Donate
Prose

61. Фамарь

посвящено моей прабабушке

Снег россыпь ягод уборка посуды уборка настила из сосновых досок угол в нём заметено больше всего хвои и шишек обручальных колец осени и деревьев старокоровых тает и ложится настами шлёпает с карниза манной кашей на вкус птичье молоко голубиная почта здесь недалеко в краю за домом. Штанги сосен флаг их синяя россыпь цикад и ветров эквилибрист делает пируэты в щадящем воздухе знойного и сухого мороза. Мороз поднимает ветер с застывшей реки глубина которой измеряется разве что сонмом водорослей. Флюгера шишек трясутся и сотрясают воздух.

 

Снег россыпь ягод уборка дома. Ступает мягкими лапами по ковровому узору. Строгий запрет блюдёт сойка и соблюдает блюдца сторожит черепа ровно столько и ни на один больше. Скумпия отточена мастерами выстилает витражные стёкла изнутри дома и их изнанки падают наружу в кладовую золотистыми банками мёда и настоек из трав. Целый день он гонял самогон пока себе не проиграл в карты, а последний жук рыжий усач с хрустящими коричневыми крыльями короед он же деревач ласточек не слетел балериной с верхнего шкафа полки. Потолки развешены повсюду и украшают дом невесомостью одеяний. Потолки смотрят ночью на спящих под ними и спящие смотрят ночью в потолок. Потолки играют с тенями убранного сада волокущего свои годы и украшения круглый год. Зимой пожалуйста без игрушек таков закон притяжателей сумерек. Ледовый покров наполняет с избытком кадушки и бочки изумрудный колодец с вырезанными стёклами и иероглифы пара наполняют студёную комнату. Баня в которой шелестят вёдрами угадывает настроение парящегося. С высоты идёт дымка и угасает лесной кромкой. Разбитые закрома истухшие дороги крошки сухарей и пряников испечённых в полдень рукой хозяйки. Посмотри за окно тебя ждёт новый. Пароход отплывает и вместе с ним движется дом. Она закрылась ставнями убрала ряженку под кровать накрыла на стол белое вафельное полотенце хрустящее из-под морозного содержимого иней ощеряется по углам комнаты включён обогреватель. Зажигается лампа и в полдень и над кроватью рисует ковёр аметистовые узоры. Вафельные рябины рассыпаны по полу

как дешёвые стёкла бусины и их некому собрать. Разве что за шею сойке перетасовать карты и полным ходом обломиться о сухой стебель крапивы гибкой и ржавой как сосновый полдень. Костёр потрескивает в печурке шерстяные носки подаренные ей сползают с моих ног ластами на ласты похожи

 

я беру с полки засушенный календулы цветок и несу в чашку из советского фарфора с золотым ободком и рассыпанными ягодами по бокам с ручкой выделанной малиновыми полосами. Я берусь и усаживаюсь на кровать падающую подо мной в мягкой истоме неизведанных материков на покрывале верблюд шагает и россыпь снегов за окном не угадывается нами — вечер или пора домой. Взрослые заходят и меня забирают я только помню клюшку с чёрной резиновой тесьмой чтобы тебе было удобнее держаться во время ходьбы золотистый платок с серебряными и чёрными нитями и твой меховой подбородок кожа пахнущая ирисом и роскошью увядающих пергаментных роз. Папирусом тебе выделали имя древние евнухи хворост расстелили по снегам в которых ты сейчас утопаешь лежишь единственная твоя слеза которую я помню оказалась горячей и не прошедшей проверку временем в закостеневших полднях. За поворотом изумрудный забор я исчезаю исчезаешь ты

свою дочь я назову Фамарью в честь твоих именин.

 

Только знаю ты любишь жить в лесу и я посвящу тебе полностью своё имя потому что чувствую кровь и горячее тепло твоих рук спокойный янтарь глаз не сходящих с полотен застывших на синем снегу. Когда улетает ветер с сосен я слышу как плачут шишки облачённые в лёд и ты шепчешь псалом девяностый   

мне под руку под ухо стоя в церкви в дверях бесконечных в гробу ты совсем хрустальная с восковым немигающим лицом полным матовой скромности посреди титанов вечной листвы венков и искусственных розанов облачённая во всё белое и золотистое с каштановыми подушечками под глазами и пятнами синеватой разлагающейся плоти когда ты умирала ты сказала три помысла

жалею что мало служила господу

возле меня ангелы

будьте с господом

Фамарь отпета раба господня

все женщины моего рода большие

Фамарь на языке праиндоевропейцев жемчужина

раскатывается на языке крыльями воздуха

 

Фамарь как древняя царица колхидского зарубежья

аргонавта

Фамарь с жемчужными волосами цвета опавшей листвы

 

чьи руки как оттиски лебяжьего пуха

в золотистые родинки

 

что ещё остаётся мне кроме внешности женщин моего рода

их ремесленной роскоши

 

И твоя воцерковленная душа улетела на юг птичками чтобы пережить холод и вознестись молитвой. Последние дни ты часто падала и ничего не ела так что повредила шейку бедра и колено и ударилась лицом своим прекрасным до-современным лицом с высоким лбом и русыми волосами и очень глубокими глазами на всё лицо. Я знаю ты терпела боли и инфаркты и я не знаю женщины сильнее тебя когда ты жила по расписанию строила детвору в ссоре и в одиночку управлялась с горстью внучек и внуков. Я сидела возле тебя тихо как голубок и слушала незамысловатые разговоры о твоём прошлом

песок

ветер в сердце бора

уносил еловые семена у тебя из-под ног в оббитых войлоком тапках

 

Твоё зелёное медное кольцо сделанное деревенским мастером с корзинкой и тремя бусинами пропало

по дороге на родину.

 

Автриса: Мария Преображенская

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About