Особенностью этого документа является факт двуязычности его названия. Но за этим стоит попытка очертить ассоциативное и фактическое поля. То, о чем я говорю, ближе всего можно было бы определить как «Проект: Гора. Пламя». Слово «проект» означает одновременно проект, план, видение и программу реализации данного начинания, но не как чего-то такого, что еще предстоит сделать, а как того, что находится в пути становления. Слово «гора» есть одновременно и образ, укорененный в человеческом воображении, и определение места, некоего пространства, понимаемого — в том, контексте, который я имею в виду, — буквально. Гора — это то, к чему нужно идти, что требует усилий и воли. Она есть своего рода узел, центральная точка или точка средоточия, то, что собирает, а не разбрасывает. Если в разных местах земли бьется нечто вроде пульса или сердца, то одним из таких пульсов земли могла бы быть Гора. Гора несет в себе расстояние, но такое, с которого возвращаются. Гора — это своего рода испытание.

Я должен напомнить, что говоря все это, я имею в виду реальную Гору, существующую в действительности, а не воображаемую.

В объяснении этих двух терминов, «проект» и «Гора», содержится долгосрочное видение наших нынешних исследований. Если уже известно, что наша группа в разных составах и конфигурациях участников проводит ряд многодневных опытов и стажировок, отличающихся друг от друга по характеру их программ, то известно также и то, что общей базой для участников всех этих стажировок и вообще для людей, заинтересованных в том, чем мы занимаемся, является «Apocalypsis cum figuris», существующий как бы между спектаклем и встречей.

«Apocalypsis …» пока еще является спектаклем, поскольку становится таким публичным фактом, в котором присутствующие делятся на действующих и наблюдающих, и поскольку право входа на него получается путем приобретения билета.

Когда стало ясно, что двигаясь в направлении наших исследований, мы не можем просто создавать спектакли, и что наша дорога ведет нас в другом направлении, я стал получать от множества людей не из нашей группы определенные вопросы. Трудно себе представить, говорили они, чтобы весь комплекс ваших многодневных опытов, которые вы называете паратеатральными, и которые требуют определенных условий, мог бы существовать без социального публичного фундамента, на основе которого попросту происходили бы встречи людей. Если это так, и если у вас не будет никаких новых премьер, то следует ли из этого, что «Apocalypsis…» должен быть чем-то вроде вечного спектакля? И не является ли это фиксацией, пусть на некоем существенном пункте, но все же вашего прошлого? А в то же время ваше нынешнее разбрасывание усилий, их центробежность, все эти ваши разделения на подгруппы и стажировки, — не имеют ли они радикально отличного характера?

Частота этих вопросов заставила меня заранее сигнализировать о таком публичном факте, который мы рассматриваем как основу, но который не является спектаклем. Такой долговременный Проект находится в пути.

Гора — это такое место, куда не приходят как на спектакль. Это требует некоторого управления временем вашей личной жизни. Нужно собрать рюкзак, подумать о том, что не помешало бы взять с собой, нужно выйти из своей повседневной среды, это займет пару часов. Нет билетов, которые давали бы право (входа), ваш вклад не носит денежного характера, он состоит только в усилиях и времени тех, кто решается на это. Сама сила обстоятельств — и именно она — ограничивает их число, и тут уж ничего не поделаешь. Человек, приходящий на Гору, знает, что от него ждут, чтобы он не был зрителем. Каждый должен быть готов к тому, чтобы что-то дать и что-то взять. Но на той основе, которая для него является своей, близкой ему. Если ему близок некий инструмент, он должен взять его на гору. Если ему близко слово, существенное слово, а не обыденное, не из повседневной магмы, кофейни, болтовни ни о чем, банальности, социальной коммуникации, короче говоря, если ему близко Слово, важно для него, то он должен найти на Горе кого-то, кто сможет его услышать. Если ему близко молчание, но такое, которая никого не разделяет, то он должен принять кого-то в этом молчании. Если это будет танец, ритм, бег, что-то такое, что мы привыкли называть спонтанностью, экспрессией или еще каким-нибудь приблизительным термином, описывающим этот простейший рефлекс выхода вовне, если это его — то это должны быть на Горе, даже если его робость или страх публичности делали бы это невозможным. Поэтому нашей задачей, нашей, то есть бодрствующей там группы, должно быть распознавание каждого из приходящих людей и естественное, простое создание для каждого такой возможности, чтобы он не был зрителем. Гора — это такое место, где в тот период, пока нечто происходит, это происходит без перерыва, день и ночь. На горе горит огонь, как столп огня, как в смысле горючих материалов, так и в совсем другом смысле — огонь чего-то такого, что не умерло, что еще продолжает жить в каждом из приходящих, что каждый с каждым днем и с каждым часом изменяется, потому что приспосабливается к тому, что каждый из людей приносит с собой самим фактом своего присутствия, и что, уходя, он уносит с собой.

Мы бодрствуем возле этого огня, следим за ним. Мы следим также за тем, чтобы каждый мог отдохнуть. И чтобы каждый мог уйти, когда он захочет. Бывает, что присутствующий на Горе, таким, как он есть, в том, чего он ищет, чего требует, на что он способен, не может в окружающем его множестве нитей и в этой ослепляющей яви, в крайней разнородности людей, не может реализовать опыт, к которому его ведет его воля, его природа. Но может также случиться, что этот же самый человек мог бы пройти через все те, так сказать, диспозиции, и найти это — в каком-нибудь одном из опытов-стажировок, обособленных, разнящихся один от другого, сосредоточенных, каждый по своему, на чем-то одном, основном; в узкой группе людей, которых это основное объединяет, сводит их вместе. И если так, тогда один из нас должен забрать его и проводить в Горы на обочину, туда, где ждут другие, из числа нас самих или пришедших людей, связанные с тем же самым, хоть и неповторимым, соответствием их потребности и диспозиции. И так он пойдет по дуге, через погружение в эти опыты-стажи, чтобы через день или два, или через неделю, а может быть, через две недели вернуться к людям на Гору, а потом вернуться уже туда, откуда он пришел.

Теперь самое время рассказать об опытах на обочине. Что они собой представляют? «Что вы там делаете? Когда, например, один говорит, а другие слушают?».

Есть только один такой опыт, «на котором говорят», связанный с именем Фляшена, направленный на вызывание в участниках посредством слова процесса распознавания их собственных мотивов. Несчастье множества людей состоит не в том, что они не знают, как чего-то достичь, а в том, что они не знают, чего они на самом деле хотят. Особенно в том, что называется творческой жизнью, в широком понимании, без разницы, в какой области.

Все остальные опыты являются практически-действенными, не вербальными, во всяком случае, не реализующимися через разговоры. Они реализуются в действии собой, своим организмом, и поэтому, хотя они и не нацелены на создание спектакля, как продукта, мы называем их паратеатральными. Бывает, что эти опыты кружат около потребностей, которые мы привыкли ассоциировать с актерством, с действием, как в драме. Тогда основным звеном цепи действий является «событие», в том значении этого слова, в котором его использовал Станиславский. Но если Станиславский говорил о «событии» в рамках написанной пьесы, то в нашем опыте, о котором идет речь, «событие» происходит между его участниками, и оно несет в себе все полноту драматизма человеческих дел и сознание этого особого колебания между забавой и игрой. Такие «События», связанные с именем Цинкутиса, когда они возникают, могут принять в себя нового участника, а потом, когда они снова возникают уже вместе с ним — могут принимать следующих.

Еще один из моих коллег, Щерский, хотел, чтобы для определения исследований, которые проходят под его опекой, использовалось выражение почти нейтральное: рабочие встречи. В рабочих встречах все начинается почти как в театральной группе, которая посвящает свое время тренингу. В начале это упражнения. Но это только видимость, потому что сам материал упражнений, усваиваемых живым человеком, подлежит, так сказать, аннигиляции, и оказывается предваряющим условием, пунктом отправления к чему-то вроде наведения мостов между людьми. Они открывают друг друга в импровизациях, сущность которых состоит не в игре, а попытке ее приостановки, снятия, подвешивания.

В международной группе, на сегодня самой маленькой, цикл опытов с одним и тем же составом участников продолжается в течение нескольких месяцев. Особенности этих опытов заключены в формулировке «Song of Myself» или, говоря иначе, «Твоя Песня». Это попытка выстроить через каждого из участников его собственную, укорененную в нем самом дорогу сквозь время и пространство (а потом и сквозь множество разных пространств). «Твоя песня» может обратиться к другому, принять его и сопутствовать ему.

Опыт, с которого все это началось, на сегодняшний день связан с областью паратеатральности. Если кто-то читал текст, опубликованный в журнале «Одра» под заголовком «Праздник», то он немного понимает, о чем я говорю. Из того, о чем шла речь в «Празднике», из этого видения и этих потребностей возник стаж, не-театральный в его основной, видовой, так сказать, ипостаси. Этот опыт носит название «Special Project». Здесь никакое слово не будет звучать точно, поскольку речь идет о радикальном выходе из конвенции, обыденности жизни, игры, корыстных намерений или интересов, взаимного страха и скрывания. В основе этого опыта находятся группы людей, его называют иногда «широким» «Special Project», он связан с именем Чесляка. С другой стороны, если он опирается на индивидуальное действие, в том числе экстремальное, то это в большей степени, чем с видением, выраженным в «Празднике», сближает его с тем, о чем я говорил, особенно в конце, в «Разговоре с Гротовским», опубликованным в «Культуре» тридцатого марта текущего года.

Возвращаясь к общему обзору паратеатральных опытов, или, как мы называем их, стажей, обзору, содержащемся в настоящем документе, я должен заявить, что по двум причинам он остается неполным и ошибочным. Во-первых, здесь говорится о том, что происходит между людьми, так, будто все, что мы испытываем своими чувствами, сводится к человеку. Но это очень не полно, особенно ближе к концу этого обзора. Во-вторых, когда называется имя одного из нас, чья фамилия стала как бы знаком данного стажа, легко может сложиться ошибочное впечатление, будто вообще не существует никаких личных колебаний между отдельными опытами или будто есть некие «проводники», в смысле чего-то среднего между руководителем и режиссером. Это абсолютно неверно, ничего этого нет. Бывает и так, что заботу о встрече берут на себя сообща, солидарно несколько человек из нашей группы, но только один из них дает стажу свое имя, и это, конечно, делается не случайно, а для того, чтобы те, кто ищут эту, а не другую встречу-стаж, всегда могли ориентироваться на конкретного человека, а не на формальное, абстрактное название.

Бывает и так, что только один из нас берет на себя заботу о стаже, но и в таком случае это не имеет ничего общего с режиссированием или управлением другими, потому что каждый из этих опытов по своей природе является в большой степени или даже исключительно коллективным, или, если кому-то больше нравиться называть это по-другому, групповым, общностным.

И здесь нет никаких заранее предписанных назначаемых функций. Эта Команда не является куском земли, который можно было бы разбить на отдельные участки. Есть общее дело и основа, есть один общий импульс, от того, что сделано, к тому, что предстоит. И только он, этот импульс, этот энтузиазм, дает участникам Команды силы и право на то, чтобы вести поиск вместе с другими, внешними. Разнообразие, ряд этих опытов с их различным предназначением, на фоне современной цивилизации, связанной с импульсами уподобления, мог бы предложить некую множественность существований, пока мы имеем здесь дело с целостным и целостно управляемым или, лучше сказать, самоуправляемым организмом исследований. Его структура является настолько же жизненной, органической, насколько она способна приспосабливаться к человеческой уникальности. Собственно, в ее приятии и состоит наше послание, как Команды, Сообщества. Мерцание и пульсацию живых явлений мы противопоставляем стационарному совершенству того, что механично.

Чем во всем это является Гора? Что такое Проект? Область искусства или, скорее, культуры. Публичный факт, который ускользает из повседневности.

Первая публикация в журнале «Одра», 1975, № 6 (172), стр. 23 — 27.

Перевел с польского П. Куликов