Но, как и тогда, так и теперь, даже и не сам только феномен создания этой грязной груды меня поражал, а несколько другой момент, или их даже несколько: первый из которых — это тот, где я вижу, как мои сотоварищи реагируют на сам факт своего присутствия рядом с этой, уже не маленькой горой посуды. Почему вдруг такая брезгливость, к вроде понятным предметам? — К тем, с помощью которых ты сейчас ел и при помощи которых готовил то, что ел? — Все в то же время, вдобавок, демонстрируя достаточно нелепое сострадание, в отношении происходящего вообще, в отношении нас с Миидом, как будто видя в нас, узнав, зная что-то про нас, тех с кем были некогда знакомы, а может и от того, кем были или могут стать сами. Так, узнав нас, выдав реакцией, обычно распространённой сожалением к положению находящегося на паперти. Вероятнее всего, получая что-то неприятное от вызванного ощущениями видеть нас в этом положении соприкасающихся с предметом, образовавшегося из–за неопределённого отношения, перешедшего от безразличия к жизни в некое подобие сострадания, выступая сейчас с которым, самим и хочется поскорее отстранится. Правда, вначале войдя, потупив взгляд, с напускным ли или нет, не ручаюсь заключать с уверенностью, но точно с чувством, выражавшим себя неловко и даже виновато, обогащая устно выражение жалости и сожаления, вздохами и охами, взглядами. Но обо всем по порядку, из этого пункта. БРЕЗГЛИВОСТЬ: Манера в которой субъект, приносящий нам порцию посуды, делает это, заходя на мойку, чуть ли не с закрытыми глазами, лишь бы не смотреть, туда, где вытянутой рукой он пытается нащупать место. И теперь, практически наугад, впихивает, принесённое с собой, между тем, что уже есть на столе, оставленное предыдущим, поступая в той же манере. Всем своим существом выражая брезгливость, к этой неряшливой куче, будто она создана совсем не им самим и не из испачканной им же посуды. Той посуды, из которой он только что, например, обедал, от которой теперь хочет отречься, взирая словно виноват, втискивая не глядя куда-то, то, что принес. Часто заканчивая начатый процесс звоном падающих вилок и разных металлических приборов на пол. Или же готов тупо стоять, обращаясь к нам, отвлекая от процесса, как ребенок растерявшийся от неожиданности, увидев то чего совсем не ожидал. Так стоя, раскрыв рот, вопрошая к взрослым, куда ему поставить то, что передали ему с ним, для нас, те взрослые. Поскольку места на столе, из–за разрастающейся беспорядочности, уже не осталось, а собственных идей на сей счет, он естественно, завести пока не потрудился. Поэтому и стоит с удивленным видом, такой взрослый, изображая детскость, хмурясь лукаво. А вот и второе, это как бы СОСТРАДАНИЕ: примерно каждый раз, под финал разбора нами описываемой горе-горы, в то время, когда вырисовывался некий гармонический рельеф в общем пейзаже. Следовательно, ближе к концу каждого такого часа, устранения тут этого полигона для отходов. Каждый раз превращаемого нами в горную долину, наполненную свежестью, теперь осязаемую её вместе с неким общим восхищением. — Возможно, в данном случае, приходящего от наведенной гармонией с общим. — Словно вытачиваясь под действием мытья, и наша рефлексия сглаживалась в равнину, приятным духу обзором. И всё, в таком рукотворстве, несмотря ни на что, шло хорошо, вот только не помню, повторюсь ли: в том случае если не отнималось время на специальное занятие расстановкой предметов по классу и категориям, в попытке упорядочить всё, для удобства мытья кем-то одним из нас. Что удлиняло общий рабочий период для каждого, сбивало с ритма, заставляло о чем-то таком задумываться в отношениях с сотоварищами. А значит, уже обязан поделиться со всеми своим наблюдением, в первую очередь, необходимое мне. И уж, если сам отнёс подобное отношение к неприемлемому, то позволю руководствоваться собственным наблюдением, исходя из личного определения здравомыслия в разрешении возникшего рефреном, относительно общего. Находящего из отсутствия именно взаимодействия, состоящего в вопросе о синхроничности процессов, как таковых вообще. Проявленного неразрешением согласия, в котором, и проявлен тот самый рефрен неприязненных ощущений. В действительности же выражаясь скорее отсутствием каких-либо действий вообще, а по факту, игнорированием, чем чаще всего и выражается само отношение с общим окружающих. — Так значит, тем самым, эскалирующих безразличие в отношении с общим? — Но и снова, и снова: подобное отношение иллюстрирует лишь того, кто с лихвой определяется таким отношением, как субъект. Вставая к пространству, отражением своего бездействия, наступающего от отсутствия подобного согласия во взаимодействии. Так и оставаясь наедине с тем безразличием с которым сам и согласился своим бездействием, теперь сходящего на нас настроением от непонимания бездействия вокруг находящихся. Разлаживало синхроничность, расстраивало наше с Миидом мытьё посуды. А под конец и вовсе сбивало нас с хорошего настроения; все по той же причине искусственного занятия разбором развала, постоянно творящегося за спиной каждого из нас. В связи с чем, процесс начатый вовремя, всегда заканчивался, хоть и не критично, благодаря личным дополнительным усилиям прилагаемых для этого, но всё же, несколько позже чем хотелось быть. Что в свою очередь приводило к некоторым дополнительным трудностям, о которых я ещё скажу. Так вот, как раз, в такие финальные моменты, все, кто приносили нам какие-то остатки грязного, кто-то просто свою тарелку или чашку, кто-то общее ставя, а на самом деле просто кидая, сваливая их на столе, -всё на тот же стол, считали нужным попричитать, отчего-то пряча куда-то взгляд. И при этом не забывая сообщить важную весть, о том, какие мы молодцы и как много нам приходится тут всего перемывать. А также, невиданную весть, о том, что всегда, когда мы уходим, тут остается только чистое помещение. — «Вы такие молодцы», говорили нам. И так далее. Всё та же демагогия для эго, которой наполнено пространство искусственной среды. Откупающегося дешёвым элементом награды. — Так уж необходима такая выказнная искренность? Как будто того исцеляющая своей любезностью в снисхождении Гусара до трудов полотёра. — Да уж, подобно именно такой конформистской модели поведения, прячущегося от самого простого и очевидного т.е. очевидной помощи и содействия, зачем-то, возносясь до уровня снисхождения того, кто заставил бы теперь меня благодарить, в одночасье, вошедшего, за знания в умении и разумении любить благодаря вот так. Нет?! Да?! — Да! — Но и в этой, казалось бы, пустой и нелепой внимательности, уже находится некий отголосок творчества любви, того, кто пять минут назад не мог даже смотреть в нашу сторону, теперь пытается полюбить, наконец обнаружив нас, предлагает свою любовь таким благодарным жестом. — И правда, пестуя себя заботой! Выражая её лишь от того, что сам не может быть теперь обременен тем, за что хвалит вас? В силу завершённого вами процесса. — Конечно, это прорыв, ведь мы получили, какую никакую любовь. Некое подобие внимания со стороны. Конечно, приятное подношение и чуть, совсем немного, да наносит бальзам на душу, разогретую разными версиями возникшего неравенства в отношении с нами. Эго может быть немного удовлетворено, это с одной стороны, а с другой даже очень может быть, будет более ущемлено, таким, едва охлаждающим его клокот порывом. Столь малым и жалким жестом показать что-то нам на деле. Такая вот петля, обозначившая всё четко; затягиваясь на самолюбии, не оставила вопросов о жестокости заблуждения в том, кто ты есть для этих людей. — Но, тут, все же, есть что-то другое. Что-то очень любопытное. Как мне кажется. — И это интересно, об этом то я и хочу порассуждать с тобой, прямо сейчас…
DEZO.SPACE2021
