Реч#порт публикует в поэтической рубрике «Водозабор» стихи Екатерины Николаевой. Подборка составлена Михаилом Моисеевым.

Екатерина Николаева — филолог и преподаватель. Родилась в новосибирском Академгородке. И по первой фамилии — Гончарова — уже оказалась связана с литературным контекстом. Предки — читинские казаки, белорусские переселенцы и др., а также детство, проведëнное в Западной Украине, видимо, породили любовь к мультикультурным явлениям, смешению стилей и языков. Текстура; время, живущее в предмете: модная мимолëтность или, напротив, шероховатый запах уходящего; температура красок и чувств, внутренняя энергетика вещей — вот часть того, что, по словам поэта, интересует еë в окружающем мире.

Лестничный марш

Ритм решëтки,

Такт пролëтов,

Поспеши нарушить

Тишь,

Что в подъездных

Старых залах

Завелась,

Как в крупах мышь —

Кыш!

На крышу!

Каблучонки

Отбивают часто дробь,

Дышишь, дышишь,

Дышишь, дышишь,

Межэтапная цезура

Ритм намеченный сорвëт.

Межэтажная цензура

Лет как сто отменена:

Кто-то пишет — «Ленка — дура»,

Кто — «Парисова жена»,

Кто и вовсе оклеветан,

И под «вето» — новый слой —

Всяк узнает, как невеста

Стала блудною овцой.

Мимо, мимо,

Мимо, мимо!

Прошлогодние текста́

(модным стало у студентов

ударять на букве «А»),

Просмердевшие обеты,

Номера квартир,

(Жизнь вся — то литавры,

то лите́ры, нумер или номера),

Почта в двери — уха рупор —

Мимо, мимо…

Мимо старых толстых тëток,

Мимо детских вертолëтов,

Мимо Тузика в трусах —

Мои гулкие подковки:

«Так и так, так-так, так-так…».

Женька-бомж — чердачный житель

Нежит кошку на руках:

«Мон салю!»

И выше, выше —

Светит крыша в трëх местах —

Вот оно — в алмазах небо

Или драной Кузьки мех,

Что еë г…ой мамой

Не избавлен от прорех,

Цель моя — не ночи небо,

Не смотреть, как невпопад

Выпевает дух желанья

В августовский звездопад.

Ритм решëток,

Такт пролëтов,

Сердце, ты скачи, скачи,

Вот и счастье, вот суббота —

Восьмигранник каланчи:

Божий мир как на ладони,

Вон — пролëтка, вон — атлет,

Вот катает карусельный пони

Тех, кому так мало лет.

И в советском бельведере

Жить бы вечность —

Башен суть

В том и есть,

Что здесь по шапке

Каждой Сеньке раздадут,

По серьге сестрам и бардам,

В том и суть,

Что бань и вишен

Хватит здесь на всякий пуп,

Кто горазд,

Пускай хлебает

Этот разноцветный суп!

Соль земли

Цвета моих глаз Обь, лаз метромоста,

Где вагона дробь, — путь на берег мой —

Реку переплыть — так кишка тонка —

    Не Ермак и не Чапаев,

Незнаемые племена — Чокопай и Бигмак

Уже стоят у реки, уже стягивают полки,

    Стяги их пëстры,

    И все ярче костры,

Не кнутом, так заморским пряным беляшом

    Дразнят наших псов,

Соколов-то матери — под засов — рече им:

«Сыне, ныне правда принадлежит Фемине —

Схоронись — на печи-то — не то, что в могиле,

Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не на тëсаный кол».

Раньше были схимники,

Сейчас — продукты органической химии,

Комми-Санта с позывным «Охо-хо!»

Стал противу Морозного деда,

Старшую Эдду, янь и ин знают лучше былин —

Почвенник ты, хиппи или модник в стиле бохо —

Не пускай отраву — встань, сокол мой, ногами в траву,

Вспомни невесту с глазами цвета Оби,

Зри в корень: там, где пузыри земли,

Есть остров — там выходит шеломом,

Горбом, Чëмским мостом соль земли,

Что к чему бы не была приправой,

Всегда будет остовом, всегда будет правой —

Добудь еë! В глаза полкам соляную пыль пусти,

Отжени чужеродное от Оби, отжени!

— Город мой! Ирод мой! Нет семи холмов,

Нет и трëх волхвов, на чëм стоишь?

— На мосту.

— Что носишь?

— Адидас.

Мова, инглиш, васисдас — мы рады всем заморским гостям,

Но зияет дыра — где ты сам — за Ромулом, за Сан-Ремом,

За гаремом Мультияза Бухаровича?

Где кости, что лягут к родным костям? Душевное неглиже:

Затасканные цитаты Скарлетт О`Хара,

Мессенджеры, шоу, акуна матата

Как главный закон современных скрижалей:

      Ни о чëм не жалеть,

      Ни за что не жалить,

      Ни за что не жалить,

      Всë — конформизм,

      Всë — комфорт. Всë. Уже.

***

Мне этой ночью оборвали крылья,

Поэтому так гнусно ноют плечи.

Евг. Опарина

«Аппендикс, копчик

И зачаток крыльев —

Вот три отличья человека

От зверья», —

Учил профессор

Ван Иваныч Пырьев

Ифауста, Идаля, Именя.

Ифауст, не поверив,

Стал хирургом,

Ища дихотомии разрешенье

На узеньком плато:

Между «ещë, пожалуй, пища»

И чем-то, «что уже совсем не то».

Идаль земную жизнь

Прочëсывал иначе,

Склоняя так и сяк,

То мертвецов, то кукол, то народ,

А то глядел,

Как гусь тяжëлый

Ступает лапами на лëд,

Иной раз прелагатаем следил он,

Как пасечник, живущий на отшибе,

Для внучки Аси заводил «Тошибу»,

Чтоб слушать «рьендорьен» Матьë.

Имень сказал: «Иду на Вы

(То бишь — другим путëм),

А вы, иуды, у Вар-на-вы

Спросите, как он жил потом».

Сказал — отрезал:

Взял лоскут и камень спеленал,

Потом укутал дерево

И лëд в тряпице мягкой

В ладони покачал,

Огонь, обвитый лентою,

Агукал в зыбкой гавани,

Так бабкой повивальною

Служил Имень до старости

И роды принимал у тех,

Кому послал Господь.

Энергия Чи

Чу!

Прозрачная

Как пар,

Как проза юнца,

Как рачьи стихи —

Чартер

В оба конца,

Рождается

Энергия Чи:

В департаментах,

В бурных каментах,

В подлой наготе новостей,

В экспертизе чьих-то костей…

Энергия Чи,

Неведомая чайным и таунам,

Обнулит мир — и —

Снова — аb ovo,

От печки:

Всë станет случайным

И даунам станет легче —

Весь мир станет детским,

Разъятым на снятые кольца

С оси пирамид,

На звук каштаньет до их

Иссеченья из горечи

Древесины,

На листья осин —

перпетуум мобиль,

возникший во время о́но

до появленья закона о 

защите свидетелей,

Снова на Катунь и Бию

Разделит стальную косу

Обильноводная Обь,

На Йоко и Óну

Разложится женская суть,

На око и ню —

Уточка,

Что клюв должна

Окунуть

В воду четвëртого

Океана,

Чтобы «Ок» и «& Со»

Снова стали

Словами праязыка…

— Граждане, а когда конец?

— Да, подожди, слишком рано…

— [Да зыката ищ’о дал’ико]

— Ти́шите, ти́шите, спит той гонец…

— Грамоцю-то подмените!

Чи, чи, чи!

Недаром проданы кирпичи

Старой, как мир, обезьяной:

Рассеянные поодиночке,

Станут они

Точкой, почкой, началом будущих

Пирамид,

Висячих садов Амитис,

Нового септентриона…

Жаль, пришла к концу распродажи —

Что ж,

Дом свой не свяжешь,

Гладью не вышьешь —

Для него нужен садик из вишен

Или высь и шум родника… и кирпич —

И никакие в мире

Импичменты, спичи и спички

Не остановят тогда моей стройки.

Но сперва —

Чистка рядов, ковров и картошки —

Ибо партии, карты блюд и стихи

Должны составляться на небесах,

Что сегодня тихи

И никто не догадывается,

Что в них прячется антипод.

А под чем? За чем? За «не» и перед каждым «ах»?

Как за Невским проспектом

Кончаковский шлях?…

Но пока сложим не печь, но песнь,

Забудем об апокалипсисе совсем,

Пока Калипсо скрывается в сени олив,

Наденем фраки и клипсы

Включим телевизоры,

Будем есть оливье и чипсы,

Послушаем враки,

Посмотрим на Путина и на Псаки,

Испугаемся по-детски (смертные!)

Клипа с провизором

О том, как нужен лоперамид

Или настойка

На липовом цвете…

Скажем: «Господи,

Зачем нам страшная Чи?

Да, мы в ответе

За тех, кого приручили,

Кого посадили в вольеры,

Но Вольтеры, Дали и де Сады

Амстердамы, Пенджабы и Чили,

Дети, дамы и их кабальеро

Тоже вышли из твоего эдемского Сада…

Ты дал нам пожить,

Но мало,

Поэтому давай,

Помедленнее пойдëм к концу,

По-гурмански —

Ab ovo usque ad mala,

Вдоль большой авеню

От конца и до края…»

Господи! Я тебя не виню,

Буду пусть ретроград,

Но давай повернëм

Снова в сторону рая?

***

Я переживу,

Я перестучу

Сердцем эту

Страшную люблю!

Скерцо, Мандельштам!

Скерцо — пополам

С сердцем

И крещеньем,

И стихам

Дать крещендской воли,

Водки

И пройтись

Гоголем иль кралей

По всем мостам,

По всем постам,

По всей земле —

Наше Вам!

И я пою: «Урлю-берлю,

Урлю-берлю,

Чем-бер-лю!»

Я переживу,

Я пережую,

Я перегрызу

Все верëвки,

Что корабль боярский

Привязали к сытной суше!

Слушай, милый,

Слушай этот ритм —

Звон литавр

И зубовный скрежет!

Я переплыву,

Я передышу

Всякую волну,

Громкий океан,

Неверные огни,

Змейками

Цветными

Бегущие за мной.

Тебя я не возьму —

Зыбкую возню

Ты не одолеешь,

Милый.

Мелкая вода —

Пупсикам сюда —

Вот твои пределы!

Но каким ты был

Со мною смелым!

Ухарство твоë —

Демьянова уха…

Ухажор!…

***

Ну вот: брит и красив,

Как Бред Пит

Или Пет Брид —

Не важно,

В общем, англо-саксонской природы,

Как продавец «Пиво-воды»

Из гастрономного прошлого,

Где было много и пошлого,

Но и причастность

К высоким материям

Портовым вином

Отрицать невозможно…

Отложной воротник,

Тонкий свитер ручной работы…

Ну что же, мистер, ты сник,

Помнишь «Помадки»,

Что ели до рвоты?

Малиновой притори

Жаждали, ждали,

Как твой дорблю

Или бри…

Или «Подушечки»,

Что в подворотне

Липкими ручками детскими

Мяли:

 — Смотри же!

— По-братски!

— Не жульничать, друг!