Утопический город

Я бы хотела раскрыть, если это возможно, непостижимую уникальность Москвы. Уникальность города как пространства, существующего за счёт упомянутого свойства. Фокус к обнаружению уникальности может быть найден в нескольких состояниях — это переживание предполагаемой исторической, длящейся какое-то время основательности, город как нечто непреходящее, зарекомендовавшее себя со временем, это также феноменальность внутренней жизни Москвы как пространства и абсолютная самоопределённость. Основательность осознаётся переживающим как возможный пример утопии пространства, потому что объект, имеющий непреходящую ценность и способный перестраиваться под течение времени, представляет вечную ценность. Ценность в его способности меняться или не меняться основательно, но будучи гибким, текучим, оставаться востребованным и актуальным долгий период. Под основательностью в данном случае я не имею в виду силу, масштабность или способность к выживанию — потому что за всей монолитностью сталинского почерка скрывается пасторальное спокойствие столицы. В этом столкновении — основательности и деревенского стиля бытия, которое я поясню по ходу раскрытия явления, — и проявлена феноменальность города. Дело в том, что, чем дольше здесь проживаешь, чем ближе становится тебе город, чем глубже ты его познаёшь, проще — привыкаешь, тем больше осознаёшь, насколько ритм истинного города, Москвы как места жительства, а не только учёбы, карьеры или культуры, похож на деревенский. Деревня или посёлок, достаточно, самостоятельное, то есть в большей степени свободное в силу своей интимности, место проживания. Потому что благодаря больши́м, чем у города, возможностям свободы пространства, возможен независимый образ жизни его обитателей. В деревне в каждом доме и дворе свои правила — начиная от оформления участка и конструкций построек до внутридомового распорядка дня — которые эту независимость и пестроту обеспечивают. Пестроту заменим на вариативность, разнообразие или спектральность. Так вот, в Москве ощущается деревенский образ жизни — и если захотеть, город позволит себе подстроиться под тебя, твой ритм жизни. Но это требует более близкого знакомства, более долгого всматривания в непритягательную, и в первый, и во второй разы, сталь вод Москвы-реки. Большая, нагнетающая, быстрая, движущаяся, обязывающая, непостижимая, необъятная — такие определения Москвы мне приходилось слышать от людей, которым скорее не хотелось продолжать жить в этом городе. С течением времени и многочисленных прогулок по самым разным нетуристическим маршрутам, с внимательным вглядыванием за фасадную жизнь, Москва стала ощущаться мной как одна большая деревня. Эта особенность вытекает из самоопределённости пространства — оно не подчиняется унификации, правилу, аксиоме — для Москвы нет и не может быть ничего общего, единого, иначе бы потеря индивидуальности на таком огромном пространстве  привела к массовому психозу и вымиранию города. Он бы не был устойчив, не решись на подобную смелость — в своей вариативности Москва самоопределилась. Гибкость этого пространства оправдывает главенство вод. 

Автриса: Мария Кривова