Create post
[Транслит]

Михаил Куртов. Я - метарусский

Denis Krupin
 Tata Gorian
Ксения Лоутон
+12

I.

Недавно я понял, что я — метарусский. Прежде я хоть и говорил на русском языке, но жил, не зная, кто я и каковы мои корни. И однажды я подумал: нужно сделать в этом незнании следующий шаг. Метарусский — это тот, кто всегда способен сделать следующий шаг.

Нельзя сказать, что я первый метарусский: у меня есть предшественники в будущем, т.е. метапредшественники. Метарусским сегодня может стать каждый метавенгр или, скажем, метафранцуз. Метарусский — это не состояние. Метарусский — это не просто тот, кто любит метаберезы.

Пожалуй, лучше всего, что такое метарусский, объясняют мета-анекдоты. Например:

* Возвращается метарусский из командировки и застает в постели мета-жену.

* Приходит врач в палату к метаметарусскому и говорит: у меня для вас две новости.

* Встречаются как-то два старых метаеврея, а один из них метарусский.

* Попадают русский и метарусский в ад и оба думают: хорошо, что не в мета-ад.

* Попадают как-то мета-американец, метанемец и метарусский на мета-необитаемый мета-остров и живут там.

У метарусского мира нет границ, только метаграницы. Теперь, когда меня спрашивают: «ты русский?», я не без гордости отвечаю: «я метарусский!». Метарусский — это тот, кто хочет поскрести русского и найти там другого метарусского.


II.

Есть ли смысл в слове «метарусский»? Смысл заключен не в самом слове, а в способе его употребления. Этот способ позволяет сохранять невредимым первоначальное коммуникативное намерение за счет непрекращающегося перескакивания с одного логического типа на другой.

Допустим, я говорю: как метарусский я не могу смотреть, как над моей родиной издеваются лицемерные коррумпированные чиновники; или: метарусский не может ненавидеть другие народы и страны и вести с ними войны. После этого возможны пять коммуникативных ситуаций. Вход в каждую ситуацию может осуществляться «с нуля», но, попадая в любую из них, коммуниканты движутся по их цепочке последовательно (как вперед, так и назад).

Первая ситуация («подозрение и развенчание»). Допустим, мне говорят: метарусский — это не русский, это какой-то русофоб, а может, даже еврей или американец! Ответ: метарусский — это действительно не русский, но и не русофоб, не еврей и не американец, потому что метарусский — это метарусофоб, метаеврей и мета-американец (и даже метапятая колонна — это уже шестая колонна, ну или четвертая, кому как нравится). Кажется, что в этом воображаемом обмене репликами ничего не произошло. И это действительно так: критика первоначальных утверждений рассыпалась, и их можно повторять, как если бы они произносились впервые.

Вторая ситуация («идентификация и создание нового образа врага»). Допустим, критики настроены серьезно и спрашивают: ну хорошо — что такое метарусский? Ответ: метарусский — это тот, кто с болью смотрит на то, как над его родиной издеваются лицемерные коррумпированные чиновники и т.д.; или: метарусский — этот не тот, кто ненавидит другие народы и страны, и т.д. Здесь возможен возврат к первой ситуации и бесконечный цикл. Само по себе это неплохо, так как первоначальное намерение в этом цикле все равно будет проступать: при «пустом» субъекте внимание целиком сосредотачивается на его предикатах, а предикаты в этом случае сигнализируют о конкретных проблемах.

Третья ситуация («отрицание и опустошение»). Критики могут пойти дальше и сказать: метарусский — это ничего не значит, это «пустое означающее» (придуманное русофобами, чтобы дурачить русских). Здесь возможен переход ко второй ситуации и еще один бесконечный цикл: «метарусский» будет то нагружаться атрибутами, то опустошаться критикой. Но в общественно-политическом плане операция опустошения заведомо проигрышная, так как слишком абстрактная. Кроме того, сам тезис о пустоте термина будет противоречить явным инвестициям в коммуникацию (с обеих сторон). Поэтому в какой-то момент критики метарусскости будут вынуждены отказаться от этой тактики и вовлечься в метаигру.

Четвертая ситуация («состязание и просвещение»). Критики говорят: у метарусских не может быть родины, только метародина — «если следовать их же логике»; и про русский народ они ничего не знают, только про какой-то свой метанарод. В этот момент критики, конечно, уже проиграли. Во-первых, они сами порой втайне надеются, что Россия должна быть метародиной для всех, кто ее любит, вкладывает в нее силы и деньги и пр., а русский народ — это самый что ни на есть метанарод. Во-вторых, в этой ситуации внимание сосредотачивается на самих означающих (а не скользит по навешанной лапше значений), и это впервые дает возможность разобраться с тем, что значит «народ», «родина» и пр. Это самая трудная и самая интересная ситуация, поскольку в ней требуется за короткое время пробежать всю политическую и социальную теорию (а для «экспертов» также лингвистическую, т.е. опять же социальную), незнание которой во многом и создало предпосылки для нынешнего кризиса. Риск возврата к предыдущим ситуациям здесь особенно велик. При удачном стечении обстоятельств конфликт дальше не развивается, и метарусские побеждают. Но у метарусских так никогда не бывает, потому что это недостаточно смешно.

Пятая ситуация («борьба и победа»). Достаточно смешно — это когда с метарусскими начинают активно бороться. Именно как с метарусскими, а не как с «пятой колонной» и пр. Зрелище невероятно кровавое и комичное: метарусского не идентицифировать по носу или ДНК, роду занятий или политическим убеждения, метарусский притаился в каждом углу и каждой строчке, в каждом индивиде и коллективе. Активная борьба с метарусскими, разумеется, не обязательно должна принимать форму физического насилия. Это может быть попытка высмеивания — однако метарусские очень серьезны (см. первую и вторую ситуацию); да и как можно высмеять то, что и так уже достаточно смешно? Кроме того, очевидно, что все самые смешливые силы будут на стороне метарусских. Это может быть также попытка психиатризации: мол, метарусские — это просто какие-то сумасшедшие. Но метарусскость — это не безумие, это метабезумие, т.е. инструмент, который отражает и гиперболизирует, как в вогнутом зеркале, безумие его критиков. В самом деле, разве не безумны те, кто борется с какими-то там метарусскими?

В итоге пятой ситуации имеем то же, что в итоге первой: по большому счету, ничего не произошло. Не считать же чем-то произошедшим победу метарусских. Таким образом, «метарусские побеждают, еще не начав борьбу» (как гласит надпись на картинке с портретом А.В. Суворова).


III.

Генералы всегда готовятся к предыдущей войне, а политические публицисты, «аналитики» и «эксперты» обычно говорят только о дне вчерашнем (или о его границе с днем сегодняшним). Что будет после — когда все это закончится и начнется что-то другое? Для преодоления этой заскорузлости публичной речи (всегда обращенной к так или иначе понятой «современности») необходимо геймифицировать политическую жизнь. Геймификация политики — изобретение моделей политического поведения, которые можно «проигрывать». Метарусскость — попытка геймификации языковой политики. Что станется после того, как русские по каким-то причинам больше не смогут называть себя русскими? Например, если они захотят выбирать свою «национальность» — как сегодня можно выбирать место жительства, гражданство и даже пол. Или, например, если единое централизованное коррумпированное государство перестанет существовать, уступив место множеству самоопределяющихся сообществ, связанных языком. Думают ли сегодня об этом публицисты, «аналитики» и «эксперты»? Или они предпочитают дожидаться, когда произойдет закономерный переход из текущего состояния в условное метасостояние? Времени для такого продумывания остается совсем немного. Метарусские побеждают именно потому, что «проигрывают».

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Denis Krupin
 Tata Gorian
Ксения Лоутон
+12

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About