1. я вошла ву темень лик я вила судеб рек он говорил, а цар дышва ту говорила для тебя и груша собирала яблочный росыпь пядь влачу на себе блистый сад и стан невидимый капкан и гнезды сад в руках твоих паутина и цырь храма и голос враный и я затворяю заговариваю краба на моих глазах реки светящая наяда я превращаюсь в ручья рукав ладонь и стан стань гназдым стань гназды так обрывает облуки сочны каждый раз рает изнутри тая съедает жиздь и жизнь ыщирь и сад снедает звезду и пять лучей крава каплей движется время оставляя позади себя гематомовый след больницы распадаются творя безумие твою ложные лечебницы пришлых глазных болезней кость удерживает порознь репейник и царственная крапива золотистыми гремя листами брахи и кохетины арахмы лауриты разворожи порог и печень и корень любисток стекает в сток полный воды по горло творя по горло горля ча из мэ изыми конверт из бумажного улея пчёл стеклянных раздор говоря глазами древних морей точнее того что осталось от дверей дворца ехидного царства и уговаривая листопад не падать позади деревьев и ковра впереди ключица осени придёт осенью мышь по ковру ступая и покажет грызд 2. аквилегия от черешка разовьётся ползти по темени по стороне акви легии и коленки и локтя расширяя сомн границ цикоричный цвет расстаётся с солнцем принося в жертву самого себя самого себя недостаточно темень в это время в это же время говорит за о тебе повторяю устами собачьих роз — да повтори ты саму себя ленивый цветок шевелящийся сердце мерцания увёрткой держит приказ дороги с которых не сойти покрыты яблоневым цветом и дождём из веток и костей унесённых вместо кукол детьми с отражённых поверхности отражённой отражений линз и воды хрусталём сиящая арка спускает к реке ведёт соплетениям ив говорит на другом языке извернись могло забыться древнее наречие гребнем мясистой водоросли голубизною прозрачных оврагов росой жесткостеблой травы укроми меня встречаются овцы по дороге к сплетениям ивы сочению дымящегося яда из деревьев глазниц водящая по кругу овца уходит червоточиной в область неба где дети играют в кости из фосфора они сделают кукол одна протягивает куклу из кости прямо в зрачки мужеподобной тени вытянутой в высоту стены стена не бросает теней барокко удаётся, но не прекрасной звезде старые грибы кричат утром в саду гнежда знает где схоронен клад кукольный клад из кукол из костей где играют дети костьми твоих детей дети костей твоих детей моих детей костей чьих детей кости реликтовой пыльцы где хвощ прорастает из сосны сон в водоёме чёрной воды кости собери построй из них костный дворец для детей из моих костей детей костей моих детей глазниц. 3. карнавал двое древних птиц — близнецы — запретили мне говорить на ином языке получится как в сказке — лишь сердце своё отдав звенят колокола в карнавал центрифуга поёт саму себя как улитка заворачивая в карман чью-то руку глазницу ещё одну карусель из костей разбитый сад под яблонями покойники стоят и смотрят стоят и смотрят пустыми глазницами на нас с тобой удаляется гнежда главная царица карнавала я нежно несу её в собачьей муфточке и зову призраков дня слепящих мой мойры глаза как след садов простыл исчезнет груда вырастут кости вместо садов вместо нас с тобой нас с тобой похоронят дети играющие костьми и куклами из костей моих детей костей глазниц и швы на черепах, эти разойдутся границами спелых карт все боятся этих садов и этих яблонь у них под кронами глазницы горят синим огоньком ведущим босых детей туда где их ровесники играют костьми для тебя приготовлен пирог из костей вишен и костей малого таза женщин нижнего села чердачные сирени заволокло гнилью и сцеженным молозивом гноистых рек смрад испускающий рубрики колонок послевоенных голосов знает то чего не знает она кто рос в траве и собрал ковыль на пропитание найдёт дорогу в сад где под яблонями глазницы расцветают любистоком и карнавальными шарами сирени праздные цветы карнавала кочующих лекарей от границы морей до сада яблонь из кости из кости их стволы теперь даже листья превратились в прах и в весну костей гимны слезниц разворотило плеядами парок наметивших песчинки до конца войны учредители домиков из глазниц где сыро и холодно молодым костям тяжело дышит глубоководная рыба-собака слышно детям спрятанным в домике из одеяла её гортанный рык и сопение в руках у них кости противогаз эгоеё дедушки и горсть подземных костей вишни приглянувшемуся дереву прозерпины она учила тебя хранить секреты до полудня, но девочка из белого огня превратила золотые листья в бинты кровавой масти я уже вижу снегопад ноября — он весь в фонарях крови в кровоподтёках и железном привкусе чешуи вместо листьев снегопад из эритроцитов потухшие глазницы в белёсых разводах рядовые снежат глаукомные сумерки ржавый снегопад пластинами свернувшейся крови покрывает наряд царицы карнавала непристойного повода что напугало тебя, моя девочка? что сберегло для тебя в сундуке времечко — только кости из таза и кости бедра которыми играла тень твоя.

Автокомментарий

Если бы у меня была возможность поговорить с кем-нибудь из поэтов из прошлого, то среди них была бы и Елена Шварц. Вероятнее всего, мы говорили бы о том, что случилось сегодня с литературой, книгами, книжными магазинами, культурой и просто людьми вокруг. Думаю, нам двоим было бы грустно и неловко во время разговора оттого, что мы просто констатируем факты, но ничего не может сделать, чтобы изменить ситуацию. Но мне кажется, что она бы тоже верила в человеческие разум, совесть и сердце и надеялась до конца на светлый исход и свободное будущее. Я правда сейчас ничего не чувствую, не знаю и не понимаю, что могла бы сама сделать или изменить, кроме безосновательной веры в людей. Я очень заебалась от всего, наверное, поэтому моё бессознательное так захотело передать усталость словом через воображаемый диалог с Еленой Шварц. Я не являюсь главной фанаткой её поэзии, но почему-то меня притягивает беззаботность и некая лёгкость её поэзии, если вы понимаете о каком аспекте поэтики идёт речь, — она никому из вас& нас ничего не обещала, разве себе. Она просто писала и, дай Бог, мы все продолжим делать то, что себе обещали. Я заебалась и поэтому могу думать& писать только о детях, играющих в кости своих детей.

Мария Кривова