Ниже публикуется текст лекции Павла Арсеньева для Открытого университета.
См. видео и подробности по ссылке

Последние пять лет тема публичных протестов в России стала темой не только журналистских репортажей и политологических спекуляций, но также и поэтической рефлексии и научных исследований — лингвистических, социологических, антропологических. Именно на этом перекрестке и существует моя контрибуция этой теме.

Для начала стоит упомянуть PS Lab, НИИ митингов, а также многочисленные публикации в медиа и ведущих гуманитарных журналах, посвященные тому, что из себя представляли в начале, как эволюционировали публичные формы протеста и каковы перспективы общественной мобилизации в будущем.

Так, один из последних массовых митингов прошел в День России. Олег Журавлев, писавший об этом на Republic, критикует прежние митинги за то, что они в известной степени были «бессодержательны», тогда как сейчас в протестную политику начинает возвращаться как раз-таки «содержание» (социальная повестка, критика неравенства, etc). Это в известной степени справедливо, ведь очень часто стейтмент собравшихся действительно сводился к тому, что «мы здесь власть» и «мы придем еще», без того чтобы уточнять какого рода это власть и как она должна делегироваться (или не должна, претендуя на форму прямой демократии — это все вопросы для политических философов), а также кто такие «мы», зачем они «придут еще» (а это вопросы для социологов) и наконец изменит ли это что-то по существу дела или на следующем митинге снова будут повторены эти странные формулы, не отсылающие ни к чему кроме самих себя.

Есть шанс, что ключ к таким «бессодержательным» формулам однако есть ни у кого иного как лингвистов или философов языка. Именно поэтому хотелось бы предложить приостановить социологические выводы, касающиеся общественного состава участников митингов, а также политические прогнозы, касающиеся шансов того или иного движения на успех, и посмотреть на то, что и как ГОВОРЯТ участники митинга. Поскольку одним из очевидных результатов протестного движения с 11 года стал если не захват власти или перманентная общественная мобилизация, то во всяком случае масштабный процесс «взятия речи», как это называл Мишель де Серто в своих политических эссе.

И в этом контексте мы обязаны повнимательнее присмотреться к тому, что кажется на первый взгляд «бессодержательностью» и вызывает страстную критику поборников позитивной социальной программы и в частности к самим этим фразам — «Мы здесь власть!», «Мы придем еще!».

Если теоретизировать эмпирическое наблюдение об отсылке в речи протестующих к своему собственному положению в некоторой ситуации (и соотв. обилие таких словечек как «мы», «здесь», etc), то необходимо сказать несколько слов о таком лингвистическом механизме как дейксис. Это понятие описывалось многими отечественными филологами от Виноградова до Падучевой, а впервые, судя по всему, было отмечено в работах французского лингвиста Эмиля Бенвениста, который указал на то, как существует субъективность в языке — посредством личных и притяжательных местоимений, грамматики глаголов или таких словечек как «здесь» и «сейчас», которые не имеют никакого семантического объема и только отсылают к говорящему, моменту или месту его говорения. Каждый из нас время от времени использует слово «я" или "мы» и каждый раз это обозначает разную субъективность, хотя слово одно и то же. Точно так же слово «здесь» всегда обозначает разное место в разных устах и в разных ситуациях, хотя грамматически оно от этого в русском языке никак не меняется.

Именно поэтому фразу «Мы здесь власть», когда сама власть начинает пониматься как то, на что указывают, то называть его бессодержательным и даже тавтологичным строго говоря нельзя, т.к. здесь как и при любом дейксисе задействованы два разных уровня — акта и содержания высказывания. Это делает в каком-то смысле — риторическом, например — эти протесты куда интереснее и изобретательнее, чем может показаться.

Существует знаменитый парадокс лжеца «То, что я утверждаю сейчас — ложно». На уровне содержание высказывания делается логически безупречное утверждение о том, что нечто ложно. Проблемы возникают на прагматическом уровне, поскольку то, что называется ложным, это сам акт высказывания, который вводит это содержание с помощью дейктиков «я", "сейчас» и получается, что фраза как бы опровергает саму себя. Поэтому присутствие таких словечек на политическом говорении стоит уделять особенное внимание и даже подозрение.

Содержание высказываний вроде «Мы здесь власть» отсылает к самому акту или, если угодно, ситуации высказывания (ср. «мы придем еще» — это та же самая отсылка к ситуации высказывания, к «самому себе» только в будущем). О «мы-здесь-идентичности» пишет Сидней Тэрроу в связи с движением «Occupy Wall Street», процитированные лозунги которого были не выдвижением тех или иных требований, но требованием признания.

И вот эта часто критикуемая социологически «пустотность» (само)отсылки или самообращенности, привлекающая к самому факту или ситуации своего высказывания на самом деле действительно интересна не своим содержанием (политической программой), но своей формой (дейктической), которая возможно точнее очерчивает сегодняшний горизонт политического, чем все прежние «содержательные» лозунги. Такая грамматика протестной речи отчетливо отсылает к критике политической репрезентации и всего словаря политических дескрипций (либерализма, социализма, etc). Участники не готовы называть себя прежними названиями, поскольку не ощущают их наполнения. Даже Ленин настаивал на том, что его партия должна сменить название и стать не социал-демократической, а коммунистической, потому что старое название — как старая одежда: при всей привычности и удобстве должна быть заменена на новое. В этой ситуации политической аномии люди, чтобы сохранять верность политическому событию встречи, вынуждены использовать дейксис на уровне словаря и избегать делегирования представителям на уровне власти.

Я не настаиваю на какой-то особой оптимистичности происходящего, но только на точном описании новой реальности политического говорения, предлагаю без поспешного диагностирования ее неэффективности или деградации, разбираться в ее устройстве. Разобравшись же, можно увидеть и новые политические способы действия в ней.