«ЗЛОБНЫЙ САНТА»
«И вдруг, почувствовав, словно вновь только увлекаемый, ускоряюсь стечением, мыслью осознания, вместе с ней, внезапно достигнув границы с воображаемым, останавливаюсь на границе понятого: сразу почувствовав чей-то взгляд, кричащий с берега в спину, кидающий вызов. Узнаю его. — Кто смотрит на тебя? — А ведь это была странная встреча, с тем, кто еще спит.»
Стр. 48
Перед тобой новый текст материала: «РУССКАЯ КУХНЯ ВИПАССАНЫ».
В качестве ознакомительного элемента, сейчас и дальше, будет выступать отрывок, выхваченный с соблюдением последовательности нахождения в основном тексте. Всё излагаемое открыто через смысловой ключ DEDERNIZM. И относится к новой творческой (социально-нравственной) смысловой системе «Чистого творчества», пришедшей на смену значению «искусство», как институции. Сформированной, как бы возвышенной, но ложной «идеалистско-художественной» основой. Всё ниже изложенное, уже формируется самой системой «ЧТ», через неё и формулируется, в системе выводов и определений.
МОРАЛЬ (шила), КОНТРОЛЬ УМА (самадхи), МУДРОСТЬ (паньня), в отношении с НРАВСТВЕННОСТЬЮ.
Обозначенное в таких качествах, есть сила, порождающая нравственное восприятие себя. Как и теперь, так и всегда, в контакте с этими качествами осваивается Образ, который уже, всё четче и яснее возникал передо мной, особенно в заключительные дни моего служения. И ты знаешь, мне всё же удалось укоренить любовь к соплеменникам, а не отвратить её. Поскольку чувствовал и узнавал возникающие в последствии образы на суждения, в личных рассуждениях, то что и есть ничто иное, как предметы требующие раскаяния. Вызволенные из подсознания, из той памяти где и формируется, та самая, абсолютная доктрина действия добра или зла, по отношению к истине любви: карма, говорят в кругах просветленных собратьев, и царей себя, а говорить, — «инсайды», принято касаясь вот чего: Как-то раз, в обеденный период, гуляя в лучах тепла, ступая так, чтобы ковер из кузнечиков, начиняющих пространство стрекочущими созвучиями, успел растечься в стороны от опускающейся стопы, образуя тем самым, нечто подобное брызгам воды, от, как будто резко заскочившего в лужу ребенка, -живым существом. Так шагая, внимательно и не спеша ступая. Больше не переживая за умелых и пугливых кузнецов. Продолжая двигаться, но уже оторвавшись взором от чудесного явления, возникающего над самой поверхностью зелёного — травянистого ковра. Теперь устремляешься дальше, взирая ввысь. Оказавшись там, недолго покружась, вращая в небе вершины сосен. Спускаюсь вниз, по спирали, сводя с крон величественных деревьев своё восхищение. Так ускоряясь взглядом, движешься, уже по размытому фону, и только скользишь по нему. Не фокусируюсь и не останавливая ни на чём свой взгляд, теперь просто устремляюсь вниманием в глубь чащи. Сейчас же, нарочно остановившись, проникаю зафиксированным взором, так пробираясь вперёд, огибая их основы, устремившись зрением к череде конечного ряда — коричневых и рыжих — живых столбов. И там, вдруг, замечаю, как они, вырастающего, будто неподвижно стоящего, будто уставшего от своих противоречивых мыслей силуэт некоего субъекта. Явно присутствующего не тут, но внутри своего времени, на краю своего временного мира. «Слышишь, ты тот, кто смотрит сейчас на него, ведь именно ты то, как раз, первый и разгадал, что тревожит его, именно то же, что тревожит и меня, теперь читающего этот его текст». И знаешь, мне кажется удалось уловить близкую мне идею его суждений, через настроения, вызванные во мне изложенными выше вещами. И я знаю, теперь мне хватит сил, справиться с пониманием ситуации о положении концепции добра в этом Мiре. Позволив завершить начатое достойно, не только для себя, но и для окружающих меня. Теперь. Как он. Стоя прямо. Затем, пройдя совсем немного, не тревожа настоящего, пытаюсь понять пришедшее. Иду, перемежаясь, так легкими движениями, как от камней, отталкиваюсь от стволов, касаясь их вёслами кистей своих рук. Глажу их как вода. Увлекаясь сидящим в каноэ размышлений каменистой рекой бурно текущей, обдумываемой мыслью: отправляюсь от берега в свой дальнейший путь; так скользя между могучих стволов, в глубь своих рассуждений, только касаясь деревьев, подпирающих небо. И вдруг, почувствовав, словно вновь только увлекаемый, ускоряюсь стечением, мыслью осознания, вместе с ней, внезапно достигнув границы с воображаемым, останавливаюсь на границе понятого: сразу почувствовав чей-то взгляд, кричащий с берега в спину, кидающий вызов. Узнаю его. — Кто смотрит на тебя? — А ведь это была странная встреча, с тем, кто еще спит. — Такое бывает? — Такие встречи не редкость. Как и то, что любая встреча в надежде на лучшее, может остаться выходкой устремленного привлечь внимание: способна пробудить старые чувства, те, давно понятые, от которых сегодня исходит только улыбка, образуемая лёгким разочарованием. Но искреннее, отданная сейчас тому, кого я встретил. Сейчас уже только бегущего за мной, словно по краю высокого, обрывистого берега, но всё ещё бросаясь выражением силуэта, в попытке попасть в меня, кидая им что-то мне в след. Так кто же бежит за мной, уже бросаясь всем подряд? И снова, это всё тот же, как этот или тот-Я, некогда страждущий всеобщего внимания участника распродажи истин. Как тот или этот-Я, некогда упоённый своей жалостью к себе. Устремляясь попыткой задеть, сближается, как идея уязвлённого себялюбия. Теперь по дороге на кухню, выходя из чащи упомянутого мной соснового, находящегося на территории центра, перелеска, я снова, а значит не впервые, столкнулся с ним: это он, именно он. — Тот шустрый, невысокого роста, коренастый субъект, похожий на «санту»? — Только безусый. — Один из тех, кто пока спит? — Но его сны — столь яркие, а в этих снах он всемогущий гуру просветления. Он тот, кто страждет преклонения, но не преклоняется сам. Не просит, а требует. Он тот, с кем нельзя говорить, но можно только лестно лелеять его собственный заблуждения. Дабы не поднять в нем гнева, так не вовремя потревожив во сне его. Тем временем, я вернулся на кухню. И теперь, зайдя на мойку. Но уже, со следами окрепшей мысли, и было важно, не упустить её, даже после бесцеремонного вторжения личности с непримиримостью подростка. Довершившего выводы, о той упомянутой мной объективности, вторгшейся в покой уже моей субъективной иллюзии всеобщего равенства и братства. Теперь же пытаясь свести свое внимание с объекта триггера, на зафиксированное умом только что, в момент прогулки, я был снова поглощён явным образом, пришедшем, как содержание. Воспринятое требовало разъяснений, и я не стал уговаривать себя, чтобы не сказать о пришедшем Мииду. Да и не стал бы обращаться с этим к
— Большое ли это достижение, ты слышишь?
ЧИТАТЬ СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ (Стр. 49)
DEZO.SPACE2021