Donate
Philosophy and Humanities

Джон Грэй: Семь типов атеизма. Часть 4: Атеизм, гностицизм и современная политическая религия

Парантеза04/09/23 08:051.5K🔥

Что объединяет Мюнстерскую коммуну, якобинизм, большевизм, нацизм и либерализм? Прежде всего, вселенский масштаб притязаний. Каждое из этих движений отрицает свою локальность и временность, и ставит целью полностью переделать не только конкретное общество, но и весь мир, установив вечную утопию. Данная особенность выдаёт влияние монотеизма, гностицизма и милленаризма.

Несмотря на их кажущуюся противоположность, утопическая мечта об идеальном мире и вера в постоянное совершенствование человечества имеют общий источник — христианский монотеизм. Идея прогресса — это мутировавшая версия христианской веры в спасение человечества как историческое событие. Современные революционные и либеральные движения по-прежнему практикуют веру в конец истории, которая лежит в основе учения Христа. Сторонники революций, реформ и контрреволюций уверены, что покончили с религией, хотя на самом деле лишь возродили её в новой, неузнаваемой для них самих форме.

Наибольшее влияние на современную политику оказало христианство, но есть и другие, более древние влияния. Одно из них — гностицизм, вера в то, что человечество может обрести спасение посредством знания. Идея учёного ХХ века Джона Десмонда Бернала о том, что однажды человек станет потоком света, и мечта Рэймонда Курцвейла о загрузке сознания в киберпространство — это обновление гностических идей.

Гностицизм — исконно западное явление. Вера в спасение посредством знания — это часть западной традиции. Платон считал, что обретение свободы состоит во вступлении в пространство, лежащее по ту сторону пещеры. Сократ утверждал, что благо и истина — одно и то же. Однако им никогда бы не пришло в голову утверждать, что гармония достижима в рамках истории.

Христианство превратило гностицизм в мощную политическую силу на Западе.

Чтобы понять современную политику, нужно отбросить идею о противоборстве светских и религиозных движений. Якобинизм и большевизм стремились свести на нет влияние религии, поэтому считаются секуляризационными движениями; однако в их основе лежал милленаристский миф апокалиптического христианства. Нацизм категорически отвергал эгалитарную этику Просвещения, и в этом смысле был антипросвещенческим движением; однако в своём стремлении создать «науку о человеке» на основе физиологии нацисты были продолжателями проекта Просвещения. Либерализм возник в XVII веке как практическое применение универсальной морали, унаследованной от монотеизма; однако начиная с Джона Стюарта Милля, либерализм стал проводником религии человечества, которая должна была заменить собой монотеизм, но на деле представляла собой монотеизм в новой упаковке. Исламистские движения являются проявлениями религиозного фундаментализма; но они также испытали влияние таких западных идеологий, как ленинизм и фашизм, которые в свою очередь испытали на себе влияние религии.

Представление о том, что мы живём в светскую эпоху — иллюзия. Светская мысль — это по большей части вытесненная религия.

Понятие светской сферы ввёл Иисус, предписывавший своим ученикам отдавать кесарю кесарево. Идеи терпимости берёт начало в иудаизме и христианстве, а не в философии Просвещения. Однако монотеистические религии также вдохновили многие современные антилиберальные движения. Смесь христианской идеи спасения и гностической веры в спасительную силу знания породили представление о политическом спасении. Учитывая нынешний подъём религии, можно сказать, что мы живём в постсветскую эпоху. Но поскольку светская мысль — это не более чем вытесненная религия, никакой светской эпохи на самом деле не было.


Милленаризм и гностицизм в западной традиции

Современные революционные движения — это продолжения средневекового милленаризма. Миф о том, что мир можно изменить к лучшему посредством масштабного потрясения, всё ещё актуален. Изменился только автор этого преобразущего события. Если прежде им был Бог, то теперь им стало «человечество».

В своей влиятельной книге «Погоня за Тысячелетним царством: революционные милленаристы и мистические анархисты Средневековья» (1957) Норман Кон так резюмировал определяющие черты милленаристских движений:

«Милленаристские секты и движения все представляют себе спасение как

1. коллективное, в том смысле, что верные обретают его совместно;

2. земное, в том смысле, что оно достигается в этом мире, а не в ином;

3. грядущее, в том смысле, что оно придёт скоро и внезапно;

4. всеобъемлющее, в том смысле, что оно полностью преобразит мир, сделав его совершенным;

5. чудесное, в том смысле, что достигается при помощи сверхъестественных сил».

Все эти черты за исключением последней присущи современным революционным движениям. От якобинцев конца XVIII века до большевиков и сторонников Мао и Пол Пота в веке ХХ, все революционеры верили, что творят новый мир. Древние гностики считали, что посвящённые могут освободиться от оков материи, войдя в иные сферы бытия. Современные гностики, одержимые ещё более фантастическими идеями, считают, что царство небесное можно построить на земле.

Ведущий специалист по гностицизму в ХХ веке Эрик Фёгелин резюмировал гностическое мышление в шести пунктах:

1. Гностиков не устраивает состояние мира;

2. Они объясняют это тем, что мир незавершён;

3. Они верят в то, что можно преодолеть настоящий порядок вещей;

4. Они утверждают, что этот порядок вещей должен быть изменён в ходе истории;

5. Они верят, что его можно изменить усилиями людей;

6. Чтобы достичь этого, необходимо особое знание, которым обладают только посвящённые.

Все шесть описанных Фёгелином черт можно найти в современных разновидностях гностицизма. Однако он ошибался, утверждая, что вера в возможность изменить порядок вещей в рамках исторического процесса всегда была частью гностицизма. На протяжении большей части истории гностики представляли себе спасение как бегство от истории. Даже после того, как гностицизм слился с апокалиптическим мифом, гностики не верили, что мир можно улучшить — только уничтожить в ходе конфликта в конце времён.

Вера в то, что мир можно изменить в ходе истории, встречается только в современном гностицизме и была унаследована от христианства.

Более верное изложение гностической мысли можно найти в трудах немецкого исследователя Ханса Йонаса. Согласно Йонасу, в гностицизме человечество и Бог противопоставлены друг другу:

«Божество является абсолютно надмирным, его природа чужда этой вселенной, которая не создана и не управляема им и которой оно полностью противопоставлено: божественное царство света, самодостаточное и отдалённое, — это космос, противопоставленный царству тьмы … Трансцендентный Бог сокрыт во всех созданиях и непознаваем в естественных представлениях. Познание егo требует сверхъестественного откровения и воображения, и даже после этого его может быть тяжело выразить иначе, как в отрицательных терминах».

Гностическая космология мрачная и параноидальная: «Вселенная … подобна безбрежной тюрьме, чьей сокровенной темницей является земля, сценическое пространство человеческой жизни. Вокруг и над ней космические сферы располагаются, подо6но концентрическим изолированным оболочкам». Человеческая душа «оцепеневшая, спящая или отравленная ядом мира: короче говоря, она «невежественна»». Чтобы обрести спасение, необходимо уйти из мира: «Цель гностических устремлений — освобождение “внутреннего человека» из оков мира и его возвращение к изначальному царству света … Наделённая гносисом, душа после смерти идёт вверх, оставляя позади сферы физического «облачения”, присущие ей. Таким образом дух, освобождённый от чуждых влияний, достигает Бога за пределами мира и воссоединяется с божественной субстанцией».

Окончательное освобождение наступает только в смерти.

В древнем гностицизме не было идеи о том, что мир людей можно переделать. Трудно сказать, почему Фёгелин приписывал гностицизму эту идею. Быть может, он хотел верить, что Запад невиновен в возникновении чудовищных политических религий нашего времени. Однако гностицизм не чужд западной традиции. В сочетании с христианскими милленаристскими мифами гностицизм породил светские религии, которые сделали современный мир таким, какой он есть.


Мюнстер Яна Бокельсона: коммунистическая теократия

Бертран Рассел был прав, назвав большевизм скорее религией, чем политическим движением. Масштабные политические эксперименты современности были основаны на мифах монотеизма и поэтому были религиозными по своей природе. Яркий пример — милленаристские движения раннего Нового времени.

В конце своей книги Кон пишет:

«Для движений данного рода характерно, что их цели и притязания неограничены. Общественная борьба рассматривается не как борьба за конкретные, ограниченные цели, а как невероятное по своей значимости событие, коренным образом отличающееся от любой другой борьбы в истории, потрясение, после которого мир будет полностью преображён».

Связь между милленаристской традицией и современными революционными движениями становится ясна, если рассмотреть случай вождя мюнстерских анабаптистов Яна Бокельсона. Осенью 1534 года Бокельсон, также известный как Иоанн Лейденский (в Лейдене он возглавлял радикальное движение анабаптистов, отрицавших авторитет церкви), провозгласил себя королём немецкого города Мюнстер. Его коммунистическая теократия просуществовала до июня 1535 года, когда после продолжительной осады город был взят войсками Мюнстерского Архиепископа, а сам Бокельсон был подвергнут пыткам на городской площади.

Бокельсон не использовал религию для обмана и эксплуатации народа. Он также не держал в страхе своих последователей. Как и многие другие светские пророки после него, он был одержим идеями, которые проповедовал. К моменту прибытия Бокельсона весной 1533 года, Мюнстер уже был коммунистическо-теократическим городом-государством. Под предводительством Яна Матиса, который стал наставником Бокельсона, анабаптисты разграбили церковь и сожгли находившиеся в её библиотеке книги. Объявив, что настоящие христиане должны делить средства между собой, Матис распорядился передать все золотые и серебрянные монеты властям. С тех пор деньги использовались только для приобретения продовольствия, распространения пропагандистских материалов и расчётов с наёмниками. Были созданы обеденные залы, в которых люди могли есть вместе, одновременно слушая чтения Библии. Найденные в домах людей продукты питания были конфискованы. Позже приватность попала под запрет: двери и окна надлежало держать открытыми днём и ночью. Правление Матиса завершилось, когда на Пасху 1534 года он, повинуясь божественному повелению, покинул город вместе с небольшой группой своих сторонников, чтобы дать отпор ландскнехтам, державшим в осаде город. Маттис был схвачен и убит; его расчленённое тело и гениталии прибили гроздями к городским воротам.

Захватив власть после смерти Матиса, Бокельсон вывел коммунистический город-государство на новый уровень. Все ремесленники и горожане, не призванные на военную службу, должны были работать на город. На смену пуританскому режиму пришло многобрачие. Все женщины, достигшие определённого возраста, обязаны были выходить замуж. Тем, кто отказывался брать дополнительных мужей, угрожали казнью. Было внедрено что-то вроде сексуального коммунизма: каждый гражданин — в особенности женщины — считался сексуальной собственностью остальных. Невыполнение супружеского долга стало караться смертью.

Бокельсон расчитывал стать мессией последних дней и править всем миром. В мае 1534 года он пробежал голым по улицам города, не в состоянии произнести ни слова. Три дня спустя он объявил о том, что получил откровение.

В сентябре Бокельсон провозгласил себя мессией, царём Нового Иерусалима, чей приход был предсказан в Ветхом Завете. Мюнстер должен был стать первым городом нового мира.

Бокельсон изменил жизнь в городе до неузнаваемости. Улицы и ворота были переименованы, воскресенья и праздничные дни отменены. Лютеране и католики были изгнаны. Оставшиеся были заново крещены на площади. Не прошедших церемонию ждала смерть. Бокельсон ввёл новый календарь, а также наделил себя правом выбирать имена для новорожденных детей. На площади был установлен трон, восседая на котором король раздавал народу хлеб.

Бокельсон правил городом при помощи террора. Несанкционированные собрания были запрещены под страхом смерти. Любой, кто пытался покинуть город или помогал это сделать другим, рисковал расстаться с головой. Одной из целей террора было не допустить расшатывания власти агентами церкви. Однако очень скоро казни стали зрелищем для народа. Часто король сам рубил головы, после чего тела четвертовались и выставлялись на обозрение в разных частях города. К июню 1535 года, когда Бокельсон был убит, эти кровавые зрелища стали ежедневными.

После смерти Бокельсона радикальный анабаптизм пришёл в упадок. Анабаптистские общины основывались и позже. Некоторые из них — например, меннониты — существуют по сей день. Но попытки взять небеса штурмом христиане отбросили к концу XVI века. С тех пор апокалиптические мифы возрождались исключительно в политической форме. Большинство этих движений были светскими.


Якобинизм, первая современная политическая религия

Якобинцы — наиболее очевидное связующее звено между средневековыми милленаристами и революционными движениями ХХ века. Период террора во Франции был не только аристоцидом. Как и позже в большевистской России, наибольшее количество жертв составляли обычные люди. Среди них были убитые в ходе подавления контрреволюционного мятежа в Вандее, который разразился после казни Людовика XVI в январе 1793 и продолжался до 1796 года. Погибла примерно треть населения региона: революционные войска жгли урожай, уничтожали деревни и топили их жителей. Великая французская революция забрала жизни сотен тысяч людей. Якобинцы — чей вождь Максимильен Робеспьер организовал казнь примерно 20 тысяч врагов революции и сам был казнён в 1794 году — руководствовались лозунгом: «Пощада — это предательство».

Как и анабаптисты, якобинцы хотели защитить свой новый режим от атак контрреволюционных сил. Как и анабаптисты, они в религиозном порыве хотели стереть с лица земли людей, которые были частью прежнего порядка. Французский либерал XIX века Алексис де Токвиль писал:

«Французская революция — это революция политическая, действовавшая подобно религиозной и в чем-то сходная с ней. Французская революция в отношении мира сего действовала совершенно так же, как действовали религиозные революции относительно мира иного; она рассматривала гражданина отвлечённо, вне любых частных сообществ, так же, как и религии рассматривают человека вообще, независимо от страны и времени. Она пыталась определить не только особое положение французского гражданина, но и общие обязанности и права человека в политической области. Поскольку казалось, что она стремится к возрождению рода человеческого ещё более, нежели к реформированию Франции, то она разожгла страсть, которую до этого не могли вызвать даже самые бурные политические революции. Она вдохновила прозелитизм и породила пропаганду. Потому-то, наконец, она и смогла принять этот вид религиозной революции, который так ужасал современников; или, скорее, сама стала своего рода новой религией, правда, религией несовершенной, без Бога, без культа и без иной жизни, но которая, тем не менее, подобно исламу, наводнила всю землю своими воителями, апостолами и мучениками».

Это очень тонкий анализ процесса превращения политики в религию, который активизировался в XIX и XX веках. Вопреки мнению Токвиля, Великая французская революция имела и культ, и идею иной жизни.

Якобинизм стал первой современной политической религией. Его культ был светским, а роль иной жизни выполнял ожидаемый рай на земле.

Тот факт, что якобинизм был религией, признавали и сами якобинцы. Вскоре после взятия Бастилии в июле 1789 года была проведена череда празднеств, ознаменовавших основание нового светского культа. В ноябре 1793 года (или 2 года по новому календарю) по всей стране прошёл Фестиваль Разума. Церкви были превращены в Храмы Разума, а в Соборе Парижской Богоматери состоялась церемония, в ходе которой на возведённый недавно алтарь (предыдущий был уничтожен) взошла Богиня Разума, одетая в римскую тунику с лентой в цветах французского триколора. Была принята программа по дехристианизации. Церкви были закрыты, а статуи и кресты убраны с кладбищ. Целью было не отделение церкви от государства, а уничтожение христианства и его замена новым государственным культом.

Не все якобинцы сходились во мнении насчёт характера основанного ими культа. Некоторые склонялись в сторону атеизма и хотели ликвидировать саму идею Бога; другие были скорее деистами и верили, что Бог сотворил мир, но отрицали его вмешательство в мировые события. В числе последних был и Робеспьер, который в 1794 году провозгласил культ Верховного Существа.

В принятом в мае того же года декрете излагались догматы новой религии:

1. Французский народ признаёт существование Верховного Существа и бессмертие души.

2. Он признаёт, что культ, достойный Верховного Существа, заключается в выполнении человеческих обязанностей.

3. Из этих обязанностей он считает первейшими: ненавидеть нечестность и тиранию, наказывать тиранов и предателей, помогать несчастным, уважать слабых, защищать угнетённых, делать другим как можно больше добра и не быть ни к кому несправедливым.

4. Для того, чтобы напомнить людям о божестве и об их собственном достоинстве, учреждаются праздники.

5. Их названия будут заимствованы из славных событий нашей революции, из наиболее ценных и полезных для человека добродетелей, из величайших благодеяний природы.

Эта светская религия стала прототипом религии человечества, которую позже создали Сен-Симон и Конт. Религия человечества, в свою очередь — это прототип светского гуманизма. Все современные светские религии — это смесь монотеизма с элементами гностицизма. Один из самых ярких примеров такой религии — большевизм.


Большевизм: милленаристские устремления, гностическое видение

Может показаться, что теократический город-государство XVI века и советский коммунистический эксперимент, начавшийся в 1917 году, не имеют ничего общего. Тем не менее, между ними есть некоторые весьма любопытные паралелли. Ленин верил, что свержение царизма было не просто локальным событием; он считал, что Октябрьская революция ознаменует собой начало нового мира. Как и анабаптисты из Мюнстера, большевики отметили наступление нового мирового порядка переименованием городов, улиц, общественных мест и введением нового календаря. Церкви, синагоги, мечети и храмы были разграблены и снесены. Была внедрена новая экономическая система — военный коммунизм, основанный на централизации управления экономикой, продразвёрстке, запрете частной торговли и свёртывании товарно-денежных отношений. Ленин рассчитывал, что вскоре после установления нового порядка в России тот распространится и на весь остальной мир.

Большевизм был сочетанием самых разных элементов, некоторые из которых были исконно русскими. По словам религиозного мыслителя Николая Бердяева, «в силу религиозно-догматического склада своей души русские всегда апокалиптики или нигилисты». Бердяев прослеживал истоки большевизма к насильственным реформам Петра I и русском мифе о России как третьем Риме. Большевизм также содержал в себе элемент гностицизма с примесью православия. В то же время, большевизм был продолжением европейской традиции — начатой якобинцами — использования террора для избавления общества от пережитков прошлого.

Родословная большевизма восходит к средневековому милленаризму.

Систематически применять террор начал Ленин, а не Сталин, который лишь практиковал методы Ленина в более крупных масштабах. В своей телеграмме о подавлении крестьянского восстания 1918 года Ленин требовал публично повесить крестьян, отказывавшихся отдавать хлеб — «непременно повесить, дабы народ видел». Был также приказ расстреливать и депортировать проституток, которые отвлекали солдат Красной Армии от выполнения своего долга. В 1919 году были расстреляны все московские скауты, а в 1920 — все члены теннисного клуба. Известные люди, которые были противниками нового режима, были высланы из страны. В 1922 году Ленин арендовал два немецких парохода, на которых сотни философов, языковедов, теологов, писателей и балерин были вывезены за границу.

Масштабы террора при Ленине были огромными. После Кронштадтского и Тамбовского восстаний 1920-1921 годов были казнены десятки тысяч человек. Поэт Николай Гумилёв, создатель школы акмеизма и муж знаменитой поэтессы Анны Ахматовой, в августе 1921 года был арестован ЧК за предполагаемое участие в заговоре монархистов и, вместе с 60 другими предполагаемыми заговорщиками, расстрелян в лесу. В ходе подавления Тамбовского восстания были уничтожены целые деревни, а против скрывавшихся в лесу использовался отравляющий газ. Пойманных крестьян сажали на кол, замораживали, ошпаривали и — как и в ходе французской революции — топили.

Масштаб и жестокость большевистских репрессий часто объясняют бушевавшей в то время гражданской войной. Белые также совершали массовые убийства; помимо солдат Красной Армии, они убили примерно 300 тысяч украинских и белорусских евреев.

Однако цель ленинского террора выходила далеко за рамки победы в гражданской войне. Помимо укрепления нового режима, он стремился очистить Россию от человеческих пережитков прошлого.

Согласно Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа, принятой советской властью в январе 1918 года, целые категории населения объявлялись «лишенцами», то есть людьми, лишёнными избирательных прав. В данную категорию попали, в частности, служащие и агенты бывшей полиции; лица, живущие на нетрудовой доход; духовные служители церквей и религиозных культов. Запрет распространялся не только на самих «бывших людей», но и на членов их семей. Многие «нетрудовые элементы» умерли от голода. Другие оказались в трудовых лагерях. К 1920 году в ведомстве ЧК было более 20 лагерей, в которых многие «бывшие люди» умерли от переутомления, побоев и холода. Как и в случае с Террором, большинство жертв революции составляли обычные люди.

Большинство заключённых трудовых лагерей не были представителями бывшего правящего класса. Согласно официальной статистике того времени, примерно 80 процентов из них были неграмотными. Главными жертвами большевистского террора были крестьяне и рабочие.

Ленин считал человеческие жертвы необходимой мерой на пути к созданию нового мира. Это убеждение было основано на его собственной версии марксисткого взгляда на историю, которую он изложил в памфлетах, наспех написанных в свободное от борьбы за власть время. Но на большевизм оказали влияние и другие школы мысли, в том числе гностицизм.

Общеизвестно, что тело Ленина было забальзамировано и выставлено на обозрение в мавзолее. Менее известен тот факт, что мавзолей Ленина был создан группой большевиков под названием богостроители, в которую входили писатель Максим Горький, нарком просвещения Анатолий Луначарский (заведовавший системой образования и подвергавший цензуре произведения искусства на заре советского режима) и первый комиссар внешней торговли СССР Леонид Красин.

Богостроители верили, что благодаря развитию науки в будущем Ленина можно будет вернуть к жизни. Они испытали влияние религиозного мыслителя Николая Фёдорова (1829 — 1903), который считал, что наука может обеспечить обещанное православием бессмертие в форме перерождения в совершенном теле. Победа над смертью, по его мнению, требовала установления господства над природой и переселения на другие планеты.

Задолго до гениев из Силиконовой долины русские богостроители планировали победить смерть при помощи технологий.

На похоронах своего революционного товарища Льва Карпова Красин сказал:

«Я уверен, что наступит время, когда наука станет всемогущей и сможет воссоздать умерший организм. Я уверен, что когда это время наступит, человечество, используя всю мощь науки и техники, силу и потенциал которых мы не можем сейчас себе представить, сможет воскресить великих исторических личностей — и я уверен что, когда это время наступит, среди великих фигур будет наш товарищ».

Именно Красин был инициатором возведения мавзолея для сохранения тела Ленина. Сначала он пытался заморозить Ленина, но система заморозки не сработала, и тело начало разлагаться. В Германии — по мнению большевиков, родине всех передовых технологий — была заказана новая холодильная установка, но и она не помогла остановить разложение. Лишь после того, как крионировать Ленина не получилось, его тело было подвергнуто бальзамированию.

Первый мавзолей был деревянным и был открыт для публики в августе 1924 года. Мавзолей кубической формы спроектировал архитектор Алексей Щусев, представитель движения конструктивистов, который также перестроил Лубянскую тюрьму. На заседании Комиссии по организации похорон Ленина Щусев объяснил, почему форма куба лучше всего подходит для увековечения советского вождя: «Владимир Ильич вечен. Имя его навсегда, на вечные времена вошло в историю России, в историю человечества. Как нам почтить его память? Чем отметить его надгробие? У нас в зодчестве вечен куб. От куба идет всё, всё многообразие архитектурного творчества. Позвольте и Мавзолей, который мы будем сейчас возводить в память Владимира Ильича, сделать производным от куба».

Проект Щусева был вдохновлён творчеством Казимира Малевича, основоположника супрематизма. Малевич верил, что геометрические формы являются отражением высшей реальности и считал, что кубический мавзолей Ленина символизирует область по ту сторону смерти: «Точка зрения на то, что смерть Ленина не есть смерть, что он жив и вечен, символизируется в новом предмете, имеющем вид куба», — писал Малевич. Каждый ленинист, продолжал он, должен иметь в Ленинском уголке своего дома куб. Партия приняла его предложение и начала производство кубов. Некоторое время Ленинские уголки с кубами можно было увидеть по всей стране.

Мавзолей из красного гранита со стеклянным саркофагом внутри был завершён в 1930 году.

Когда в июле 1941 года нацистские войска наступали на Москву, тело Ленина было эвакуировано раньше жителей города. После войны Ленина вернули в мавзолей. Вплоть до самого распада Советского Союза Ленина регулярно переодевали в новые костюмы, сшитые швеями из КГБ.

Забота о теле Ленина резко контрастирует с безразличием к человеческим жизням, свойственным самому Ленину. Под его руководством большевики совершали массовые убийства в прежде невиданных в России масштабах. Они убивали не только с целью победить врага, но и с целью создать человечество нового образца. Они пошли по пути, которому до них следовали якобинцы, а ещё раньше — милленаристы вроде Бокельсона. Мессию из Лейдена не волновало, сколько людей погибнет при строительстве Нового Иерусалима; они не заслуживали спасения. Ленин не верил в подобные вещи. Но он был готов убить сколько нужно, чтобы построить новый мир, обещанный его эрзац-религией — большевизмом.


Бокельсон, Гитлер и нацисты

Имя Фридриха Рек-Маллечевена мало кому знакомо сегодня. Он был офицером в прусской армии и автором «Дневника отчаявшегося», в котором яростно критиковал Гитлера и нацизм, за что и был арестован в октябре 1944 года, а несколько месяцев спустя умер в концлагере Дахау. Рек-Маллечевен написал ещё одну, менее известную книгу под названием «Бокельсон: повесть о массовом помешательстве».

Одиннадцатого августа 1936 года он записал в «Дневнике»:

«Я продолжаю работать над книгой о городе-государстве Мюнстер, основанном анабаптистами в XVI веке. Я читал рассказы современников об этом «Сионе», и был потрясён. Во всём, вплоть до мельчайших деталей, Мюнстер предвосхитил то, с чем мы имеем дело сегодня … Как и в нашем случае, зачатый в сточной канаве ублюдок стал великим пророком, а весь остальной мир лишь смотрел, разинув рот от удивления … как и в нашем случае, массы были одурманены; праздники, бесполезные сооружения — всё, чтобы у рядового человека с улицы не оставалось времени подумать … Тот факт, что мюнстерский пропагандист хромал, как Геббельс — это шутка, которую история готовила 400 лет … Чтобы всё сошлось, должно произойти ещё несколько вещей. Во время осады Мюнстера в 1534 году люди вынуждены были питаться своими фекалиями и есть собственных детей. Нас может ждать то же самое; а Гитлера и его прихвостней — тот же конец, что и Бокельсона».

С точки зрения Рек-Маллечевена, нацизм был олицетворением восстания «массового человека», которое началось с Великой французской революции. В октябре 1944 года он писал: «… безумие, которое распространяется с 1789 года и пламя которого поглотит Европу … Я родился слишком рано. Я не переживу это безумие».

Его опасения оправдались. Несмотря на то, что Рек-Маллечевен прятал страницы дневника каждый раз в новом месте, его дважды арестовывала СС. Роль критика современного мира, которую он выбрал для себя, сделала из него врага нацистов, считавших себя в высшей мере современными.

Рек-Маллечевен видел много общего между теократом-диктатором XVI века и вождём нацистов — даже их лица, любил повторять он, были похожими. Их также объединяли присущие им апокалиптические фантазии. И Бокельсон, и Гитлер пользовались успехом не благодаря обещаниям провести реформы или установить новый общественный порядок, а благодаря своим пророчествам о конце света. Поскольку новый мир мог возникнуть только в результате катастрофы, масштабные разрушения были частью их программ. Рек-Маллечевен был не единственным, кто заметил сходство между Бокельсоном и Гитлером — то же самое говорила и Ева Клемперер, жена исследователя нацистской Германии Виктора Клемперера.

Нацисты не получили бы широкой поддержки народа без разрушений 1914 — 1918 годов, массовой безработицы, гиперинфляции, национального унижения, вызванного Версальским мирным договором, и столкновения элит в немецкой политике. Однако нацизм не был обычным политическим движением. Как и большевизм — хоть и на свой манер — нацизм создал новую политику на основе апокалиптической религии прошлого.

Название «Третий рейх» было позаимствовано из средневекового апокалиптического мифа.

Богослов XVI века Иоахим Флорский разделял историю человечества на три периода, последний из которых связывался с установлением совершенного общества. Идея о Третьем рейхе, которую во время Реформации переняли анабаптисты, позже снова появилась в трудах сторонника консервативной революции Артура Мёллера ван ден Брука, который в своей книге «Третий рейх» (1932), разошедшейся миллионами экзепляров, предсказывал основание тысячелетнего немецкого государства.

Помимо милленаристских теорий, нацизм также был проводником «научного расизма». Политика геноцида, кульминацией которой стал Холокост, имеет долгую предысторию в немецкой мысли. Идея о том, что немцы нуждаются в «жизненном пространстве», которой оправдывались завоевания на восточном направлении, была популяризирована этнологом Фридрихом Ратцелем (1844 — 1904), который, в свою очередь, основывал её на псевдодаравинизме. Когда Германия начала военные действия в Африке, к «расовой науке» обратились снова, на этот раз для оправдания политики истребления коренного населения.

Почти полное истребление народов гереро и нама в Юго-Западной Африке (современная Намибия) между 1904 и 1907 годами публично обсуждалось в Рейхстаге и оправдывалось, исходя из научных теорий о расовой иерархии. Были развёрнуты концлагеря, большинство узников которых умерло от болезней и переутомления. В лагерях также проводились медицинские эксперименты. Женщин заставляли очищать черепа умерших или казнённых узников, чтобы затем отправить останки на изучение в немецкие университеты.

Из этих поставок не делали тайны. На протяжении нескольких лет в Германии продавались цветные открытки, на которых был изображён процесс подготовки черепов. Некоторые ведущие врачи, участвовавшие в этих экспериментах, со временем вернулись в Германию, чтобы преподавать и делиться методами, которые позже были использованы в нацистские годы. Доктор Ойген Фишер, руководивший изучением черепов, был учителем Йозефа Менгеле, который одним из первых начал изучать близнецов.

Совместив апокалиптический миф с псевдонаучным расизмом, нацисты создали смесь из худших элементов немецкой мысли и культуры. Историки-ревизионисты заявляют, что нацистский геноцид евреев был «копией» советских злодеяний. Это не так. И в нацистской Германии, и в Советском Союзе целью было создать новый мир; одним из методов было истребление части человечества. Но есть разница между убийствами людей в рамках широкомасштабной кампании террора (как в Советском Союзе) и отбором людей для кампании массового истребления, как это было в случае с евреями. Голая статистика не отражает этого различия. В определённый момент в советских лагерях содержалась большая доля населения страны, чем в немецких лагерях, и многие из заключённых погибли. Однако как бы трудно ни было в них выжить, советские лагеря не были предназначены для убийства заключённых вскоре после их прибытия. Холокост — это злодеяние, которому нет равных.

Некоторые представители нацистской элиты кичились готовностью к массовому истреблению людей. Они гордились тем, как далеко зашли в отрицании еврейских и христианских ценностей, и считали, что это делает их более радикальными революционерами, чем большевики. В своём романе «Приезд и отъезд» (1943) Артур Кёстлер, который, будучи тайным агентом Коминтерна, общался со многими нацистскими идеологами во время своих поездок по Европе, вложил в уста одного из своих персонажей следующие слова:

«Разве вы не понимаете, что то, что мы делаем — это и есть самая настоящая революция, даже более интернациональная по своими результатам, чем взятие Бастилии или Зимнего дворца в Петрограде? … Мы предприняли нечто грандиозное, колоссальное. Ничего невозможного для человека больше нет. Мы впервые атакуем биологическую структуру расы. Мы начали выводить новый вид homo sapiens. Мы выпалываем ростки дурной наследственности. Задачу по ликвидации или стерилизации цыган в Европе мы почти решили; ликвидация евреев завершится через год-два … Мы первые применили подкожное впрыскивание, скальпель и оборудование для стерилизации в нашей революции».

Вымышленный нацистский идеолог Кёстлера имел множество реальных аналогов, которые считали, что отвергая еврейский и христианский монотеизм, они тем самым отвергают либеральные ценности. В этом они были ближе к истине, чем сегодняшние светские гуманисты, отказывающиеся признавать теистические корни современного либерализма.


Воинствующий либерализм

Невозможно точно определить момент, когда зародился современный либерализм. Существует много разновидностей либерализма, причём самопровозглашённые либералы всегда отрицают претензии остальных на данное звание. Как и каждой идеологии, либерализму свойственны нарциссические конфликты, происходящие от незначительных различий. Родоначальником современной либеральной мысли принято считать Джона Локка (1632 — 1704). На идеи Локка огромное влияние оказало христианство, а его либерализм — это прямое продолжение монотеизма.

По мнению Локка, человек свободен потому, что Бог наделил его способностью управлять ходом своей жизни, а права человека вытекают из его обязанностей перед Богом. Однако, согласно Локку, не все люди имеют права. Например, коренные народы Америки не имели прав на занимаемые ими территории, так как не обрабатывали землю. Он также считал, что терпимость не распространяется на атеистов, поскольку те не соблюдают данных обещаний. И всё же, несмотря на их избирательность, либеральные ценности Локка были укоренены в монотеизме.

То же самое верно и в отношении Канта, который считал, что разум может быть источником универсального морального закона. Однако вера в то, что все люди придут к одним и тем же моральным принципам, безосновательна. Как отмечал Шопенгауэр, универсальный моральный закон может существовать только в том случае, если существует бог-законотворец.

Современный либерализм — это попытка придать универсальному моральному закону нетеистическую основу.

Джон Стюарт Милль пытался сделать это, сформулировав теорию о людях как «прогрессивных существах». Однако даже если его теория верна, это ещё не гарантирует торжества либеральных ценностей, так как свобода может оказаться полезной только на определённых этапах развития человечества. Например, беспрепятственный поиск истины утратит смысл, если, как предсказывал Огюст Конт, политика и этика однажды станут научными дисциплинами.

Милля подобная перспектива ужасала. В письме к своей спутнице Гарриет Тейлор он писал, что описанный Контом сценарий равнозначен либертициду, а в своей автобиографии назвал систему Конта «самой всеохватывающей системой интеллектуального деспотизма, когда-либо порождённой умом человека».

Эти нападки показывают, что Конт обнажил изъяны в мысли Милля. Как Милль писал в своей книге «О свободе», свобода применима только к людям, «которые находятся в полном обладании своих способностей» и неприменима не только к малолетним, но и к «обществам, находящимся в таком состоянии, которое справедливо может быть названо состоянием младенческим». Как и другие либералы того времени, Милль ничуть не сомневался в том, что колониальное правление Британии и других европейских стран способствует прогрессу человечества. Однако если понятие свободы неприменимо к обществам на низшей ступени развития, то почему оно должно быть применимо к развитым? Если целью является достижение высшей степени счастья, то ценность свободы будет снижаться по мере приобретения знаний о самых эффективных средствах достижения счастья. Конечным продуктом было бы нелиберальное общество (вроде того, которое приветсвовал Конт, а Милль критиковал), в котором власть принадлежит специалистам, а свобода мысли и свобода выбора образа жизни принесены в жертву прогрессу.

Конт, перенявший гностический образ мыслей, верил, что новая «наука о человеке» позволит разрешить извечные этические и политические дилеммы, а история — это путь человечества к спасению. Смесь гностических и христианских мифов породила контовскую религию человечества и продолжает обуславливать мышление либералов сегодня.

Отвергнув теизм, либеральные мыслители затем выдвинули грандиозные теории, гласящие, что либеральные ценности знаменуют собой конец истории. Однако история не движется ни к какой конкретной цели. Для Конта конечной стадией истории было органическое общество, вроде того, которое, по его мнению, существовало в Средние века, только основанное на науке. Для Маркса это был коммунизм — общество без рыночных отношений, государственной власти, религии и национализма. Для Герберта Спенсера — минимальное государство и невмешательство в экономику. Для Милля — общество, в котором каждый живёт так, как считает нужным, не обращая внимания на традиции и общественное мнение.

Все эти представления о конце истории очень разные, но их объединяет одно: нет никаких признаков того, что мир движется к ним. Как и в прошлом, в современном мире существуют разные режимы: либеральные и нелиберальные демократии, теократии и светские республики, национальные государства и империи, анархии и диктатуры. Ничто не указывает на то, что в будущем будет иначе.

Однако это не останавливает либералов, стремящихся навязать свои ценности всему остальному миру. Одержимые призрачными фантазиями об универсальных правах человека, западные правительства свергли деспотические режимы в Афганистане, Ираке и Ливии с целью внедрить либеральный образ жизни в странах, которым он чужд. Они уничотжили государства, не создав ничего взамен. Следствием стали анархия и возникновение новых, иногда ещё худших разновидностей тирании.

Либеральное общество — это не универсальный стандарт политического устройства. Тем не менее, либералы продолжают утверждать, что лишь невежество мешает остальному человечеству принять их систему. Этот образ мыслей они унаследовали от христианства. Они игнорируют тот факт, что либеральные ценности не являются прочно укоренёнными даже в тех странах, где они возникли. В ведущих западных университетах традиция терпимости и свободы слова уничтожается, вызывая в памяти разрушение языческих реликвий после распространения христианства в Римской империи.

Монотеизм породил либеральные ценности, а воинствующая светская религия может положить им конец.

Как и само христианство, либеральные ценности возникли в результате стечения обстоятельств. Если бы древний мир остался политеистическим, человечество, возможно, никогда бы не столкнулось с религиозным насилием, которое сопровождает прозелитизм, свойственный монотеистическим религиям. Тем не менее, без монотеизма не возникли бы либеральные свободы. Либеральный образ жизни по-прежнему остаётся одним из самых цивилизованных подходов. Однако, как и другие образы жизни, которые человечество выработало, а затем отбросило, он локален, случаен и временен.


©John Nicholas Gray


Оригинал можно почитать тут.

Author

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About