В комиксах, на которых я вырос, злодеями выступали правительство и корпорации. Я помню подражателей Рокфеллеру и промышленных магнатов как отвратительных злодеев. Теперь эти свиньи стали героями или финансируют их. Американские комиксы стали циничными и безрадостными — в них нет дьявольского смеха, а герои прогнили от ультмативности статус-кво.

Подростковый и молодежный рынок перешел от американских комиксов (я бы сказал, с середины-конца 90-х) к манге и аниме. Многие продавцы комиксов в США возмущаются этим по националистическим, женоненавистническим и гетеросексистским причинам. В аниме и манге часто демонстрируются  персонажи-мужчины, которым свойственно плакать и сильно эмоционировать, но которые обладают невероятной волей к победе или волей к выживанию. У персонажей американских комиксов, кажется, нет никакой воли, но она им и не нужна: они умирают и воскресают в каждом втором выпуске.

Марк Фишер, 14 июня 2006 г. (цитата переведена в сокращении)

За всё время, что я пишу, ничего не вызывает столько личного (и социального) трепета, как ситуация с One Piece. Если и есть что-то странное или мистическое, мало объяснимое для меня самого, то это мои исследовательские отношения с главной мангой человечества. Если я и могу внести какой-то вклад, то он гораздо больше связан с этим конкретным произведением, а не с музыкальной критикой. Если и есть что-то в современной культуре, что оказывает психоделический эффект на мир, то это магнум-опус Оды Эйитиро. Именно об этом я решил в максимально свободной форме порассуждать в этом эссе: сбивчивом, эмоциональном, радостном, с претензией на магическое прочтение One Piece и весьма графоманском, и в этом смысле — полностью отвечающим принципу пятого гиара и Ники. Как Ника умеет материаизовать из воображения или памяти любой объект, так и этот текст соткан из различных цитат и перефразирований. Я бы хотел, чтобы этот текст производил тот же эффект, что производит Ника — эффект проваливания в кроличью нору из скрытых и видимих кусков чужих текстов, эффект размыавания реальности в желании найти самые неожиданные аналогии, чтобы максимально освободить разум. Если уж не читателя, то хотя бы свой.

О влиянии Джойбоя на окрепшие умы

В 2021 году уж не вспомню в силу чего, но я почувствовал, что нащупал нечто революционное — я вдруг понял, что One Piece абсолютно гениальное произведение, отвечающее на запросы многих политических теоретиков; произведение, претендующее на удовлетворение ряда важнейших культурных и социальных дефицитов (чувство единства, настоящей радости, политического сопротивления как позитивной перспективы и т. д.). Стало казаться, что в OP есть драйв, который отличает его от любого piece of art на нашем веку. Стало действительно казаться, что OP способен перешагнуть логику потребления и оказывать аффект, который больше попросту ничто не способно оказать. Короче, настоящая прививка и панацея разом и от джеймисоновской эрозии аффекта, и от сетевой левацкой политики осуждения.

В 2022 я написал для The Village эссе, где в числе прочего рассуждаю: «сложно отделаться от ощущения, что эта манга не больше, чем эскапистский аттракцион утешения, приобщенность к которому компенсирует угасающие гарантии реального мира, где классовый разрыв и неравенство только увеличиваются <…> В этом свете One Piece становится подобен японским "начальникам для битья" — манекенам, которые сами японские фирмы отдают на кулачный откуп работникам, прекрасно понимая, что лучше пусть клерки выплескивают свою агрессию на образ директора в контролируемых условиях, чем митингуют или вступают в профсоюзное движение». И в конце скромно выдвигаю почти наивный и абсурдный вопрос: «Какова природа One Piece? Это просто аттракцион или он действительно может разжечь сердца, воображение и жажду перемен — вопрос сложный».

От утвердительной интонации меня удерживало ощущение, что еще просто слишком рано и не слишком социально обосновано. Но несмотря на эксплицитные сомнения в эссе, тем не менее, находились люди, которые считали, что даже банально предположение о политическом потенциале One Piece — идиотизм. Некоторые просто смотрели на меня как на умалишенного фаната (что верно, и я горжусь), который хочет видеть в любимом болеутоляющем полноценное лекарство от реальных бед. Но в том же самом эссе, перефразируя Дмитрия Хаустова, я писал: 

«В самом деле, разве не наивно рассуждать о сёнен-манге в такой оптике? Не наивно полагать, что комикс о резиновом пирате может претендовать на нечто большее, чем на развлечение? Может быть. Но разве не стигмой "наивности" элиты всегда клеймят все то, что содержит для них потенциальную угрозу? Разве не в аналогичных терминах "наивности" сегодня говорят о любых (не)мыслимых альтернативах существующему укладу? И раз так, то, возможно, "наивное" — именно то, на что стоит обращать самое пристальное внимание».

Ставка оказалась верной. В скором времени история показала, что небесный остров существует, мечтатели оказались правы. Всё изменилось. Говоря словами персонажей One Piece, “мир перевернулся с ног на голову”— о политическом заряде One Piece говорят все ведущие новостные каналы мира. Хорошо смеется тот, кто смеется и первым, и последним. 

Но обо всем по-порядку. После выхода текста на The Village стало происходить что-то странное и по меньшей мере захватывающе. Череда совпадений, которые сами по себе оказывали пресловутый психоделический эффект (сначала исключительно на меня). Во-первых, в тексте для The Village я ссылался на эссе "Политика и супергерои: принцип суперпозиции" антрополога Дэвида Гребера, в котором он доказывал, что американские супергерои это охранники статус-кво, а я как бы продолжал его логику и сравнивал их с мугиварами — главными нарушителями статус-кво. Тогда еще никто не знал, что Гребер оставил после себя последний труд, посвященный пиратам, где анализировал, как реальные пираты обустраивали быт на основе чуть ли не прото-социалистической (и на удивление между новаторскими открытиями Гребера и тем, как устроен определенный вид пиратства в One Piece — очень много общего). 

Во-вторых, спустя месяц-другой в арке Вано случается явление Ники — и с тех пор политический потенциал OP стал еще более проявленным. Примерно в то время скандально известный Хасан Пикер в эфире популярного подкаста Trash Taste заявил, что “Луффи — террорист” и что “Луффи буквально убивает морских копов”. Через пару месяцев люди стали выходить с флагами мугивар, пусть пока это событие и не приобрело массовый характер. Возникло ощущение, будто то самое социальное обоснование рождается прямо на глазах. Я стал думать, что изменилось. Конечно, новый титул Луффи как "война освобождения" сильно на это повлиял, но почему? Почему именно сейчас? Что такого было в Нике, что сподвигло людей на действия? Ведь One Piece всегда манифестировал освобождение. Так что изменилось? Позже с удивлением для себя я стал понимать, что Ника в частности и Ван Пис в целом — буквально тот текст, который ждали лево-настроенные почитатели.

One Piece, к счастью, нельзя назвать агиткой, что я и сам доказывал в исследовании для Perito годами позже. Но его, если угодно, драйв — что это, если не попытка отойти от риторики осуждения, уныния и политической скорби? То есть от всех тех недугов, которые сразили левых и максимально лишили их привлекательными для массы людей. Теперь я могу не стесняться утвердительной интонации — прямо сейчас One Piece единственное произведение, делающее то, чего хотели бы достичь многие левые. И о степени его влияния говорит и то, что теперь даже правые миллиардеры (абсолютно безуспешно) пытаются присвоить One Piece себе. К счастью, это история о победе, и совсем не о повторении ситуации, которая случилось с Звездными Войнами. 

"Я слышу барабаны освобождения"

В конце арки Вано, Луффи пробудил свой дьявольский фрукт, который на протяжении больше 1000 глав и эпизодов считался фруктом, дарующим телу свойства резины. Однако выяснилось, что на самом деле Мировое правительство старалось скрыть сущность фрукта Луффи, чтобы постараться избежать его полноценного раскрытия. Дело в том, что в действительности фрукт Луффи дарует ему способности бога солнца Ники — мифического существа, в которое верят рабы в мире One Piece. По легенде, Ника освободит всех рабов в мире. Пробуждение фрукта и (буквальное воскрешение) Луффи сопровождалось так называемым ритмом “барабанов освобождения” — якобы в таком ритме бьется сердце Луффи в режиме Ники. Сам Луффи уподобился мультяшке, стал безостановочно смеяться в лицо врагу и выяснил, что может не просто растягиваться, а менять вокруг реальность — делать желеобразным физическое пространство и даже материализовывать любые предметы, которые способно представить его воображение. Иными словами, реальность под волей Луффи некреняется как при психоделическом эффекте. 

Бог Ника, который говорит через Луффи, жупел для Мирового правительства. Прежде фрукт Ники принадлежал Джойбою — первому в истории пирату, который был одним из главнейших врагов правительства. Интересно, что божественность Луффи и Ники проявляется не в избранности и спасении других, а в безмерной силе вдохновлять других на действия — что позволяет не снимать с прочих персонажей политическую и другую субъектность. Более того, иной раз, это вдохновение оказывается решающе важным. Например, когда один из лидеров правительства, Святой Сатурн, повяжет пиратку Бонни, сила которой основывается на вере в альтернативное будущее, он будет подавлять её волю — банально разговором о том, что мир такой какой он есть, и он не изменяем. Это лишает Бонни сил, но потом она встречает Луффи в режиме Ники, и он снова наполняет её вдохновением — и Бонни возвращаются силы видеть альтернативное будущее, а значит, и сражаться с правительством.

Именно с пробуждения Ники One Piece стал восприниматься общественно как яркое политическое произведение. Причем политическое не только внутри сюжета, но и по отношению к другому миру — нашему. По состоянию на ноябрь 2025-о — в мире случилось несколько так называемых “революций поколения Z”, на каждой из которых протестующие массово выходили с флагом Луффи (а иной раз и с прямыми референсами либо к революционной армии, либо к Нике). Возможно, дело в том, что освободительная радикализация One Piece совпала с доминированием ультраправых в мире. О One Piece стали говорить мировые новости и медиа, а репортаж о протестах с использованием символики пиратов даже попали на НТВ. Никогда прежде никакой другой артефакт поп-культуры не приводил ни к чему подобному. Осмелюсь сказать, что Ника через Луффи изменил реальность не только внутри One Piece, но и оказал такой же невероятный психоделический эффект на реальный мир, полностью перешагнув за логику потребления. 

Преодоление этой логики — еще один аспект, усиливающий психоделический эффект One Piece. Об этом преодолении и дальнейшем развитии контркультурного начала опуса Оды я писал еще в марте: 

«у меня есть прогноз, что кульминация манги (плюс-минус через 10 лет) зарифмуется с окончательным принятием консервативного поворота в мировой политике — что сделает шедевр Оды уже буквально контркультурным. Ну то есть он и сейчас, но может наступить день, когда это поймут горэсэй реального мира. И если плохой сценарий осуществится, то я бы хотел именно такое развитие событий: мировое правительство дрожит в страхе, когда Луффи найдет сокровище Ван-Пис, запрещая любой способ его получить (от изучения истории до пиратства как такового), тем временем в нашем мире One Piece запрещают по политическим соображениям, что делает мангу One Piece и сокровище Ван-Пис одним смысловым целым (ха!). One Piece в принципе велик тем, что преодолел противоречия всех анти-истеблишментских произведений времён позднего капитализма — потому что стал одним из редчайших произведений, перешагнувших логику капитализма, то есть остался и останется не (только) критикой на бумаге, но буквально мотивирует людей выходить на улицы. Короче, Ода напомнил всем нытикам фишеровского толка, что и “Капитал” Маркса был бестселлером».

Тот же мотивирующе-психоделический эффект я старался — и склонен считать, что у меня получилось, — поместить в свое видеоэссе по Ван Пису для Кинопоиска. Судя по комментариям, определенного эффекта я достиг.

Подобным зарядом я постарался наделить и сопутствующий авторский комментарий для тг-канала Кинопоиска:

“Когда консультант этого видеоэссе, предложил назвать главы эссе в честь лозунга Великой Французской революции «Свобода, равенство, братство», я подумал, что лучше варианта не найти. Это действительно три кита, на которых держится пиратский манга-опус Эйитиро Оды. К сожалению, сегодня не так много произведений массовой культуры, о которых можно сказать нечто подобное. Мы живём во времена агрессивного умерщвления всех вышеуказанных принципов. И речь не только о буквально политической сфере — речь в том числе о культуре. Сегодня сложно найти массовое произведение, которое сохраняло бы тягу к переменам, альтернативам и бесстрашию, а главное — вдохновляло жить. <…> Под видом мультяшного приключения Эйитиро Ода старается не дать угаснуть духу свободного мира — духу, который когда-то обуревал популярную культуру, но практически утрачен сегодня под гнётом безальтернативного уклада. В этом акте сохранения важности идеи свободы — огромная культурная роль манги «Ван-Пис», которая все еще не осмыслена до конца. ”. 

Однако под “психоделическим” нельзя понимать запрещенные вещества, речь, скорее, об эффекте и аффекте только схожим с психоделическим. Речь как раз об упомянутом мной “духе свободного мира”.  В процессе работы над “Политическим компасом One Piece” для Perito мне было крайне приятно услышать от редактора Елены Филипповой, что она смотрит на One Piece аналогично мне, в том смысле, что считает, что One Piece оказывает воздействие на мозг — и в силу чуть ли не джойсианского устройства произведения, и в силу того, как долго он выходит (и соответственно, какое место и время занимает в наших жизнях, что особенно контрастирует с эпохой быстросгораемого контента, спровоцировавшего эрозию аффекта). По этой же причине, по нашему мнению, One Piece способен объединять самых разных людей из самых разных частей света, но не только на уровне фэндома, но и на уровне политического включения. Можно было бы подумать, что это подобно наркотическому эффекту — то есть One Piece вызывает и привыкание, и меняет парадигму в голове. Но я бы сказал, что он оказывает как раз анти-наркотический эффект. Любой наркотик действует определенное количество времени и вырывает из повседневности. Но One Piece действует на постоянной основе и повязан с повседневностью морскими узлами. 

О схожем психоделическом эффекте и о важности его реанимации писал Марк Фишер. Мне нравится, как Фишер обращался к текстам Спинозы, в которых высматривал новый психоделический разум. Такой разум завязан отнюдь не на запрещенке, а на идеи управления собственной чувственностью и внутренней инженерией новизны, которая способна произвести такую же психоделическую политику («хакнуть» капиталистическую реальность) и породить, например, радость протеста. Собственно, категория joyness — как и осмысление, чем притупляется его получение, — центральная для Спинозы.

Читая Спинозу, Фишер утверждает, что психоделическая политика, связанная со свободным творчеством, способна изменить внутренние механизмы депрессивного субъекта — (!) "привести его сначала к нужным текстам, а затем и вывести на улицу". Идея Фишера о "кислотном коммунизме" основывается на том же — идея разума, который способен видеть мир изменяем и подвластным, а не статичным и политически стагнирующим. 

Разве это не идеально описывает то, что недавно произошло в Непале и распространилось по миру? Разве категория joyness (и не абстрактной радости, а радости альтернативы капитализму и феодализму) не центральная идея Эйитиро Оды? Разве все это — психоделический разум, способный хакнуть мир, увидеть его пластичность и политизировать радость, — разве все это не воплощается в образе Ники? Боге, который буквально делает физический мир пластичным, что рифмуется с политическими изменениями; бог, который не мессия, а вдохновитель чужой политической воли; бог, который воплощает собой то самое joyness — что в манере ведения боя, что в его связи с Джойбоем. Разве сама манга One Piece не является тем самым “нужным текстом”, который вывел людей на улице так, как не выводили ни V for Vendetta, ни “Голодные игры”? Само наличие мультяшного веселого роджера на фотографиях со всех осуществленных (и зачастую успешно) революциях этой осени выглядит не просто психоделически, а так, будто у штурвала этих революций стоял сам Ника — и вот он по-мультяшному улыбается с флага назло власть имущим. 

Гиперсигила

Я серьезно считаю, что трансформация Луффи в Нику — одно из важнейших культурных событий двадцатых, если угодно, главный удар под дых концепции “Темных двадцатых.” Я склонен считать, что Ника  — это гиперсигала. Конечно, так можно и нужно назвать весь One Piece, но я акцентирую внимание на образе бога Солнца, потому что в нем аккумулирован весь политический потенциал произведения. 

Гиперсигила — это малоизвестный термин, предложенный легендарным и претенциозным автором комиксов Грантом Моррисоном. Впервые Моррисон приложил этот термин к своим работам, однако не считал, что его работы единственные и первые примеры гиперсигилы в истории. Моррисон неоднократно рассказывал в разных интервью, что такое гиперсигила. Говоря о психоделической смычке мира, вот какое описание термина лежит на Katabasia — и оно написано так, будто для моего эссе (цитирую с небольшими дополнениями по части Оды и его манги).

Гиперсигила — это особое произведение искусства, характерные признаки которого примерно вот такие:

1) оно создано автором как средство вызвать значимые изменения в себе, в тех, кто с ним ознакомится, а также вообще в мире. То есть речь идёт буквально о магической задаче — это произведение-ритуал, произведение-заклинание. Ну или произведение-вирус и произведение-психоделик, это уж из какой парадигмы смотреть;

2) максимальное размытие границ между автором и его героями. А также стирание границ между миром «внутри» и миром «снаружи». Грант Моррисон рассказывал, к примеру, как он не только писал Кинг Моба как своё воплощение в «Незримых», но и, наоборот, вёл себя в реальном мире так, будто он — Кинг Моб; аналогично и Ода говорил, что чувствует родство с Луффи, и при этом часто Луффи ведет себя “непредсказуемо” для автора.

3) огромная плотность информации — подобно тому, как при создании классических сигилов О. О. Спейра в логографическую композицию максимально плотно впихивается вербализованное намерение, так и в гиперсигиле максимально концентрируется авторское мировосприятие, мироощущение и миропомазание. Что подводит нас к пункту

4) психоделический эффект. Характеризуется крайней интенсивностью восприятия, информационной перегрузкой, а также нелинейностью в повествовании, пространстве и времени — это уж не говоря о специфическом антураже. В случае с удачными гиперсигилами это также проявляется в том, что они

5) основаны на трансперсональном (в широком смысле) опыте автора (как это, собственно, с Моррисоном и произошло), либо быстро оказывают на него подобный эффект (как это случилось с Уилсоном по завершении «Иллюминатуса!»), либо и то и другое сразу.

Безусловно, чтобы назвать произведение гиперсигилой в нем должна преобладать какая-то магическая натура — игры с нарративом, сбитые идентичности персонажей, мантра-образный язык, name it. На первый взгляд, такая “обрядная” концепция подразумевает строгое следование заклинанию — и если произведение выпадает по тому или иному признаку из морриссоновской концепции, то и считать гиперсигилой произведение нельзя. 

Однако и в рассуждениях самого Моррисона нет последовательности — в качестве примера музыкальной гиперсигилы он приводит альбом про Зигги Стардаста Дэвида Боуи. Но это плохо соотносится с пунктом 1 — самореферентный альбом Боуи едва ли замышлялся как генератор общественных изменений автором, хотя де-факто им и стал. 

Это значит, что имеет смысл отходить от прописанной концепции — так One Piece, хоть и не написан автором схожего с Аланом Муром и Моррисоном пера (и вообще Оде претенциозность чужда, он всячески подчеркивает, что One Piece все еще просто сёнен), тем не менее, произведение зажило своей жизнью и возымело такой эффект, который не снилися любому другому комиксу. Я отнюдь не говорю о “смерти автора” — если бы она имела место, то повторился бы сценарий со “Звездными войнами”, а Ода в меру буквален и целенаправлен — а говорю о выходе манги Оды за пределы не только загона манга-индустрии, но и выход за пределы индустрии как таковой.  В определенном смысле, сам этот выход похож на психоделический экспириенс. И этот выход произошел как раз в начале двадцатых.

Для начала о том, почему гиперсигилой является и сам One Piece — не сюжетно, а в отношении социального метаболизма. 

Только подумайте о положении Оды как автора не с перспективы нулей на банковском счете, а с перспективы исторической уникальности. Один из двух мангак, внесенных в список богатейших людей Японии, единственный мангака, попавший в список «10 лучших гениев эпохи Рэйва» (что характерно — с 2019 г. по настоящее время), единственный мангака, внесенный в список самых продаваемых авторов мира (вместе с Роулинг, Кингом, Кристи и Шекспиром), автор самого популярного в истории комикса (не считая Супермена, однако же, объективно его обгоняющий — не только вышел на 60 лет позже, но и написан одним единственным автором); создатель единственной манги из “большой тройки”, которая не просто продолжается до сих пор, а срастается с современными медиа (интернетом);  автор произведения, ставшего основной для единственного в истории успешного live action сериала. В конце концов, автор манги, которая сподвигла людей выйти с флагами по всему миру и по-настоящему устроить полноценные революции. Разве это само по себе не умопомрачительно?  

Средства массовой информации с самого своего появления — от радио до интернета, — всегда были крупным экспериментом по изменению сознания. Интернет стирал грань между фантазией и реальностью, как раньше это делало ТВ, — но теперь уже претендуя на подмену первичности этой реальности. Интернет находился в самом центре нового зарождающегося медиа-ландшафта 20-х. Он переставал быть хотя бы с виду демократическим и стал стероидным средством для распространения хайпа (Билли Айлиш, Ван-Пис, Истребитель демонов), паники (covid-19), психологических травм и истерии, равно как и платформой для идеологических баталий и коммерческой рекламы. Никто из манга и аниме-гигантов прошлого не получал такое распространение, потому что инфраструктура для создания такой известности еще только находилась в процессе формирования; сам One Piece тоже был причастен к созданию новой инфраструктуры, будто бы весь мир был лишь продолжением собственной мечты Оды, и одновременно с этим One Piece сам стал центром сна всего остального мира. Как будто сама реальность уступила для пиратской саги: именно из-за локдауна у людей, прежде не включенных в аниме, появился ресурс в виде времени, чтобы осилить One Piece. Первое катастрофическое событие двадцатых освободило эфир для One Piece, который и стал для многих в тот момент болеутоляющим. Самый популярный блогер и главный эндорсер One Piece IShowSpeed говорил, что впервые посмотрел Ван-Пис именно во время карантина, и признавался, что Луффи спас его жизнь, когда ковид привел его к депрессии. И таких историй миллион. Аналогично и в 2022-м, битва Луффи и Кайдо, как и последующее превращение в Нику, стало для многих болеутоляющим. Когда стало казаться, что реальность приняла самый безысходный вид, Ника появился, чтобы напомнить: “пока я жив — шансы бесконечные”.

Можно осмелиться предположить, что явление Ники было попыткой Оды превратить все это в осознанное сновидение. Явление Ники заставило французов выбежать на улицы и изрисовать город граффити с новым обликом Луффи, а японцев превратить огромное рисовое поле в страничку манги. Но это было лишь начало шествия Ники по реальному миру — а его настоящий приход случился в сентябре этого года. 

Гиперсигилой One Piece оказывается, безусловно, и сюжетно. 

Центральная мифологема One Piece хорошо нам всем знакома. Силы Свободы против Сил Контроля. Здесь это в первую очередь пираты против Мирового правительства, у Берроуза, еще одного автора ряда гипирсигил, это была Полиция Сверхновой против Банды Сверхновой, у Роберта Антона Уилсона — дискордианцы против иллюминатов. История начинается как более-менее «приземлённая»: мы видим, как сражаются пираты и другие свободолюбцы против морского дозора и полицейского государства. Но за декорациями контроломанских сил социума, за всеми этими пехотинцами, солдатами, агентами СП9 и адмиралами вскоре разворачивается заговор планетарного масштаба. Никогда такого не было — и вот опять: оказывается, за всеми этими не дающими нам житья говнюками стоят какие-то совсем уж кошмарные силы. У Берроуза это космическая Банда Сверхновой, межгалактическая насекомоподобная нежить, питающаяся «эмоциональным кислородом», во главе которой дуалистичный бог зависимости и контроля Мистер Брэдли Мистер Мартин, метафизический вирус, который может существовать только уничтожая дух. У Уилсона — ллойгоры вроде Йог-Сотота, пожирателя душ, чьи омерзительные образы заимствованы у Лавкрафта, но наделены новым значением. Ода ненароком продолжает этот ряд, выписывая Иму и Горосэев — ёкайно-подобных демонических созданий, тоже с клешнями и щупальцами, тоже живущих благодаря страху, вине, отвращению, ненависти и контролю над политическим нарративом. Все земные бесчеловечные организации, концлагеря, спецслужбы и так далее — просто их слуги разного уровня, сами постепенно лишающиеся человеческого облика, если уж не в результате сил дьявольских фруктов, то в результате поступков. 

В One Piece, как и в родственных произведениях, быстро становится ясна цель заговора: Апокалипсис, затопление, конец мира, не меньше. Имманентизация Эсхатона, Сверхновая, приход Архонтов. Выходит, борьба — вопрос выживания, а не просто выбранной моральной позиции, выходит, речь идёт о спасательной операции, а не просто о конфликте. Иначе вместо бесконечной вечеринки будет тотальный Освенцим, и это ещё мягко говоря.

Империалистическому демонизму противостят народы, кстати, не лишенные агентности. Их вдохновителем служит Бог солнца Ника. И он — то есть и Луффи тоже, — сам по себе является персонажем-гиперсигилой, единственным персонажем современной поп-культуры с мифическим потенциалом. 

Удивительно, что Ода умудряется пополнить иконографию собственной манги спустя столько лет, но факт — поза прыжка/танца Ники стала одним из самых заряженных образов не просто One Piece, а всей современной поп-культуры. Похожий на запрещенный в РФ символ сороковых годов, силуэт Ники возвращает символу его первичное нефашистское значение — символ бога солнца, несущего радость. Впрочем, комплексным обращение Оды с этим символом делает проблематизация Ники в арке Эльбафа, когда мы выяснили, что у народов есть разные представления об этом Боге — и некоторые считают его богом разрушения. Но не хочется уходить в теории.

Гораздо интересней, сколько всего в себя включает образ Ники. Его принадлежность Джойбою связывает Луффи с прообразом Джой боя из реального мира — одноименного карибского духа. По легенде, он был покровителем рабов. Джой Бой появлялся в моменты отчаянья, играл на своем барабане, и его ритм приносил всем радость, люди начинали плясать и делали это до тех пор, пока не скидывали со своих плеч груз печали. Ника, любимый бог рабов мира One Piece, точно так же появляется под ритм «барабанов освобождения». Это название могло быть взято из исследовательской работы «Священные барабаны освобождения» нигирийского историка Дон Куквудумеби Охадике. Его работа посвящена музыкальным ритуалам народов африканского происхождения как деколониальной практике. Иными словами, в образе Луффи зарыт пафос деколониальной борьбы — и я не знаю другое, более искусное и при этом эффектное обращение с этим дискурсом в поп-культуре.

Что делает связь Ники с “реальным” Джой Боем и “Священными барабанами освобождения” по-настоящему чудной, так это сохраняющийся процент совпадения, а не замысла автора. Иными словами, нет никакой уверенности в том, что Ода черпал вдохновение именно из этих источников, но Ника оказывается для них удивительной смычкой.  Можно совсем затриповать и отметить, что имя историка Дон оказывается фонетическим омонимом с どん — главным саунд-эффектом One Piece который подкрепляет акт воли персонажа, а еще оказывается первым звуком в ритме “барабанов освобождения”. Не говоря уже о том, что Ода обыгрывает созвучие DON как удара в барабан с английским Dawn — важным символом рассвета солнца нового мира, при этом одно из прочтений иероглифа DON переводится как “белый” — цвет не только Ники, но и настоящий цвет солнца. Кроме того, мифический инициал "D" в имени героя наводит на мысли о витамине Д, связь которого с солнцем очевидна, как и эффект на человека.

Само имя “Ника” тоже интересно. Имя Ника созвучно с японским niko (ニコ), что намекает на беззаботную натуру персонажа. Сам образ “Бога Солнца” позволяет Оде внедрить в Нику огромное число разных культур: в силу важности солнца для жизни в целом, большинство солнечных божеств часто воспринимаются как символы силы и процветания. Имя бога солнца совпадает и с именем греческой богини победы, но что еще более тонко — Имя Ника также может быть получено от византийского IC XC NIKA, что означает “Иисус Христос побеждает”, где NIKA — греческое слово, означающее “побеждать”. Примечательно, что Луффи был побеждён Кайдо на крыше Купола Черепа, что и привело к пробуждению Ники, подобно тому, как произошло Распятие Иисуса на Голгофе, холме, названном от еврейского слова “череп”, а одна из скал Голгофы описывается как имеющая «форму черепа». Но не только мифами едины: возможно, имя бога солнца основано на дереве Ники, альтернативном названии баньяна на Мальдивах (по слухам, что интересно, беньян как-то связан с каучуковым деревом). Не обошел Ода и родную мифологию: согласно японскому фольклору, дерево Ника является домом для Кидзимуна — расы озорных духов-малышей, обитающих на острове Окинава, и внешне они очень похожи на силуэт Ники.  

Продолжать можно долго — одни только намёки на появление Ники раскиданы тончайшим образом по всей манги: от Алабасты, где Луффи, заявляя о своих амбициях Крокодайлу, оказывается графически помещен на место, где на предыдущем фрейме виднелась фреска с солнцем, и Скайпии, где в одной из самых любимых цен Оды Луффи танцует под ритм барабанов освобождения с волками и мугиварами, а его тень совпадает с силуэтом Ники, до любопытных намёков в аниме-рекапе острова рыболюдей, когда при разрушении Ноя Луффи чуть не пробудил свой фрукт.

Как и Зигги Стардаст, сотканный Боуи из множества влияний — от моды до рок-н-ролла, — Ника/Луффи комплексный, сложноустроенный и референтый персонаж, сама семантическая нагруженность которого производит эффект проваливания в кроличью нору из референсов. Но как и во всей великой поп-кульутре — Ника аффектит читателя и на поверхностном уровне, совсем не обязательно погружаться во все нюансы. Тем не менее эти нюансы, задающие по-настоящему мифическую силу Нике и Луффи, делают весь One Piece единственным современным комиксом, у которого есть сила влиять на мир. Позволяют ему быть тем самым "нужным текстом", способным "вывести на улицу".