Create post
Theater and Dance

Такой несмелый «Пикассо»

В октябре в Кировском драматическом театре состоялась премьера: впервые в России здесь поставили пьесу Олега Богаева о сумасшедшем гении «Пикассо».

Камерное пространство большой сцены освещено цветными мозаичными лампами (сценография Елены Турчаниновой). Большие чистые холсты в рамках. Сцена аккуратно застелена прозрачной пленкой — чтоб не испачкать. И в этом зритель сразу ощущает предельную осторожность команды, работавшей над спектаклем. Осторожность, которая вряд ли была свойственна и самому Пикассо и вообще — любому большому художнику.

По сюжету новой пьесы известного российского драматурга Богаева герои «Пикассо» — артисты частного парижского театра под предводительством своего режиссёра — в один прекрасный день являются на виллу к знаменитому художнику по его приглашению. Являются в пестрых нарядах, словно едут не работать, а отдыхать на средиземноморском курорте. Они кричат. Носятся туда-сюда с чемоданами. Фотографируются. Весь этот нелепый балаган прерывается появлением жены Пикассо.

Жаклин, или Смерть, как её называет гений, — одна из главных тайн этого дома. Её выбеленное гримом лицо — безжизненно, словно перед нами не живой человек, а ещё одно творение Пикассо. Актриса Марианна Узун создаёт образ своей героини через пластику. И тело Жаклин кажется нам лишенным костей. Она — глина. Она — пластилин. Просто материал для художника. Смерть бродит по дому в своём белом платье и то поклоняется мужу, то ненавидит и желает его смерти. Ей от него достаётся больше всего — потоки ругани, грубые приказы, купание лицом в грязном тазу. Её личность так и останется для зрителей загадкой. Правда ли, что после смерти Пикассо она выпустит свои мемуары? Правда ли, что она любит Пико? Правда ли ей нравится её роль в этом доме? Ответа на загадки о тайнах Жаклин в спектакле не будет.

Вскоре после Жаклин к гостям выйдет и сам художник (артист Иван Шевелёв). В пестрой пляжной рубашке и шортах, на первый взгляд он производит впечатление абсолютно нормального человека. Но уже в следующей сцене станет угощать гостей краской. — Да-да, Большие разноцветные чайники спускаются к ним прямо с потолка. Пикассо пьёт цветную жидкость и, кажется, насыщается уже одними только названиями красок. Гости пребывают в шоке. А он упивается, поливает себя красками, стоя в ванной.

Эта белоснежная ванна — ещё один, быть может, самый яркий пример той аккуратности и даже робости, с которой режиссёр Захар Пантелеев работает над спектаклем. Кажется, что ванна эта здесь только для того, чтобы лишняя жидкость не пролилась на сцену и, пожалуй, не несёт в себе сколько-то значимых смыслов. На сцене снова и снова будет крутиться большой поворотный круг. (Быть может, самое выразительное, что есть в этом спектакле. — Его вечное кружение словно символизирует здесь и перемены, и жизнь, и смерть, и новые знания о персонажах разыгрываемой пьесы). Герои спектакля будут бесконечно кататься в этой ванной. Поливать себя красками. — Но всё это явно не произведёт на зрителя сильного впечатления и останется просто необязательной иллюстрацией к истории о жизни и смерти художника.

Каким же великий испанец предстаёт перед зрителем в спектакле? Иван Шевелёв рисует характер своего героя крупными, смелыми, свободными мазками. Гротескный, картинный, чрезмерный Пикассо здесь будет бесконечно паясничать, таращить глаза, корчиться, гнуться и кривляться. Ко второму акту вдруг поседевшие волосы (слава театральной пудре или муке!), перекошенное, почти парализованное лицо, по-стариковски трясущиеся руки. И в следующий миг — вполне ещё бодрый человек без явных признаков паралича и крупного тремора. Зритель будет бесконечно долго наблюдать за его жизненной драмой и медленным — порой невыносимо медленным для зрителя — умиранием.

В итоге спектакль словно разрывается между двумя полюсами. На одном из которых — бесконечная и гротескная беготня, суета и личные беды и разборки актёрской труппы, приехавшей на виллу художника. На другом — страдающий от шизофрении старик, скучающий по визитам своего Минотавра. Не определившаяся с жанром и законами собственного существования — не драма и не комедия абсурда — новая постановка театра кажется всего лишь игрой. Артистов театра, играющих спектакль для Пикассо, играют артисты театра для кировских зрителей. И этот приём театра в театре мог бы, быть может, сработать, будь сама эта игра смелой и до предела дерзновенной, как творчество Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан и так далее Пикассо.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About