1. История падшего ангела.

Между курортом горячих источников К. и островом Хиэдори в километре от него проложен извилистый мост из полусгнивших деревянных досок. В тех краях, вслед за поэтом Аоаки, его называют «мостом вздохов».

Всем известно, что на острове стоит выстроенная на собственные средства профессором Канэцунэ Рюё больница для прокаженных под названием «Рай ангелов», и по мосту идут лишь погруженные в меланхолию пациенты и члены их семей.

Однако четырнадцатого марта, в полдень, когда золотые солнечные лучи озаряли дымку, оставшуюся от прошлой туманной ночи, по мосту с мрачным видом шел Норимидзу Ринтаро. Он планировал отдохнуть несколько дней на горячих источниках, но так случилось, что в «Потерянном раю» — так называли исследовательскую лабораторию на острове — убили двух человек, и заместитель директора, профессор Мадзуми, зная, что его друг Норимидзу собирается отдохнуть на источниках, не мог не воспользоваться случаем.

Хоть внешне Норимидзу был недоволен, в его душе царило любопытство. Он с давних пор был наслышан о странностях в поведении профессора Канэцунэ и о различных слухах вокруг «Потерянного рая».

С тайнами лаборатории Норимидзу соприкоснулся сразу, как только заговорил с профессором Мадзуми. Профессор позвал по телефону помощника, ассистента и бакалавра медицины Кёмару, который, по его словам, был куда лучше осведомлен в произошедшем, а затем сообщил нечто неожиданное.

— Не сочтите странным, но я ни разу не ступал на территорию Дзагёсё (место, где находился «Потерянный рай»). Это чистая правда, ибо кроме ассистентов Кавасаки и Кёмару ни один человек — даже я — не допускался туда. В общем, это terra incognita.

— А кого убили-то?

— Ассистента Каватакэ. Это, очевидно, убийство. Вдобавок, по какому-то нелепому совпадению, директор больницы тоже скоропостижно скончался. В любом случае, деревенская полиция все сохранит в своих нетленных протоколах.

В этот момент зашел невысокий и полный мужчина тридцати с чем-то лет, и Мадзуми представил его Норимидзу как бакалавра медицины Кёмару.

Кёмару, с нездоровой, желтой, словно покрытой нарывами кожей, выглядел крайне сумрачно. И Норимидзу, перед тем как отправляться на место происшествия, смог услышать из его уст неожиданные и удивительные подробности из жизни обитателей «Потерянного рая».

— Три года прошло с тех пор, как господин директор построил на шхере Дзагёсё «Потерянный рай», и все это время он втайне занимался исследованиями процессов омыления. Другими словами, он изучал способы бальзамирования трупов, дубления кожи, а также методы сохранения мальпигиева слоя. Он заманил меня с Каватакэ в лабораторию высоким жалованием и строго настоял, чтобы мы не смели никому говорить о происходящем в «Потерянном раю». Кроме исследований, которые были закончены в январе, я должен рассказать еще об одном. Три года назад в «Потерянном раю» был еще один тайный житель — жительница.

Кёмару вытащил из–за пазухи переплетенную разлинованную тетрадь, озаглавленную «Хроники безумия Бангуми Микиэ».

 — Так или иначе, если вы ознакомитесь с предисловием к этой тетрадке, то поймете, какое демоническое существование вел этот человек, называемый директором, какие извращенные формы принимала его эстетическая мысль, черпавшая вдохновение в страдании… Это да исследования омыления — вот и вся его жизнь в «Потерянном раю».

Раскрыв разукрашенную печатями из цветов и птиц с ветками в клювах тетрадь, Норимидзу сразу же начал жадно читать.

4-го сентября…6-го года я спас на шхере очень красивую девушку 26-27 лет, слепую на левый глаз. Из того, что у нее с собой было, да запросив сведения из домовой книги, я узнал только ее имя — Бангуми Микиэ. Из–за сильного душевного потрясения она не говорила ни слова и выказывала признаки меланхолического помешательства. Мало-помалу, из отдельных ее слов я понял, что она жена бонзы из Кодзукуэ. Мне стало ясно, что из ревности муж выколол ей левый глаз, и она решила утопиться. В то же время я постепенно увлекся Микиэ и дошел до того, что стал сожительствовать с безумной.

Однако у меня был свой умысел, и ради него я приказал Кёмару, который обучался по разряду офтальмологии, провести Микиэ операцию по изготовлению искусственного глаза. В ходе операции я заставил его ввести ей через глазное дно в черепную полость живые спирохеты (трепонемы). Я предполагал, что от въедающихся в мозг спирохет Микиэ будет казаться, что она обитает в ином, фантастическом мире. Мой замысел заключался в том, чтобы спровоцировать у Микиэ паралитическую деменцию, больным которой кажется, что они якобы боги, и внимательно исследовать ее бред. Как и следовало ожидать, вскоре ей стало казаться, что она ангел, существо из высшего мира, и она стала петь, словно в райском саду под тутовым деревом. Это страшное и прекрасное пение, о котором мне крайне трудно рассказывать тут, нельзя и сравнить даже с «Сутрой многих сокровищ» или «Собранием сведений о возрождении» монаха Гэнсин.

Вскоре я, к удивлению, узнал о беременности Микиэ. Я сразу же отправил ее в деревню в Нумадзу. Когда она разрешилась от бремени и вернулась в «Потерянный рай», уже был январь. Как я и ожидал, за это время душа и тело Микиэ претерпели крайне мучительные изменения. Спирохеты уже проникли в ее спинной мозг, у нее началась атаксия и жестокие боли в животе. Даже фантазии Микиэ наполнились выражениями страданий и скорби: она пела уже, словно падший ангел, сбросивший свое запятнанное небесное оперение. Вскоре она перестала двигаться, ведя жизнь растения. Даже если бы у меня было лекарство, давать его Микиэ было уже бесполезно. Единственным способом помочь ей была эвтаназия.

Однако вмешиваться мне не пришлось, ибо у Микиэ началась водянка. В обхвате ее живот стал превышать шесть сяку, а тело так исхудало, что она стала походить на голодных духов, изображениями которых украшают рукописи. При взгляде на Микиэ оставалось лишь сожалеть о былых днях ее красоты. Безжалостная судьба в очередной раз напомнила о скоротечности всего сущего.

Я провел операцию и 6 марта вытащил несколько десятков оболочек, которые сформировались при водянке, но прогноз был неутешительный, и в тот же день она скончалась. Тут я запечатлел жизнь небесного ангела Микиэ, за год с лишним ставшей для меня источником наслаждения, и в память о ее падении я назову исследовательскую лабораторию на шхере Дзагёсё «Потерянным раем».

Дождавшись, когда Норимидзу дочитает, Кёмару продолжил.

— После окончания исследований ему удалось заполучить еще два трупа. Оба принадлежали пациентам больницы. Первый, Куромацу Дзюгоро, пятидесятилетний мужчина с редкой формой пинеаломы. Еще один — молодой человек со странной болезнью Адисона, от которой из–за изменений в надпочечниках кожа приобретает бронзовый оттенок, по имени Сёдзи Тэцудзо. Все три тела при помощи омыления превращены в жировоск, разрисованы и причудливо украшены. Живот Микиэ так и оставлен, два других одеты как стражи ада — все это напоминает картины шести миров.

В глазах Кёмару заблестел смешливый огонек:

 — Кстати, в соответствии с законом, передача тел и стоимость обговаривались с родственниками. И вот, какая случайность! — они все сейчас на острове. Приехали три дня назад, одиннадцатого.

 — И до сих пор там?

 — Конечно. Тут не так: было трое, убили двух, значит, виновен последний. Переговоры идут непросто. В общем, они отказались осматривать тела. Уж не знаю, известно ли им, что сделал директор, но брат Куромацу и отец Сёдзи недовольны ценой. А сестра Микиэ, Каноко, которая сейчас в Армии спасения, а раньше работала в библиотеке, увидела эту тетрадку и выставила свои условия. И дело даже не в деньгах — она сказала, что хочет поработать в «Потерянном раю». Не странно ли это?

 — В «Потерянном раю», кхм… — Норимидзу подозрительно нахмурился.

— Взгляните на это, — Кёмару раскрыл последнюю страницу тетради.

После слов «В тот день после операции Микиэ скончалась» была приклеена пиковая дама. Над правым плечом ее стояло: «Тайное хранилище первой Библии Костера», а выше, над картой, была надпись «Нога Мор-ранда».

 — Нога Морранда — это название избыточной деформации, ноги с восемью пальцами. Но не шифр ли это? — склонив голову вбок, спросил Норимидзу. Профессор Мадзуми кивнул и переспросил откуда-то снизу.

 — А что за Библия Костера?

 — О, это вещь. Это историческое открытие! — Норимидзу, будто не веря услышанному, продолжил. — Как известно, первую Библию в 1452 году напечатал Гутенберг. Однако некоторые источники утверждают, что в тот же год голландец из Гарлема по фамилии Костер тоже изобрел подвижный шрифт. Однако он не оставил ни одной книги, а Библия Гутенберга стоит сейчас 60 тысяч фунтов. Поэтому, если директор и правда ее нашел, то это воистину удивительно.

Он обратился к Кёмару:

 — Я хотел бы расспросить вас о деталях происшествия. Кто умер раньше, директор или Каватакэ?

 — Директор. — Кёмару вытащил лист бумаги с планом больницы и вручил его Норимидзу. — У него был туберкулез в поздней стадии, и в безветренные ночи он спал с открытым окном. Сегодня, часов, кажется, в восемь, я увидел в открытом окне какую-то странную фигуру. Поэтому я пошел разбудить Каватакэ, но, как я ни стучался в дверь, мне не открывали. Я прождал где-то час с лишним, но никто так и вышел, и, объединив усилия вместе с другими двумя мужчинами, мы выломали дверь. В комнате на животе лежал Каватакэ, из спины у него в районе сердца торчал нож. Что касается комнат, то у директора было открыто окно, которое выходило в сад, а дверь и другие окна были заперты на ключ. Кстати, комната Каватакэ была тоже заперта. Затем, что касается аутопсии… Насчет причин смерти Каватакэ сомнений нет, а что касается директора, подробных результатов мы еще ждем, но мне кажется, это приступ заболевания. Время смерти тоже вызывает вопросы. Директор скончался где-то около двух-трех часов ночи, а Каватакэ, судя по предварительным результатам, умер сегодня утром в десять, часа два назад. И в то же время, пока мы занимались своими делами, за стеной втихую орудовал преступник — и он не выдал себя ни криком, ни шумом.

Кёмару хитро улыбнулся, а потом понизил голос:

 — Да, господин Норимидзу, попрошу вас обратить внимание на одну вещь. Прямо перед тем, как мы узнали о смерти директора, я нашел Бангуми Каноко в обмороке у окон трупной лаборатории. Конечно, я перенес ее в комнату и помог ей прийти в себя, а затем навестил в одиннадцать утра, поскольку у меня не было времени сделать это раньше. Она уже вела себя как обычно и встала с постели.

 — Вы хотите сказать, что во время смерти Каватакэ у Каноко не было алиби?

Норимидзу внимательно посмотрел на собеседника:

 — Что ж, пойдем осмотрим место преступления.

2. Тайные картины ада

«Потерянный рай» стоял на небольшой шхере рядом с островом Хиэдори, в окружении густой чащи. К нему вел навесной мост, но кроме директора и двух его ассистентов никто о нем не знал.

Сама лаборатория выглядела так, как на рисунке выше: весь «Потерянный рай» состоял из четырех деревянных, выкрашенных в белый цвет флигелей, и снаружи ничем не отличался от обычной больницы.

Норимидзу первым делом осмотрелся, не было ли вокруг лаборатории чьих-нибудь следов — но, поскольку ночь была туманная и влажная, ему ничего не удалось обнаружить, кроме следов Кёмару.

Однако в комнате профессора Канэцунэ он выглянул в окно и увидел, что окно находящейся в противоположном флигеле, по диагонали, лаборатории Кёмару было раскрыто настежь.

Два стеклянных окна в комнате директора, которые выходили в коридор, были заперты, а три окна в сад — открыты. Справа, рядом с дверью, которая находилась по левую сторону коридора, стояла кровать, а на ней, раскинув руки, лежал на спине одетый в пижаму профессор Канэцунэ.

По возрасту ему было за пятьдесят. Лицо, не будь на нем моржовых усов, как у Аристида Бриана, казалось чрезвычайно суровым. Профессор лежал с полуоткрытым ртом, и казалось, что он лишь спокойно и мирно спит.

В комнате не было ни беспорядка, ни следов борьбы, ни каких-либо подозрительных отпечатков. На трупе не было внешних ран, да и признаков отравления тоже. Более того, разбитые наручные часы, которые лежали на тумбочке под правой рукой погибшего, точно указывали на время смерти — два часа ночи.

— Паралич сердца, похоже, — раздался голос Кёмару за спиной Норимидзу, который осматривал труп. — Воздушная эмболия обычно сопровождается острой болью, следов слюноотделения и паралича нет, поэтому инсульт исключается. Уж не пустили ли в комнату через дверь ядовитый газ?

 — Случись такое, он бы спасся, — Норимидзу намекнул, что у него было другое мнение, и продолжил осматривать сцену преступления.

Под подушкой нашлась связка ключей, и, по словам Кёмару, ключи от комнат были разной формы. Затем Норимидзу отошел от постели и осмотрел пол.

Там лежали несколько высушенных и разорванных мешочков, похожих на мочевые пузыри, и объяснение Кёмару сразу же привлекло внимание:

— Не понимаю, что тут делают эти оболочки. Они были извлечены из брюшной полости Микиэ во время операции, всего их около трех десятков. Так оболочки хранятся в трупной лаборатории, в стеклянной посуде — и мембрана у них крайне твердая.

— Вот так, — кивнул Норимидзу. — Видеть, что инородные тела из чужого живота валяются в спальне, крайне неприятно. Однако я предполагаю, что в них суть преступления… Или часть орудия убийства…

— О господи, если говорить об убийстве, то оно, получается, было в моей комнате. Да и если эти оболочки наполнили бы ядовитым газом, то они бы порвались, не выдержали полета даже оттуда. А в саду нет следов, не так ли? — с улыбкой сказал Кёмару, но Норимидзу иронично ответил:

 — Нет, следы и не нужны. Я думаю, их кидали со стороны, противоположной саду…

Указывая на оболочки одну за другой, он проговорил:

— Вы, кстати, не заметили, что они образуют собой полукруг, в центре которого — труп? Уж нет ли тайного умысла у такого расположения? Оба стеклянных окна в коридор закрыты — что, мне кажется, указывает на некий таинственный фактор, который воздействовал на доктора. Смерть его, однозначно, неестественная. Главный вопрос — убийство или суицид?

Так, не разгадав причину смерти директора, Норимидзу и Кёмару перешли в комнату Каватакэ, которая находилась в том же флигеле, отделенная маленькой комнаткой.

Все окна были заперты, и только взломанная дверь смогла открыться. Со всех сторон комната была уставлена лабораторным оборудованием, и в самом ее центре, распростершись, лежал ногами к двери Каватакэ.

В его спину, ровно в районе сердца, по самую рукоять был воткнут нож, но кровь была лишь вокруг раны, и ни одной капли больше нигде не было. Более того, обращала на себя внимание сломанная ножка кресла у ног покойного.

Нож принадлежал Каватакэ, однако преступник, видимо, действовал в перчатках — на ручке не нашлось отпечатков пальцев. Все намекало на то, что смерть была быстрой, и, как и в комнате профессора, не было ни следов борьбы, ни каких-либо улик, указывающих на нахождение в комнате преступника. Однако, судя по тому, что ключ от комнаты лежал в кармане пижамы Каватакэ, преступник каким-то чудом пробрался в запертую комнату, и Норимидзу чувствовал здесь что-то невообразимое.

Когда забили часы с кукушкой, висевшие на стене слева от трупа, Норимидзу изучал задвижку газовой трубы, которая использовалась для экспериментов, и, наконец, когда осмотр был закончен, он проговорил, тяжко вздыхая:

— Не знаю даже, что и делать. Скорее всего, виновато внутреннее кровотечение, поэтому крови снаружи так мало, но как его убили, я не понимаю.

— Около двух часов ночи убили профессора Канэцунэ, потом рассвело, и тут восемь часов спустя убивают Каватакэ. «Где же прятался преступник все это время?» —намеком сказал Кёмару, но Норимидзу не ответил и лишь недовольно нахмурился.

Затем начался допрос прибывших на остров. Двое мужчин сказали, что они, как и Кёмару, спали и не выходили из комнаты, а о шумихе узнали только утром. Брат прокаженного Куромацу Куситиро все надеялся выручить побольше денег за труп, а отец больного болезнью Адисона, которого звали Сёдзо Тайтоку, сам работал фармацевтом и только поэтому поделился сомнениями относительно столь ранней смерти сына.

Но последняя свидетельница, Бангуми Каноко, сложив руки на груди, погрузилась в воспоминания и рассказала странную историю о пятом человеке на острове.

 — Я надеялась лишь взглянуть на свою сестру. В час ночи было туманно, и я подошла к окну трупной лаборатории. Я смогла лишь слегка приподнять створку закрытого окна и в свете зажженной спички увидела стеклянный аквариум, в котором плавали какие-то небольшие мешочки. Тут мне показалось, что в комнате будто кто-то был.

 — Вы шутите? Там был кто-то еще, кроме трех трупов? Эту комнату никто, кроме директора, никогда не открывал, — с недобрым видом сказал Кёмару, но Каноко настойчиво повторила:

 — Это не так — кроме сестры и двух других там был кто-то еще. Я думала, что увидела чудо, — и, с выражением страха на лице, она продолжила: — Часы пробили два, и я зажгла свою последнюю спичку. В аквариуме мелькал свет, и мешки будто двигались вверх и вниз, словно изнутри их кто-то мешал. Это длилось секунду, две, и от удивления и усталости я упала в обморок. Но это была не галлюцинация. Это правда, и я хотела бы, чтобы вы мне верили.

Удивленные собеседники испуганно переглянулись, и Кёмару недоверчиво промолвил:

 — Если оболочки разорваны, они выделяют болотный газ и, по идее, могут подниматься вверх. Но что касается света — я не понимаю. Возможно, кроме нас там был кто-то еще — и это был преступник.

И хитрым, как у лисы, взглядом он посмотрел на Каноко.

Когда допрос был окончен, и Каноко ни словом не обмолвилась о Библии Костера, Норимидзу понял, что она не пыталась искать алиби.

Однако Норимидзу что-то пришло на ум, и, оставив Кёмару, он на два часа покинул комнату, а потом вернулся и решил закончить расследование осмотром трупной лаборатории.

Эта лаборатория находилась справа от флигеля, где произошло убийство, и только в ней была двойная бронированная дверь. Между ними находилось стеклянное панно Шакры, правителя мира тридцати трех богов, указывающего вниз, словно на падшего ангела.

Когда Норимидзу стоял в дверях, то в нос ему ударила настолько жуткая вонь, похожая на запах тухлых яиц, что он не мог не прикрыть лицо платком. Однако увиденное в комнате зрелище крайне потрясало воображение. Чрезвычайно странное, оно было лишено следов и печали, и скорби, да и не могло вызвать больше никаких иных человеческих эмоций — уместнее всего к нему подходило название эзотерической иллюстрации легенды о богах.

Слева от двери стояли разукрашенные киноварью, лазурью, зеленью, охрой и другими натуральными пигментами две фигуры — стражи ада.

Справа стоял синий черт — больной болезнью Адисона, одетый в полосатое голубое кимоно без подкладки, и с немного печальным выражением лица. А слева — одетый в красное больной проказой, чьи огромные опухоли в форме шишек, словно выточенные из камня, наслаивались друг на друга, закрывая его глаза и рот. Эти свирепые «гиганты, подпирающие тучи», стояли, как стражи ада, с искаженными ртами, вытянутыми руками и ногами и смотрели в пустоту.

Между ними стояла голая Бангуми Микиэ, с обтянутыми кожей ребрами и идиотическим выражением лица. Ее волосы были разделены в центре пробором и завязаны в узел-хокэй, а исхудалые руки и ноги янтарного цвета поддерживали огромный, в два обычных, живот, в котором будто бы что-то билось.

Норимидзу, лишь мельком взглянув на эту группу, подошел к столику между телами и окном.

На нем стоял стеклянный аквариум с коричневой протухшей жидкостью, выкачанной из живота Микиэ, в которой плавали похожие на черепашьи яйца оболочки. Источником вони была протухшая жидкость, понял он.

Оглянувшись на Кёмару, Норимидзу сказал:

 — Этот газ пахнет как сероводород, не так ли? Даже ткань над аквариумом позеленела. Может показаться, что преступник собрал газ, наполнил им пузыри и убил профессора. Однако — если сероводород использовался в дозах, превышающих безопасные — должны были остаться его следы. Между тем, прошлой ночью был туман, поэтому все пропало без следа. Он бы растворился в водяном пару. А теперь разберемся со словами Каноко? — Норимидзу встал у окна, затем присел и внимательно посмотрев на аквариум, улыбнулся и поднялся наверх. Кёмару сначала посмотрел на него с подозрением, повторил за ним его действия, но улыбаться не стал.

 — Мне непонятны причины вашей радости. Сомнений все больше и больше. Все оболочки целые, и их движение никак нельзя объяснить. Вдобавок, я сомневаюсь, что Каноко видела свет. Допустим, источник света был за окнами, в саду. Если луч проходил сквозь стекло, то он должен был пройти и сквозь красные и синие одежды стоящих фигур, поэтому он никак не мог быть белым. И этот подозрительный свет, получается, должен был исходить откуда-то из аквариума. Преступник — если это не кто-то из нас — скрывается в тумане. А вы что думаете?

 — Есть и другое объяснение, — тихо сказал Норимидзу. — Вы можете, конечно, иронично к этому относиться, но у меня есть доказательство того, что показания Каноко верны. В общем, это знак, который точно указывает на время гибели профессора. Мне кажется, я нашел тот катализатор, который сделает из газа кристалл. Иными словами, это принцип лечения подобного подобным. Когда одну загадку разрешают другой.

 — Я вовсе не верю вашей диалектике поиска преступников! — возразил Кёмару. — Интуиция прежде всего. А вы не подозреваете Каноко?

 — Ха-ха! Кстати, кроме Каноко есть и другие подозреваемые.

 — Кроме Каноко? — воскликнул Кёмару.

 — Кёмару, а что, если это вы? — остановил споры Норимидзу. — Недавно я обнаружил у вас в лаборатории вот это. Изогнутый кусок дерева, который очень напоминает бумеранг. На нем был закреплен вот этот вот картонный шарик с дырками. Я, кажется, понял, в чем тут дело. А теперь вы можете идти на остров, а мне нужно немного поразмыслить.

3. Библия Костера

Солнце уже вот-вот зашло, когда среди собравшихся во главе с профессором Мадзуми появился Норимидзу. Он уселся, и стало тихо.

— Я понял, кто преступник.

— И где находится Библия Костера? — вдруг спросила Каноко, впервые упомянув о ней, будто ее не интересовали ни убийства, ничего.　

Ее губы посерели, по вискам струился пот, а округлившиеся от страха и жадности глаза походили на огромные О.

 — Так, Библия Костера… Но я, пожалуй, начну рассказывать с начала. И да, мне помогли разгадать загадку ваши глаза, госпожа Бангуми, — начал Норимидзу, пытаясь утихомирить собравшихся.

 — Ваша история на самом деле была правдивой. Когда появился белый свет, пузыри двигались. Мне хотелось бы думать, конечно, что источник этого света находился недалеко от аквариума, и что в комнате действительно орудовал человек, или даже злой дух — но на самом деле он был за аквариумом. Те фигуры, одетые в красное и зеленые, создают препятствие. Однако эта преграда была незаметна благодаря чудесному свойству ваших глаз, Каноко. Вы ведь страдаете цветовой слепотой?

 — Действительно, — с невольным восхищением сказала Каноко, удивленно взглянув на Норимидзу.

Однако он деловито продолжал:

 — К слову, в физиологии используются тесты Фугеля. Если написать на цветной поверхности что-нибудь серым цветом, а затем прикрыть ее тонким полотном, то человек с цветовой слепотой не сможет ее прочесть. В вашем случае так и вышло. Иными словами, свет, источник которого находился за аквариумом, проходил сквозь красные и зеленые одежды, а затем — сквозь коричневую жидкость — поэтому вы, Каноко, видели только, что он светлый. И находившиеся в жидкости оболочки того же цвета куда-то исчезали. Более того, вы видели все это, лишь пока горит спичка, поэтому вам показалось, что оболочки двигаются. А теперь я должен доказать вам всем, что источник света находился за аквариумом, и исходил он из комнаты профессора Канэцунэ, отделенной несколькими стеклянными окнами.

Норимидзу достал бумеранг и бумажную сферу. Кёмару отвернулся и стал грызть ногти.

Он продолжил:

 — Эти два предмета я нашел в лаборатории господина Кёмару: вот этот бумеранг, который при броске возвращается, конечно, не может не включить его в число подозреваемых. А этот небольшой шарик с дырками — патрон для фейерверка. Если взять одну наполненную ядовитым газом оболочку, поместить ее сюда, внутрь, а в патрон добавить немного пороха, прикрепить все это к бумерангу и запустить, то порох сгорит, а содержимое оболочки может вызвать мгновенную смерть от неясных причин. Конечно, патрон и бумеранг можно использовать несколько раз. Несколько искр были видны сквозь стеклянные двери и отразились в стеклянном аквариуме трупной лаборатории.

Все присутствующие одновременно посмотрели на Кёмару. Норимидзу ничуть не смутился.

— Впрочем, если мы рассмотрим траекторию полета, то станет ясно, что бумеранг был запущен не из комнаты Кёмару — это лишь спекуляция.

Норимидзу нарисовал на плане больницы несколько дуг:

 — Как вы видите, поскольку лаборатория Кёмару находится по диагонали, то бумеранг залетел бы в соседнюю комнату. Вдобавок, чтобы не зажигать порох сразу же, необходимо рассчитать длину запала. Поэтому преступление с бумерангом обязательно бы зашло в тупик, и преступник решил удлинить цепь, чтобы бумеранг был запущен дважды…

— Объясните-ка еще раз? — удивленно спросил профессор Мадзуми, и Норимидзу лишь холодно ответил:

 — Иными словами, он внезапно понял, что, когда бумеранг разворачивается, он должен встретиться с еще одним препятствием, которое его запустит. И это столкновение заставит порох загореться. Поэтому в качестве отправного пункта была выбрана комната Каватакэ, которая находится рядом с комнатой профессора. Сначала бумеранг был запущен в комнату Кёмару, там он развернулся, описал дугу и залетел в комнату профессора. В то время порох загорелся, и реакция от выделившихся из оболочек газа создала эффект ракеты. От него бумеранг вернулся обратно в комнату Кёмару.

Казалось, что ответ на вопрос, кто был убийцей, висит в воздухе. Все чувствовали, что разгадка близка, но Норимидзу не давал ни малейшего намека.

 — Надо сказать, что преступник, обладая физическими знаниями, специально рассчитывал и полет бумеранга, и длину запала, чтобы свалить вину на другого. Что касается газа, то признаков отравления синильной кислотой я не вижу, думаю, что это был арсин.

 — Но газ же должен был испариться! — возразил профессор Мадзуми.

 — Нет, оболочки сразу упали на пол. И к тому же был туман, — иронично сказал Норимидзу. — Вы же знаете, что, когда в туман попадает струя теплого воздуха, он разделяется на две части? Даже если не упоминать великого ученого Гельмгольца, великого ученого, разница температур с паром предотвратила испарение. Поэтому преступник не мог не воспользоваться туманной ночью. Благодаря созданному взрывом пороха потоку, арсин поднялся вверх тонкой струйкой. А затем достиг ноздрей профессора.

 — А кто преступник?

 — Конечно, Каватакэ.

 — Но его же убили.

 — Он покончил с собой, — рассмеялся Норимидзу. — Каватакэ обладал дьявольской энергией. Он придумал план, чтобы переложить вину на другого. Нож был выпущен из клапана вот этой боковой газовой трубы, которая используется для экспериментов. Первым делом он вставил нож в клапан, затем просверлил маленькое отверстие в свинцовой трубке, которая ведет к задвижке, и выкачал из него воздух насосом. К вентилю клапана он привязал шнур, а другой его конец к спирали часов с кукушкой, которая находится там за дверцей. Раз в час эта спираль разжимается, из дверцы появляется кукушка — поэтому, конечно, эту работу он проделал прямо перед тем, как дверца откроется. Когда настало время, то кукушка появляется из дверцы, нитка натягивается и тем самым открывает задвижку газовой трубы, к которой она привязана. Чудовищная струя, которая попадает в вакуум, выталкивает ножик из клапана. Поскольку винт на счетчике закрыт, то небольшое количество газа быстро испарилось в воздухе. Вдобавок, один конец нитки соскользнул с вентиля, а другой был помещен за час в спирали часов с кукушкой.

 — То есть Каватакэ — убийца… А каков был его мотив? — друг за другом в мгновение ока спросили Мадзуми и Кёмару.

 — Мотив убийства доктора Канэцунэ, который обнажил его истинную сущность, это, разумеется, Библия Костера. Каватакэ обнаружил, где она находилась, и поэтому убил профессора, но странно, что сама Библия Костера в свою очередь привела к смерти Каватакэ.

 — А-а-а! — невольно безумно воскликнула Каноко и схватилась за край стола.

 — Вслед за Каватакэ я смог обнаружить тайное место, где хранилась Библия. Конечно, карта помогла разгадать мне загадку профессора, чрезвычайно наивную, и я вам раскрою ход своих мыслей.

Норимидзу впервые закурил и стал объяснять разгадку.

 — Как вам известно, в ноге Морранда восемь пальцев, на три больше, чем обычно, и я подумал, что эти лишние три пальца, то есть тройка, послужит ко всему ключом. Если убрать из слова буквы “м”, “о”, “а”, “н”, и “д”, останутся две “р” и дефис. А теперь напишем их на бумаге: развернем одну “р” зеркально, симметрично другой. Смотрите, это же похоже на двойную дверь в трупную комнату. Там есть стеклянное изображение Шакры, не так ли? Поскольку карта пиковой дамы выглядит так же, я подумал, что их не мешало бы совместить. Я посмотрел под полом, куда указывал Шакра, и увидел, что там, в одной из щелей, и лежит Библия Костера.

— Ох! — Каноко повернулась к Норимидзу, тот улыбнулся.

 — Ясное дело, я должен вернуть ее вам. — Настал исторический момент, когда он доставал из мешка редкую книгу, стоившую примерно десять миллионов йен. От удивления и зависти все затаили дыхание. Однако то, что вытащил Норимидзу, поразило всех.

Это была не Библия, а лишь плоский, завернутый в холст эмбрион.

Каноко воскликнула от злости:

 — Не шутите же! Отдавайте Библию!

 — А это она и есть. Профессор Канэцунэ метафорически сравнил мумию этого зародыша с Библией Костера. Один из близнецов победил другого.

Норимидзу взглянул в лицо Каноко, которая была готова расплакаться, и тихо сказал:

— Микиэ была беременна близнецами. Слабый из них умер, оставшийся второй растет в полном здравии. И сама Микиэ пала жертвой… Иными словами — хотя они оба смогли изобрести печатный станок в одно и то же время, и даже напечатать по книге, но Гутенберг обрел славу, а Костер прозябает в безвестности. Итак, господа, и смерти профессора Канэцунэ, и Каватакэ, тоже, на самом деле, не более чем сравнение.