В конце весны 2017 года в Барнауле вышла книга Натальи Николенковой «Сто главных стихотворений». Это шестой поэтический сборник известного барнаульского поэта. Юлия Годар побеседовала с Натальей о критике, «женской» поэзии и о том, что нужно поэту для вдохновения. Реч#порт предлагает вашему вниманию полную версию интервью, частично вышедшего в газете литературного магазина «КапиталЪ».

— Наталья, сначала — вопрос прагматический: расскажите собственно о проекте. Как удалось опубликовать книгу, да ещë в таком отличном качестве?

Этим сборником начат выпуск серии «Сто главных стихотворений». Так что если хотите упрекнуть меня в нескромности названия, то увы. Так будут называться и остальные книжки серии. Кто станет следующим автором, пока неизвестно. Инициатором издания выступил поэт, прозаик, редактор журнала «Барнаул литературный», журналист, автор телевизионных программ, профессор АлтГУ Михаил Гундарин. Что до качества, то огромное спасибо дизайнеру Алексею Шелепову за идею и Алтайскому дому печати — за еë воплощение.

Принципиальное отличие нового проекта в том, что он создаëтся исключительно на деньги заинтересованных лиц, безо всякой спонсорской и государственной поддержки. Большинство читателей заранее перечисляли деньги за будущую книжку, на эти средства она и печаталась. А потом на презентациях началась «раздача слонов».

— Каковы первые отзывы о книге? Не боитесь ли вы критики?

Благодарных и даже восторженных читателей — большинство. Поэтому я всегда с особой нежностью отношусь к ругательным рецензиям. Хорошо, например, что в «Барнауле литературном» появилась такая маленькая неодобрительная заметочка (рецензией назвать не могу, мало букофф и аргументов) вашего, кстати, новосибирского автора Романа Грома: «…Николенкова обыкновенна до ужаса, до дрожи… Таких культурных дамочек полно в каждом городе. В Новосибирске я, хотя ни с кем не общаюсь, знаю таких с полдюжины». В общем, написано эмоционально, что уже приятно.

— Зачем вообще сейчас, в наш прагматичный век, писать стихи? Или это —как религия — опиум для облегчения страданий народа?

И это тоже, почему нет. Не открою Америки, если скажу, что поэзия — это не худший способ познания себя и мира, преобразования и того, и другого. Но настоящие вещи пишут, конечно, не те, кто поставил себе цель создать эпохалку или просто обучился грамоте и начал строчить, а люди, у которых для написания стихов имеется особая железа. Вот ваша давно мною любимая Юлия Пивоварова — поэт абсолютный и безусловный, она писала бы, мне кажется, и на необитаемом острове, и в космосе, и где угодно, безо всяких великих целей и социальных заказов. Так она устроена. Спасибо Антону Метелькову за то, что передал мне с оказией из Новосибирска свежую книгу Юли «Шум». Кстати, здорово написано на обложке: «Шум Юлии Пивоваровой».

— Слышала, что вы недолюбливаете «женскую» поэзию. За что? А ваша — разве не «женская»?

Я к женщинам вообще отношусь с опаской. Коварные, на всë способные существа. У меня даже тост есть, произношу его каждый год на дне рожденья одной подруги: «Несмотря на то, что Марина — женщина, она человек». Женская поэзия может быть и не женской, и не поэзией, и поэзией, и хорошей женской поэзией. Вот у нас в Барнауле Светлана Гольдберг пишет просто эталонную «женскую» лирику: отточенная форма, эмоциональность, сентиментальность, страстность, нежность — всë на месте. Это настоящая женская поэзия, пять баллов. Но я пишу по-другому. В конце концов, каждый может написать только самого себя (графоманию мы в расчëт не берëм): философ — философа, баба — бабу, дурак — дурака, пошляк — пошляка…

— Главное, чтобы женщина была ещë и человек… А каковы признаки хорошего человека?

Помню, однокурсница в студенческие времена повторяла, что я хорошая. Наконец я рассвирепела и говорю: «Я — не корова, я — не хорошая, я — всякая!» А на самом деле, наверное, всë просто: хороший человек — это тот, кто способен на добрый поступок и не способен на подлость.

— Знакомы ли вы, Наталья, с творчеством поэтов Новосибирска? (Юлию Пивоварову вы уже упомянули).

Конечно. Ваш Станислав Михайлов, к примеру, одно время был барнаульцем: учился в нашем институте культуры. Уже тогда писал стихи. С тех пор мы и знакомы. Благодаря культурным связям, налаженным несколько лет назад редактором альманаха «Ликбез» Вячеславом Корневым, мы познакомились — не только как читатели текстов, но и лично — со многими новосибирскими авторами: Катя Климакова, Кристина Кармалита, Антон Метельков, Сергей Шуба, Михаил Моисеев, Андрей Бессонов, Михаил Немцев (двое последних — родом с Алтая), Борис Гринберг, много кто ещë… Люди невероятного обаяния, умные, тонкие, остроумные, яркие, общаться с ними — именины сердца! И надеюсь, что это взаимно.

— Профессионал умело обращается со словом. Нужен ли ему момент вдохновения? Или главное для писателя, как говаривали многие, — это свинцовая задница, то есть воля, усидчивость и трудолюбие?

Не знаю, как у других. Мужчины, по-моему, чаще ставят перед собой цели и задачи — и идут в заданном направлении. А я вот сочиняю на ходу, в буквальном смысле по дороге: в автобусе или пешком. Пока дойду-доеду — в голове готово стихотворение. Для его начала нужен какой-то последний эмоционально-ритмический толчок, которым может оказаться всë, что угодно: молекула запаха, цветовое пятно, звук, жанровая сценка, чьë-то лицо.

— Как вы считаете, нужна ли поэту популярность?

Сегодня для популярности даже необязательно издавать книги, достаточно интернета. Сегодня популярным может легко стать не только поэт и графоман, но и любой кот и попугайчик. Но это так, к слову. Популярность, конечно, нужна. Признание, точнее. Внимание. Короче, поэту нужно, чтобы его прочитали. Хоть раз в жизни. «Каждая женщина хоть раз в жизни должна позволить себе крем „Бурëнка“», — помните рекламный ролик? Потому что сначала ты получаешь сигнал (вдохновение), потом его отражаешь (пишешь), потом посылаешь в мир и ждëшь рикошета. Без отклика цикл будет неполным. Другое дело, что кому-то достаточно прочесть своë стихотворение маме, а кому-то жизненно необходима миллионная аудитория. Разные у нас организмы.

Мне как человеку патологически неуверенному в себе, честно скажу, время от времени нужно одобрение. Простая человеческая похвала. Тогда я минут на 15 почувствую себя гением и воспряну для новых побед. С другой стороны, поношения тоже бодрят. Так что спасибо всем, кто прочитал.

— Наталья, вы известны своей нетерпимостью к безграмотности. Допустимо ли ради рифмы, скажем, пренебречь правильным ударением?

В стихах допустимо всë (вспомним тютчевское «В глубокие глядятся озерА…») Но это может себе позволить мастер, который правильные ударения и запятые знает. Когда же простую безграмотность оправдывают авторской вольностью — это фу. Это как у художников: умеешь рисовать лошадку — тогда можешь себе позволить «Чëрный квадрат».

— А знаете, есть такие смешные подборки: стихи о хлебе, о сельском хозяйстве, о лошадях… У вас найдëтся что-нибудь, посвящëнное, например, Году экологии?

Не думала об этом. Про пестики-тычинки, конечно, что-то встречается. Хотя в подобные сборники (кстати, именно о лошадях, о Барнауле, о дороге) как раз попадала. Валерий Тихонов у нас такие тематические книжки издавал. И что-то в этом есть симпатичное, по-моему. А порой и комичное, да.

— Что вы сейчас читаете? Что лучше читать, например, в автобусе или в метро, кроме Николенковой?

В транспорте обычно читаю какой-нибудь нетошнотный детектив вроде Устиновой (порой стыдливо пряча обложку), сборники знакомых поэтов, можно газеты-журналы. В общем, лëгкую литературу, которая не оттягивает плечо. Сейчас у меня в сумке «Хроники ближайшей войны» Дмитрия Быкова. И, кстати, по вечерам всегда выбираю автобусы с хорошим освещением, чтобы можно было читать. Автобусы с тусклыми лампочками пропускаю.

+ + +

Побриться наголо, сверкать макушкой голой

И жечь сердца божественным глаголом.

Бенгальские огни палить публично,

О существительное чиркнув спичкой.

Ко лбам горячим рифмы прилагать —

И прилагательным поклонников сжигать.

Дружить до гроба с лесбиянкой музой —

Затем, чтобы предлогом и союзом,

Наречием, частицей жечь сердца —

Так вот он, кайф, и нет ему конца!

+ + +

Как в повторяющемся сне,

Назойливом и страшном,

На угольях — на простыне —

На опыте сестрëнки старшей —

Вертись, подскакивай, кричи,

Пытаясь разодрать ресницы!

Зеркальный мир — кровоточит,

А кажется, что только снится.

В автобусе

Два лирических урода —

Алкоголик и дебилка —

Едут, едут, едут, едут,

Нежно за руки держась.

На Джоли она похожа:

Вогнут нос, глаза прекрасны,

Губы чувственные пухлы,

Лишь присутствие болезни

Нарушает красоту.

Жалко девушку простую,

Жалко каждого, кто любит,

Каждого, кто беззащитен

Перед миром и людьми.

+ + +

Встречаемся в галлюцинациях,

В других непростых ситуациях.

Ум — пепел, мысли — зола,

На грани добра и зла.

Встречаемся в тëмных «узбечках»,

На библиотечных крылечках.

Мел в сердце, совëнок в сове,

Ничьи голоса в голове.

Встречаемся на подоконниках,

В траве со следами покойников,

На родине слëз и теней.

Не будет больней.

Рождество

Ангел на гусëнке,

Дальняя звезда.

Буду тонкой, звонкой

Всегда.

Девочки танцуют,

Мальчики молчат,

Зайчики рисуют

Волчат.

Улыбнëтся ангел,

На тебя похож.

Если долго падать —

Уснëшь.

Очень тихо в мире,

И шаги твои.

Раз, два, три, четыре,

Живи!

+ + +

В этом городе светло,

И каникулы в разгаре.

Чисто вымыто стекло,

Два букета в дортуаре.

А ведь где-то — кавардак,

Слякоть, дойка и прополка,

Запустение и мрак,

Трëхлинейка и двустволка.

+ + +

Не взрывайся, моя голова!

Поторчи ещë, повиси,

Сочиняя слова, слова,

Как положено на Руси.

Отчего этот снег и лëд?

Мая, что ли, не будет, Бог?

Потерпи, и оно придëт —

Лето, тëплое, как плевок.

+ + +

Что-то сердце болеть начинает.

Что-то номер не отвечает.

Что-то муж головой качает,

Не подносит мне cпичку, злодей.

Я пойду в темноте прогуляться —

Ничего, что домашние злятся —

Я дойду до конца декораций

И увижу картонных людей.

+ + +

Зелëная кровь уходящего лета

Густеет, желтеет, течëт, утекает.

Ты выстрелишь в облако из пистолета,

Дурная, недобрая, да, вот такая.

Нелепые мысли, ненужные книжки,

Прогулки, промашки, волшебные встречи.

Ты станешь отважной, беспечной малышкой,

Не частью — так, может быть, частностью речи.