МИХАИЛ КУРТОВ: СПРОСИТЕ У КРОВИ, ХОЧЕТ ЛИ ОНА ПРОЛИВАТЬСЯ
В конце января в Калининграде, в Музее Мирового океана философ и теоретик медиа Михаил Куртов прочёл лекцию «Иные логики стекла: об использовании стекольной продукции в науке и искусстве». Беседа с Михаилом Куртовым произошла уже после 24 февраля: она посвящена войне всех против всех, тому, чем в военное время нам может быть полезно знание и философия о нечеловеческом.
Ваша лекция о стекле и его свойствах была прочитана в Калининграде незадолго до 24 февраля. В связи с этим вспоминается фильм Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Пётр»: накануне Великой Отечественной войны на советском заводе немецкие инженеры вместе с русскими плавят стекло — они пытаются изготовить сверхточную линзу, такую, чтобы показывала «и совсем далеко, и совсем рядом». У них ничего не получается — печи взрываются, стекло выходит тусклым, пузыристым, бракованным. Один из героев в отчаянии говорит: «Не знаем, что варим, и себя не знаем». Другой его поправляет: «Наоборот, себя сначала не знаем, стекло потом». Как вы считаете, что нового мы узнали (если узнали) о себе и стекле после 24 февраля? И изменилось ли что-то с того времени для нас и для стекла?
Поскольку вы поместили этот вопрос в военный контекст, замечу, что темой войны я занимаюсь последние несколько лет. Например, мой курс в Московской школе новой литературы [1] был посвящён творчеству как войне — с самим собой, с Ничто и со временем. В одной из последних публичных лекций я говорил о ситуации с ковидом как о глобальной гибридной гражданской войне против населения [2]. И стекло мне интересно в том числе и потому, что оно тоже участвует в войне — войне всех человеков и нечеловеков против всех человеков и нечеловеков, такой своеобразной космомахии. Про эту войну всех против всех немного говорится в книге «Записки технотеолога» [3] — моём переводе с метарусского. Стекло является мажоритарным актором в войне, то есть крупным комбатантом. Кроме стекла воюют ещё грибы, котики, нейросетки, женщины, звёзды, дети, вирусы, метарусские, шииты и
Мне кажется, что с 24 февраля для стекла ничего особенно не изменилось. Изменилось — для женщин и детей, для крови, которую вовлекли в конфликт, не спрашивая её согласия. Мой рациональный, а вовсе не гуманистический, как может показаться, аргумент против того типа [*****], которая сейчас идёт на Украине, заключается в том, что там проливается кровь. Кровь, как писал Гёте в «Фаусте», — это «совсем особый сок». Это абсолютно нетривиальная субстанция, которая омывает все органы в организме, питает их кислородом, но кроме того обладает рядом физических свойств, которые отличают её от простой жидкости. Главное из них — способность к мгновенному свёртыванию, превращению в твёрдое тело. Именно этим, по мнению современных учёных [4], она близка к жидкой взрывчатке в момент детонации. Пролитая кровь — уже не та же самая, что в теле человека. Древние греки различали живую кровь — ту, что внутри человека, питает организм и сердце (Эмпедокл называл её околосердечной), и мёртвую кровь — ту, которая пролилась. Сам акт первичного кровопролития запечатлён в древних текстах: тот же Эмпедокл упоминает некий миф о демонах, которые впервые в истории пролили кровь, запустили тем самым смену эпох и были изгнаны на три тысячи лет.
Сегодня современному философу нужно думать про ситуацию, в которой мы оказались, и одновременно быть когерентным тому, что он делал до того. Это важно, потому что у меня есть ощущение, что на фоне последних событий многие вдруг забыли, чем занимались последние десять-пятнадцать лет: философией животных, растений, облаков… Как будто то, что было сделано или делалось, — прервалось, и началось существование и мышление в логике, знакомой нам по Второй мировой войне и послевоенным годам, логике скорее гуманистической, антропоцентричной. Но ведь с тех пор у нас появилось много нового, в том числе и знание о нечеловеческом. Философия нечеловеческого сегодня как никогда уместна.
Благодаря ей становится ясно, при чём здесь, например, стекло: оно выступает одним из гипотетических действующих лиц в войне всех против всех. Боевыми операциями стекла являются отражение и пропускание, это то, как оно «ходит», ‒ как говорят о шахматных фигурах. И ритм переживания войны ‒ это во многом ритм отражения и пропускания: систем спутникового наблюдения и наведения, кино- и фотосъёмки, приникания людей, читающих новости, к экранам смартфонов и так далее.
Если мы продолжаем думать о субъектности стекла, как я это предлагал на лекции, то почему бы нам не подумать о субъектности крови? Если кровь — субъект, если мы думаем о правах нечеловеческих субъектов и знаем из истории, какое значение придавалось кровопролитию, то современная ситуация с гибелью людей на войне выглядит в другом свете. И это относится вовсе не к гуманистической, пацифистской или антимилитаристской логике. Просто спросите кровь, хочет ли она проливаться.
Никто не спрашивает кровь, но и никто не задаёт вопрос стеклу: зачем оно воюет и на чьей стороне? В лекции вы говорили ещё и о бликизме — возможном новом художественном явлении, где в фокусе оказывается не просто известная музейная картина, но и то, что человек видит, когда подходит к ней, а защитное стекло бликует. Сейчас мы смотрим через стекло — экраны своих мобильных телефонов или компьютеров — на хронику военных действий. Эта хроника снята на камеры с оптикой разного качества, или, как говорят, на хорошее или плохое стекло. Один из яростных споров был посвящён недавнему документальному любительскому видео, в котором камера проводит нас по улице Бучи, усеянной трупами. После публикации одна сторона обвинила другую в постановочности — якобы один из мертвецов шевелил рукой. Позже оказалось, что такой эффект был вызван как раз бликом.
Да, я не думал об этом, но это правда. Масштаб причастности стекла к этим событиям, с точки зрения использования фото- и видеосъёмки, огромен. Говоря на языке нарратива войны всех против всех, можно предположить, что стекло было нанято на работу и той, и другой стороной.
Понимаю, что это может прозвучать как уход от конкретной реальности, в которой воюют Россия и Украина, но моя задача мыслить в масштабе не одного года или даже десятилетия, а столетий. Для меня война всех против всех — это один из способов мыслить причинность. Спустя столетия может оказаться, что причиной событий — личных или глобальных — является один из тех десяти мажоритарных акторов, которые я упоминал. Может быть, окажется, что стекло — производящая причина, то есть то, что обусловило все остальные причины. Или котики. Или кто-то ещё. Я называю это гиперпричинностью.
В этом смысле [*****], которую Россия ведёт на территории Украины, — это война грибов против котиков и женщин. Про это подробней можно почитать у генерала Твёрдого [5] в его дневнике боевых действий. Почему против котиков и женщин? Потому что Украина, в силу тесных связей с США и Евросоюзом, последние годы работает на котиков и женщин в той степени, в которой котики ‒ сам их домашний образ жизни ‒ способствуют общелиберальному мировоззрению, а женщины активно влияют на американскую политику. У Зеленского был даже скетч под названием «Президент Украины кот» [6]. Это непредставимо в нынешней Российской Федерации. Российская Федерация работает на грибы. Откройте советский букварь, там грибов на картинках больше, чем Ленина. Сегодняшних российских второклашек на уроках «Окружающего мира» учат различать корень и грибницу. То есть россиянин зачем-то знает о том, что такое ризома, начиная с 8-9 лет. Помните, Путин с Шойгу ездили в тайгу собирать грибы? [7] А если верить слухам про мистические обряды, в которых они участвовали, то эти обряды же тоже имеют грибную природу, так как соответствующие ритуалы связаны с приёмом грибных отваров. Всё это настоящее грибное лобби.
Здесь, конечно, вспоминается знаменитый скетч Курёхина «Ленин — гриб» [8], которому я придаю буквальное значение: Ленин, может, и не был грибом, но он работал на грибы. Учитывая всю сложность грибной жизни, возможность наличия у них разума, а также сильную микофильную культуру нашей страны, я не удивлюсь, если всё так и есть. Грибы используют нас в
В общем, если смотреть на современную [*****] России и Украины как на войну котиков и женщин против кремлёвской грибницы, и к этой войне ещё иногда примыкает стекло, то многое проясняется.
Понятно. В связи с книгами «Записки технотеолога» и особенно «Конституцией Метароссии» [9], которая сейчас читается как написанная максимально для сегодняшнего дня и применимая к сегодняшнему дню: от неизбежного распада всех государств и России, которая должна показать всем пример того, как нужно распадаться, до несуществования памяти, от диктатур и анархий цвета до идей Пурпурного просвещения. Вам говорили, что это похоже на нашу реальность?
Я не думаю, что это было предсказанием будущего или чем-то в таком роде. Да, в одном из фрагментов сказано, что застой закончится в четверг, а 24 февраля 2022 года — это был как раз четверг. Но
Насколько вообще комфортно писать такой текст, зависающий между жанрами и конструирующий собственный мир? Что это даёт?
Очень комфортно. Работая над текстами такого рода — скорее утопическими, чем антиутопическими, — ты создаёшь альтернативное пространство и время и выступаешь не как пассивная фигура, подчиняющаяся реальности и страдающая от этого, а как активный субъект. Как известно, любое страдание происходит от невозможности действия, и в этом смысле текст о Метароссии не про страдание, а про радость. Не думаю, кстати, что Россия сильно изменилась после крымских событий или 24 февраля: тут всё всегда так и было. За исключением каких-то более спокойных времён эта страна в принципе — пространство не для спокойного существования. Зато здесь хорошо писать такие тексты, как «Конституция Метароссии»: они приобретают экзистенциальную значимость, по крайней мере, ты надеешься, что они смогут помочь не только тебе, но и
Наша реальность, которую я называю «дометароссийской», до сих предлагает очень ограниченный набор очевидных решений: ты либо соглашаешься с тем, что происходит, либо нет. Но мне всегда казались ложными и такая постановка вопроса, и сама ситуация выбора между «да» и «нет». В каждом случае, когда нам предлагают выбор между, скажем, условным консерватизмом или либерализмом, скрыт обман. Интуиция теоретиков русского анархизма Бакунина и Кропоткина заключалась как раз в том, что в конечном счёте это одно и то же. Эту же мысль транслировал и их ученик Нестор Махно. В тексте 1926 года «О национальном вопросе на Украине» [10] он пишет, что история Украины последних лет ‒ это история постоянно сменяющейся власти, пришлой и самостийной, но эти власти друг друга стоят, похожи друг на друга как две капли воды. Далее он говорит о том, что задача украинских анархистов заключается в том, чтобы показать местным: зло не в пришлой власти, а во власти как таковой. И в этой ситуации нужно не примыкать к той или иной стороне, а разрушать очаги государственного бюрократического аппарата и вместо них создавать ячейки общественно-хозяйственного самоуправления.
Вряд ли с тех пор ситуация изменилась кардинально, но сейчас судьба текстов Махно на Украине незавидная: маятник снова качнулся в сторону самостийности, и пока что очаги государственности разрушать никто не собирается. Но это очень полезный текст для современной Дометароссии. Мне кажется, что ни одна страна так интенсивно и долго не страдала от собственного государства.
Собственно, вся история России — это насилие бюрократии в разных формах над людьми. Сегодня Кремль пугает нас властью пришлых и предлагает сплотиться вокруг себя, но я не думаю, что нам нужно выбирать между Москвой или Западом, консерватизмом и либерализмом. Нужно пройти насквозь и заниматься созданием местного самоуправления, принимать самостоятельные решения, как жить здесь и сейчас. Люди смотрят на государства, которые принимают за нас решения, заставляют нас верить в них и пользоваться их логикой. И когда одна часть населения поддерживает войну, а другая стыдится войны, — это одна и та же логика идентификации с государством.
Государство хочет, чтобы человек идентифицировал себя с ним: гордился, стыдился, боялся и так далее. В этом смысле «Конституция Метароссии» была и остаётся попыткой остранения и смещения взгляда — растождествления себя с государством. Да, это сложно. Пространство практически любого города насыщено агитацией за государство и капитал, и чтобы вообразить мир, где этого нет, нужно переключаться и остранять. Но остранять не ради эстетического эффекта, а ради политического смысла — чтобы увидеть возможность другой реальности.
В военное время люди думают: когда война закончится? Но за этой войной придёт другая, а потом ещё одна. И нужно, на мой взгляд, стремиться к тому, чтобы войн между государствами вообще не было, как и самих государств, а кровопролитие без санкции самой крови было воспрещено.
Текст: Александра Артамонова, редактор: Сергей Михайлов.
[1] https://newliterature.moscow/translit
[2] https://disk.yandex.ru/i/JhUqm0vlX321kg
[3] https://vse-svobodny.com/product/kurtov-m-tysyacha-lajkov-zemnyh/
[4] https://www.kommersant.ru/doc/1828011?stamp=634592858400898141
[5] http://www.trans-lit.info/materialy/25/pavel-arsenev-skazka-lozh-da-v-nej-traktat
[6] https://www.youtube.com/watch?v=rKupOm6OJSc
[7] https://sreda24.ru/index.php/novosti/aktualno/item/13454-putin-i-shojgu-skhodili-v-tuve-za-gribami
[8] https://www.youtube.com/watch?v=NI_CSKSshWg
[9] https://metarussia.asebeia.su/
[10] https://litlife.club/books/134537/read?page=19#section_42