Стихи о блуждающем
по фарфоровым рёбрышкам пробежавшее
жук и ножки его лист и почка его
погружаешься в детство как в таинство
как выходишь в январскую ночь
больно памяти как подавишься
как подол зажать между спиц
механичное и пересказанное
проплывает в тени и вниз
на серьёзный вопрос «ну, кто ж тебя?…»
отвечает сквозная в речи
твои руки холодные, девочка,
как по стёклам изломанный свежий
гулко-глиняное подобие
ты предчувствие ты созвучие
разделяющее на «до меня»
и «да не было б меня лучше»
_____
Бьётся.
И это родится,
начнется, на солнце
магнитного ветра
рассветными кольцами.
Ты бы хотел так?
Я знаю, мир гнется,
когда ты идешь
по весеннему парку,
когда отлетают, как ногти
от пальцев,
все мысли,
бессмертные бабочки
Лао-цзы.
И ты не хотел так.
Как только вернётся
в глотающем ветре,
поющем в колодце,
ты снова поймаешь лакуны и тени,
растущие между,
лежащие между мгновений.
_____
У нас в домах от духов злых
Темно.
Смотри, летит, а говорили -
Мертвый.
Мы занавесили окно,
Мы спрятали вино.
Но он проходит в дверь,
Минуя окна.
И так четвертый год:
Растет, метёт,
Расплескивает по домам
тревожный сумрак.
Похоронили, только и всего.
А речь ведь той весной пошла о рунах,
о шрамах и рисунках на руке,
о дальнем фьорде, где помимо ветра, сушилен рыбных, пепельных от света,
нет ничего: как жил он там и с кем?
Пошла, прошла, похоронили, знали, что он не усидит в земле и встанет,
что он вернётся. Рыбий — как — хребет,
как переломанные ветки, как глазницы замёрзшего в горах,
на коже, на его руках.
— Ты дверь закрыла? Ты закрыла?
— Нет.
______
Посмотри, Господи, я ничего не могу:
умею играть на арфе, и то колючим,
едва ли приятным звуком,
а сёстры мои рассеяны по земле,
а братья мои посеяны в землю были,
а утром хрустящие небеса
над Андалузией тихо меня зовут,
этими звуками скован, по горло в пыли
я то ли бреду, то ли танцую, то ли
играю на арфе, и не могу свернуть.
Ты так высоко, что Тебя, наверное, нет,
и это люблю я в Тебе сильнее всего,
так холодно в храме, но в сердце Твоём сквозном
ещё холоднее,
и это меня сражает.
Посмотри же, я ничего не могу,
ни прясть, ни скотину держать, ни петь,
но зато выношу иссушающий взгляд пустоты,
посмотри, я не мёртв ещё,
посмотри, я уже не жив.
_______
Блуждающий в лабиринте,
вооружённый нитью,
он ищет тебя и выйдет
когда-нибудь на твой след.
Он знает, что ты древнее
и райского древа, и Змея,
он ищет и холодеет
в собственной чистоте.
Он прибыл сюда по морю,
и кровью твоей умоет
свой парус, белый от соли,
и Ариадны лицо.
И жилы твои, как нити,
развесит в пещерах критских,
пока Ариадне снится
Наксоса злой песок.