещё более ожесточённо, поскольку у него было много последователей в арабском мире, в Иране и других мусульманских странах.

Подобно другим оппонентам левых (в частности, европейским фашистским движениям), исламисты многое переняли и заимствовали у своих светских соперников: стили антиимпериалистической риторики, системы социальных реформ, организацию централизованной партии (ярким примером чего является «Хезболла» в Ливане, шиитская копия Вьетнамской Коммунистической партии в националистической, организационной и военной форме). Этот процесс продолжился в современной критике глобализации и «культурного империализма».

Яростные обличения «либерализма» аятоллой Хомейни и его последователями — это прямое подражание сталинистскому учебнику. Послания Усамы бен Ладена, пусть и облечённые в коранические и арабские поэтические одеяния, содержат прямолинейный, современный и радикальный политический посыл: наши земли оккупированы империализмом, наши правители предают наши интересы, Запад грабит наши ресурсы, мы — жертвы двойных стандартов.

Враждебность исламизма к левым движениям и использование исламистов в холодной войне для борьбы с коммунизмом и левыми заслуживают тщательного изучения. Прецедентом стала гражданская война в Испании, когда Франсиско Франко завербовал десятки тысяч марокканских наёмников для борьбы с Испанской республикой, утверждая, что у католицизма и ислама есть общий враг — коммунизм. После 1945-го года эта тенденция получила более широкое распространение. В Египте вплоть до революции 1952-го года коммунистические и исламистские движения часто находились в состоянии ожесточённых конфликтов. В 1960-х годах стремление Саудовской Аравии противостоять египетскому и советскому влиянию Насера ​​на Ближнем Востоке привело к продвижению Всемирной исламской лиги как антисоциалистического альянса, финансируемого Эр-Риядом и поддерживаемого Вашингтоном. Король Саудовской Аравии Фейсал часто цитировался, рассматривая коммунизм как часть всемирного еврейского заговора и призывая своих последователей противостоять ему. В Марокко лидер социалистической партии Оман бин Джаллун был убит в 1975-м году исламистским боевиком.

Полотно когфликта

Существуют и другие яркие примеры поддержки исламизма против левых: среди них Турция, Израиль/Палестина, Египет и Алжир.

В Турции в 1970-х годах нестабильное правительство, столкнувшееся с вызовами со стороны вооружённых левых группировок, поощряло как силы националистических правых («Серые волки»), так и исламистов, и потворствовало убийствам левых интеллектуалов. В Палестине израильские власти, обеспокоенные противодействием влиянию аль-Фатх на Западном берегу в конце 1970-х годов, выдали разрешение образовательным, благотворительным и другим организациям (связанным в значительной степени с «Братьями-мусульманами») способами, которые помогли взрастить появление ХАМАС в 1987-м году; таким образом, Израиль не создавал ХАМАС, но способствовал его раннему росту. В Алжире фракции внутри правящего национально-освободительного движения (ФНО) также были в союзе с подпольной исламистской группировкой, Фронтом национального спасения; ее французские инициалы, FIS, дали начало подозрениям, что FIS являются le fils («сыном») ФНО.

В Египте, после смерти Насера ​​в 1970-м году, режимы Анвара Садата и Хосни Мубарака активно поощряли исламизацию общества, отчасти против вооружённых исламистских группировок, но также и для противодействия влиянию левых социалистов. В этом проекте участвовали многие ранее светские египетские интеллектуалы, зачастую театрально принимая ислам, традиции и культурный национализм.

Тенденция достигла кульминации в 1990-х годах с кампанией по подавлению левых и независимых либеральных голосов: писатель Фараг Фуда, призывавший к модернизации ислама, был убит в 1992-м году; Нагиб Махфуз, лауреат Нобелевской премии, подвергся нападению с ножом и едва не убит в 1994-м году (предположительно за его открытое и гибкое отношение к религии в его каирских романах); писатель и философ Насер Абу Зейд, который осмелился применить к Корану и другим классическим исламским текстам методы исторической и литературной критики, практикуемые в других частях мира, получил угрозы убийством, а в 1995-м году был вынужден покинуть страну.

Были ещё более серьёзные столкновения между исламизмом и приверженцами социалистического и светского либерального толка. Национальный исламский фронт в Судане, заговорщическая группа, которая явно смоделировала себя по образцу ленинских форм организации, пришел к власти в 1989-м году и приступил к арестам, пыткам и убийствам членов коммунистической партии, и всё это в то время, когда он принимал у себя Усаму бен Ладена в Хартуме.

В Йемене, после частичного объединения армейского севера и социалистического юга в мае 1990 года, режим позволил убийцам исламистского движения убить десятки членов социалистической партии и офицеров армии. Этот процесс ускорил гражданскую войну 1994-го года, в которой вооружённые исламистские группировки, связанные идеологией и политическими связями с бен Ладеном (в первую очередь армия Абьяна), сражались бок о бок с регулярной армией севера, чтобы сокрушить социалистический юг. Это было отголоском войны в провинции Дофар в соседнем арабском государстве Оман в 1970-х годах, когда антикоммунистическое правительство публиковало пропагандистские материалы разведки, состоявшей из британских офицеров, осуждавшие левых повстанцев за то, что они позволяли мужчинам иметь только одну жену, и обещали им четырёх, если они перейдут на сторону правительства.

Политика крови

Исторический цикл вражды достиг ещё большего накала в двух других странах, где антикоммунистическая и правая ориентация исламистов стала очевидной. Первым, малозаметным в контексте исламизма, стал разгром левых в Индонезии в 1965-м году. Там независимый и «антиимпериалистический» режим президента Сукарно поддерживался Коммунистической партией Индии (КПИ), крупнейшей в некоммунистической Азии.

После конфликта в самой армии, праворадикальный переворот, поддержанный США, захватил власть и начал разгром левых. Особенно в сельской местности острова Ява новую власть горячо поддерживали исламисты во главе с группировкой «Нахдат уль-Ислам». Сближение антикоммунизма военных и исламистов стало одним из факторов разгула убийств, унёсшего жизни до миллиона человек. Последствия этого события были колоссальными как для самой Индонезии, так и для баланса сил в Юго-Восточной Азии в то время, когда война во Вьетнаме была на грани эскалации.

Вторая страна, Афганистан, также имела огромное значение для холодной войны в целом. Во время советской оккупации 1980-х годов наиболее фанатичные исламистские группировки, финансируемые ЦРУ, Пакистаном и Саудовской Аравией ради свержения коммунистического правительства в Кабуле, убивали учительниц, бомбили школы и заставляли женщин возвращаться домой на подконтрольных им территориях.

Такие враги побудили первого лидера коммунистического Афганистана Нур Мохаммада Тараки называть оппозицию «ихван и шайатин» («сатанинское братство», игра слов с «Братья-мусульмане»). Сам бен Ладен, как в 1980-х, так и после 1996-го года, играл особенно активную роль не только в борьбе с афганскими коммунистами, но и в убийстве шиитов, которые в сектантском мировоззрении саудовского фундаментализма рассматривались как родственные коммунистам. Последствия этой политики для арабского и мусульманского мира, и для мира в целом, были заметны с начала 1990-х годов. Только события утра 11-го сентября 2001 года помогли им проникнуть в мировое сознание.

Лжецы и праведники

Эту печальную историю необходимо дополнить вниманием к тому, что на самом деле происходит в странах или регионах, где исламисты находятся у власти или набирают силу. Реакционный (слово использовано неслучайно) характер значительной части их программ, посвящённых женщинам, свободе слова, правам геев и других меньшинств, очевиден.

Существует также антиеврейский предрассудок, раздираемый расизмом и религиозным мракобесием. Лишь немногие на Западе заметили то, что многие в исламском мире поняли сразу: одна из самых разрушительных ракет, выпущенных «Хезболлой» по Израилю, носила название «Хайбар» — не безобидное указание на перевал между Афганистаном и Пакистаном, а название победоносной битвы, которую пророк Мухаммед вёл против евреев в 7-м веке. Здесь стоит вспомнить высказывание лидера немецких социалистов Бебеля о том, что антисемитизм — это «социализм дураков». Насколько многие левые сегодня терпимы к этому безумию, если не активно участвуют в нём — это болезненный вопрос.

Привычка причислять радикальные исламистские группировки и их идеологию к «фашистским» не только необоснованна, но и беспечна, поскольку многочисленные различия с европейской моделью делают такое сравнение излишним. Не нужны лозунги, чтобы понять, что исламистская программа, идеология и история диаметрально противоположны левым, то есть тем левым, которые существовали на принципах, основанных на классическом социализме, Просвещении, ценностях революций 1798-го и 1848-го годов и опыте поколений. Современным воплощениям этих левых не нужно «ложное сознание», которое толкает столь многих так называемых левых в объятия джихадистов.

Перевод с английского: https://www.opendemocracy.net/en/left_jihad_3886jsp/