Donate
Сибусава Тацухико. Записки о путешествии принца Такаока

Глава вторая. Покои орхидей

Анна Слащёва27/03/18 08:58843

Чжоу Дагуань жил во времена Юань. По приказу императора Тэмура он отправился вместе с посольством в Ченла (Камбоджу), где пробыл почти год. Вернувшись на родину, он составил «Записки об обычаях Ченла». По его рассказам, берега были изрезаны десятками бухт, но все, кроме одной, «мелкие из–за песка, большие корабли не могут заходить туда. Издалека они все похожи — вистерии, сухие деревья, желтый песок, белый тростник — поэтому сразу отыскать нужную трудно, даже морякам». И хотя принц Такаока прибыл в Ченла за четыреста лет до Чжоу Дагуаня, но, скорее всего, все было так же, и в дельте Меконга, среди буйно растущего тростника арундо, принц и его свита сполна вкусили безнадежности сродни той, что возникает у заблудившихся в лабиринте. К счастью, благодаря наступившему паводку уровень воды поднялся, и реки в дельте Меконга потекли вспять, поэтому принцу и его спутникам удалось подняться на лодке вверх по течению. Десять дней они плыли на север, пока не оказались далеко в глубине материка, и увидели невероятно огромное озеро — Тонлесап, которое Чжоу Дагуань называл Даньян.

 — Никогда не видел такого озера. Насколько оно больше Оми?

 — Его с Оми и не сравнишь, разве что с Дунтинху. От дождя вода прибыла, поэтому оно кажется больше, чем есть на самом деле.

Антэн и Энкаку стояли на борту и восхищенно смотрели на раскинувшуюся перед ними водную гладь. Бесконечные серебряные воды колыхались вдаль до самого горизонта, где сливались с небом. Там, куда плыл корабль, не виднелось ни гор, ни леса — только вода. Где-то на юге была Ченла, и в воздухе должны были летать птицы, а в воде — плавать рыбы, но нигде не было даже тени живого существа. И юная Акимару забеспокоилась:

 — Мико, вы говорили, что когда мы приблизимся к Индии, то придется перейти через горы, но их тут нет.

Принц рассмеялся:

 — Ты сильно заблуждаешься, дитя мое, если думаешь, что можно так просто попасть в Индию. Горы будут на севере, а нам туда еще далеко. Сначала мы пройдем сквозь водное царство, а там уже заберемся в горы. Таков закон!

Вдалеке показались колышущиеся ростки дикого риса, и капитан, убедившись, что там отмель, предложил на время пришвартовать судно. Принц дал согласие, и корабль встал на якорь, чтобы пополнить запасы провизии и питьевой воды.

С высоты корабля воду от суши было не отличить, и, хотя плавучий остров выглядел ненадежно, когда путешественники ступили на него, то почувствовали под ногами твердую землю, широкий, далеко простирающийся берег. В лужах резвились маленькие рыбки — действительно, здесь обитали животные. Принц вместе с Акимару отошли так далеко в заросли тростника, что корабль показался совсем крохотным, и решили поудить рыбу. По виду это были огромные карпы, как рыба, которую китайцы называют цаоюй. Соорудив удочки и используя листья и стебли тростника как наживку, принц с Акимару начали увлеченно рыбачить.

Только Акимару забросила удочку, вдруг к ней бесшумно подплыла лодка, из которой раздался мужской голос:

 — Чем это вы тут занимаетесь?

Заслышав чистый китайский, принц и Акимару подняли головы и увидели похожего на танского евнуха мужчину небольшого роста с желтым, покрытым морщинами лицом, который управлял лодкой веслом. На нем было зеленое шелковое одеяние-пао и тюрбан-хо, а по годам ему казалось лет за шестьдесят — выглядел он зрело, ненамного моложе принца.

Сам принц крайне удивился, когда увидел в столь необитаемом месте мужчину, совсем некстати разодетого в пышные церемониальные одеяния, и спокойно ответил, глядя тому в глаза:

— Посмотрите сами и поймете. Мы запасаемся рыбой. В этих словах мужчину что-то насторожило:

 — Погоди-ка, твой китайский звучит странно. Не знаю я, из какой ты стороны, но говоришь ты не по-нашему. Наверняка ты не китаец. Откуда ты?

 — Да, вы правы, я не китаец. Честно говоря, я приехал из Японии.

 — Из Японии? Японец? Удивительно. Впервые вижу японца. Хотел бы я поговорить с вами о ваших делах. Садитесь-ка в лодку. И ты, мальчик, тоже давай с нами.

Вероятно, мужчина принял Акимару за мальчика, потому что ни ее прическа, ни костюм не были женскими. Принц невольно улыбнулся и, указав пальцем в сторону корабля, произнес:

 — Там ждут мои спутники. Я не могу уехать с вами, не предупредив их.

 — Ну, это много времени не займет. Я покажу вам интересное место. Такая возможность выпадает раз в тысячу лет, и такой день, как сегодня, уже не повторится!

 — Но что это за место и где оно находится?

 — Это дворец Джаявармана Первого. Мы проплывем один ли по каналу до искусственного пруда. Там, на маленьком острове, стоит дворец правителя.

Принц изначально слабо представлял себе историю Ченлы, поэтому имя Джаявармана Первого не вызвало у него конкретных ассоциаций. Но если этот король — буддист, он наверняка знает что-нибудь о святых местах в Индии… Конечно, нельзя вот так прямо попросить его об аудиенции, но можно потихоньку разузнать у этого китайца во время экскурсии по дворцу, подумал принц. Собеседник будто прочел его мысли и продолжил:

 — Джаяварман Первый — это первый король, которому после многочисленных неудач его предшественников впервые удалось добиться объединения Ченлы. Он почитается, как чакравартин, как воплощение Махешвары! Сегодня великому правителю исполняется восемьдесят лет, и по этому случаю дворец на острове открыт для посетителей. Однако не каждый может туда попасть. Простые придворные, вроде меня, не имеют на это права, но даже те, кто имеет, не могут им воспользоваться без выправленного по всей форме пропуска. У меня такой пропуск есть, поэтому я смогу показать вам дворец. Садитесь побыстрее в лодку. Если будете медлить, то мы опоздаем.

Акимару делала какие-то знаки глазами, будто говоря, что следует отказаться от приглашения придворного, и принц оказался в замешательстве. Ему подумалось, что Антэн и Энкаку будут волноваться, поэтому не надо никуда ехать. Однако принц все–таки поддался своему любопытству и сел в лодку. Акимару неохотно последовала за ним. Лодка была такой маленькой, что в ней едва хватало места для троих. Мужчина загреб веслом и лодка заскользила по воде.

Придворный сразу же засунул руку в лежащий у его ног мешочек и вытащил оттуда несколько ракушек:

 — Смотрите. Вот это — пропуска, которые нужны, чтобы попасть во дворец Джаявармана Первого. Сам я китаец из Вэньчжоу, единственный иностранец при дворе, а эти ракушки были пожалованы мне за усердную службу.

После этих слов он прищурил глаз и рассмеялся. Все ракушки были одинаковыми — “рогами тритона”.

Через некоторое время лодка приблизилась к искусственному рву, скорее даже к каналу. Принцу вспомнилось, как он, совершая паломничество до храма Пугуан в китайском Сычжоу, плыл из самого Ханчжоу по большому каналу Цзяннань в сопровождении свиты, в которой также был и Антэн. Однако канал, по которому они плыли сейчас, не был настолько большим, а его укрепленные камнями берега скорее напоминали рвы в замках Ханчжоу или Сучжоу. От водных путей в городах он отличался тем, что на берегах не было ни домов, ни павильонов, ни даже ивовых деревьев со свисающими ветвями — ровным счетом ничего, что было бы сделано человеком, и только небольшие дикие растения стелились по земле. И людей, конечно, тоже не было. На кое-где уже обветренной каменной облицовке рос густой мох, и создавалось впечатление, что это место уже несколько веков было заброшено. Но даже если Джаяварман Первый приказал прорыть такой канал, то для чего? Смысл постройки этого канала был совсем непонятен. Лодка плыла все дальше, и все гуще и гуще становилась поначалу скудная растительность на берегах. Вот тут в воздухе повисли корни веерной пальмы, бетеля и малайского баньяна, а за ними — и причудливо извивающиеся лианы. Китаец превосходно управлялся с веслом, поэтому принц и не заметил, как длинная дорога промелькнула в мгновение ока. Он увидел, как блестит на солнце золотая спинка ящерицы, сидевшей неподвижно, как произведение искусства, на каменной плите. Потом он заметил бабочку, которая пролетела, хлопая своими прозрачными, как стеклышки, крыльями, над самой поверхностью воды. На ветке, свисавшей так низко, что можно было дотянуться до нее рукой, сидел пятицветный попугай, который подражал голосам людей. Ничего этого не было в Японии, и даже этого хватало, чтобы любопытство принца было удовлетворено. Но сильнее, чем природа, его интересовало сделанное человеком. На берегу, в густых зарослях папоротника, где лес расступался, образовывая широкую полянку, принц разглядел каменный цилиндр, на котором было безыскусно изображено круглое человеческое лицо, и задался вопросом, что это такое. Затем он разглядел еще несколько таких же цилиндров, стоявших на определенном расстоянии друг от друга. Наверное, это предметы для какого-нибудь священного ритуала, подумал принц, вот эти цилиндры, в середине которых нарисовано круглое лицо. Даже в Китае не было таких странных вещей.

Принц нетерпеливо спросил у китайца, который все греб и греб:

 — Что это за камни там, вдали?

 — А, это… Это лингамы. — Беззаботно ответил китаец.

 — Лингамы?

 — Именно они. Естественно, что вы, японец, не знаете такого. Предметы, которые созданы по подобию члена Махешвары, в середине вырезано его лицо. Махешвара — это бог, которого на санскрите называют Шива. Правитель этой страны почитается за воплощение Шивы, поэтому считается, что в лингамах обитает его дух.

До сих пор принц ничего не слышал о фаллических культах и даже не имел ни малейшего понятия о таком, поэтому слова китайца он совсем не понял, настолько странными они ему показались. Ему даже не пришла в голову мысль о ересях. Смотря на круглое, будто детское лицо Шивы с нарисованным на лбу третьим глазом, он испытывал какое-то странное щемящее чувство, которое даже заставило его приоткрыть рот. Принц чуть не воскликнул — Смотрите, вот Индия! Возрадуйтесь, Индия совсем рядом! — но постепенно он понял, что так его обрадовало, и повернулся к Акимару:

 — Акимару, дитя мое, внимательно посмотри вокруг, ведь мы в южной стране, такого и в Китае не увидишь. Лица на этих, как их там, лингамах, очень похожи на твое, не так ли?

Шутка принца, редко позволявшего себе такое, веселила его все больше и больше, а Акимару напротив, была готова расплакаться:

 — Чепуха! Не шутите так, ваше высочество. Лучше скажите, куда мы едем? Я не могу успокоиться. Мне не по себе. Антэн потом будет ругаться на меня, потому что я вас не предупредила.

 — Уж очень ты переживаешь, это на тебя не похоже. Ты слишком много об этом думаешь.

Они говорили шепотом, чтобы сохранить беседу в тайне от китайца, но лодка была тесной, и поэтому он не мог их не услышать:

 — Не волнуйтесь. Я не торгую рабами, а везу вас во внутренние покои дворца, а там-то наверняка нужны одни лишь маленькие девочки. Поэтому не волнуйся, мальчик.

Эти слова разозлили Акимару, и она обиженно отвернулась. Канал все изгибался и изгибался зигзагами, ему не было видно конца, но, судя по систематичному плеску воды, лодка двигалась между каменными набережными со строго определенной скоростью. Вокруг росли только растения, но не было видно ни души. Принц и Акимару сидели на корме и видели перед собой лишь китайца, который греб изо всех сил. Он крепко уперся ногами и, взмахивая руками, двигал корпусом взад-вперед, поэтому казалось, что странный тюрбан на его голове вот-вот упадет в воду, но он не падал. И хотя когда китаец впервые заговорил с принцем, он захотел побольше узнать о Японии, сейчас он будто бы забыл об этом и молчал, не задавая вопросов. Было сложно понять, что у него на уме. Однако сидеть в маленькой лодке лицом к лицу в полной тишине было невыносимо, и принц, старательно обдумав возможные темы для разговора, наконец обратился к китайцу с такими словами:

 — Когда мне минуло двадцать пять, я стал монахом и с тех пор вел целомудренную жизнь, хотя до этого у меня была жена и трое детей. Мой отец был императором, и женщин у него, начиная с императрицы и заканчивая придворными дамами и служанками-унэмэ, было неизвестно сколько. Я могу рассказать вам о Японии, например, как примерно обстоят дела во внутренних покоях императорского дворца, ведь я с малых лет бывал там.

 — Вот оно что! По вам и не скажешь, что вы простой человек, неужели вы сын японского императора? Тогда какая мне выпала честь — показать вам внутренние покои дворца Ченлы! К сожалению, я ничего не знаю о внутренних покоях в японском дворце, но что касается дворца, то там каждый может свободно развлечься, потому что это первоклассный публичный дом.

 — Что вы сказали?

 — Что это первоклассный публичный дом.

 — Почему?

 — Раньше я говорил, что сегодня великому правителю Ченлы исполняется восемьдесят лет, поэтому двери дворца открыты для широкой публики.

 — Да, я помню это.

 — Иначе говоря, под “открыты” подразумевается, что любой простолюдин может, как и король, стать повелителем этих внутренних покоев. Только сегодня, именно в этот самый день, покои королевского дворца превращаются в публичный дом для всех.

 — Ага.

Китаец увидел легкое недоумение на лице принца, и, решив, что его объяснения того не удовлетворили, продолжил чуть громче:

 — Я вижу, вы немного не поняли, что я имел в виду, поэтому я объясню еще раз. Джаяварман Первый, который выстроил эти знаменитые на весь свет внутренние покои, с малого возраста был сластолюбив. Уже к тридцати годам он не мог удовлетворяться простыми женщинами, поэтому он отправил послов в соседние страны в поисках чего-то пикантного и необычного. С давних времен говорили, что в горных районах от царства Пью до Юньнани, иными словами, в государстве Наньчжао, живет племя, в котором иногда рождаются несущие яйца женщины, и король потребовал себе такую. Чего они так его страстно заинтересовали, эти женщины? Вроде по правилам любовного искусства, которые придумали брахманы в далекой Индии, женщины с такой телесной особенностью крайне высоко ценятся. А остальное представьте сами. Я-то сам этих женщин не видел, и ложе с ними, тем более, не делил, поэтому знаю об их достоинствах только по слухам, как и вы.

Китаец рассмеялся, обнажив свои черные зубы, и продолжил:

 — Посланцы короля дошли до глубины провинции Юньнань, где после десятилетних поисков в неизведанных горных районах, где живут лоло, они наконец смогли найти несколько таких женщин. Их заперли во внутренних покоях и назвали “чэньдзялань” — «редкими орхидеями». Но я слышал, что они похожи на птиц. Говорят, что этих чэньдзяланей поначалу было немного, но за десять лет их число увеличилось более чем вдвое, сейчас их вроде несколько десятков. Может, для разведения этих женщин использовали особенные способы, как для улучшения породы скота.

 — Да, наверное… — устало сказал принц, а китаец продолжил еще громче, будто обидевшись:

 — Наверное, не наверное, мы скоро это увидим. Чэньдзялани — это моя давняя, горячая страсть. Всю жизнь я мог лишь мечтать о том, чтобы разделить с ними ласки правителя и хотя бы раз обнять одну из них, и вот сегодня, именно в этот день, мое желание исполнится, и завеса тайны будет наконец-то сорвана. Я близок к исполнению моего самого заветного желания. Поэтому прошу вас, не говорите, что вы сомневаетесь в существовании чэньдзяланей. В Японии их нет, но во внутренних покоях дворца Ченла, среди многочисленных жен и наложниц правителя, чэньдзялань занимают самый верхний ранг. И говорить, что их не существует, я не позволю!

Пока они беседовали, лодка медленно вплыла в широкий искусственный водоем. Это был пруд квадратной формы, окружностью примерно в сто ли, в центре которого находился небольшой каменный искусственный остров, на котором была насыпана земля. Среди обильной зелени в тени деревьев виднелись белые стены. Принц, которому и так все было ясно, спросил еще раз, чтобы убедиться:

 — Этот остров?

 — Этот остров.

Утвердительный ответ прозвучал, как эхо.

 — И пруд, и остров были возведены по приказу короля специально для содержания чэньдзяланей. От королевского дворца до пруда ведет прямой канал. В этой стране путешествуют в основном по воде, и кроме канала, по которому мы сейчас плывем, есть еще другие, которые расходятся во все стороны.

Странно, но обычно любопытный принц рассеянно слушал рассказы китайца, и ему захотелось спать. Плеск воды, солнечные блики на поверхности пруда, покачивающаяся на волнах лодка — все это вместе оказывало на него гипнотический эффект. Сон будто бы втянул принца в себя, и он сам не заметил, как задремал. А затем ему кое-что приснилось.

Во сне принц катался на лодке, которой управлял лодочник при помощи весла. Рядом сидела Фудзивара-но Кусуко, и лодка была настолько узкой, что их колени соприкасались. Мало того, что Кусуко была рядом, самому принцу во сне было семь или восемь лет. Но его отца, императора Хэйдзэй, рядом не было. Действительно, в этом возрасте принц катался на лодке, совершая паломничество с отцом к острову Тикубу на озере Бива, но Кусуко

с ними тогда не было.

 — Меня тогда не было с вами. Я очень хотела поехать вместе с тобой и императором, но постеснялась об этом сказать. Ты понимаешь, почему, мико?

 — Нет.

 — Потому что на острове Тикубу нельзя находиться женщинам. Поэтому я постеснялась заговорить об этом. Однако сегодня, в этот день, все можно. Посмотри сюда, мико.

Когда он взглянул на мило улыбающуюся Кусуко, он увидел, что ее длинные волосы были убраны в мальчишескую прическу. На ней был надет плащ-суйкан, в котором она походила на мальчика. Все это очень шло ей, и Кусуко выглядела очаровательно и несказанно прекрасно. Вовсе не казалось, что ей было почти сорок, а ее наряд вполне мог бы провести строгих жрецов с острова Тикубу, куда было не попасть женщинам. Принц обрадовался и невольно заулыбался.

Его только тревожило, что почему-то рядом не было отца. До этого времени он ни разу не ездил куда-то только с Кусуко, не говоря уж и о местах, очень далеких от столицы, вроде этого острова Тикубу в провинции Оми. Принц невольно чувствовал вину за то, что он находится вдвоем с Кусуко без отца. Он понимал, что у нее с отцом были не простые отношения императора и подданной, что Кусуко была его любовницей. Принцу даже казалось, что он, ничего не делая, все равно предает отца. Но он был и рад, что едет впервые без посторонних в путешествие с переодетой Кусуко, и скрыть свое веселое настроение принц никак не мог.

Вдали по курсу виднелся остров Тикубу, окруженный высокими скалами, вершины которых были покрыты зелеными деревьями, будто шапками. Кажется, принц уже когда-то видел похожий остров, но где и когда это было, он вспомнить не мог. Ведь до этого времени восьмилетний принц ни разу не видел островов,

кроме нескольких больших и маленьких на озере Бива. Почему ему это показалось?

Кроме узкой бухты на востоке, весь остров, как ширмой, был окружен высокими скалами, поэтому попасть туда можно было только одним способом. Когда Кусуко и принц вышли из лодки, то они увидели каменную лестницу, которая была единственной дорогой вверх, к святилищу. Взявшись за руки, они поднялись по ней. Во сне принц легко и быстро поднимался по лестнице, перескакивая через несколько ступенек за раз, и это его удивило.

Поднявшись, они оказались у небольшой ведущей к озеру дорожки, навес над которой был выкрашен в алый цвет. В стороне стояла трехъярусная пагода. Впрочем, есть ли на самом деле или нет, неважно, поскольку все это лишь снилось принцу. Основание у пагоды представляло собой квадрат со стороной в три кэн, а крыша была покрыта пальмовыми листьями, и снизу ее скат казался настолько красивым, что захватывало дух. Принц некоторое время восхищенно смотрел вверх, но Кусуко потянула его за руку и они оба вошли в пагоду.

Внутри было очень темно, поэтому глаза некоторое время привыкали ко мраку. Освоившись, принц увидел, что стены пагоды были украшены роскошными изображениями Чистой Земли и воскликнул от радости. Когда бы они ни были нарисованы, краска на них все равно выглядела свежо. Внизу были будда Амида и различные боддисатвы, однако принц был очарован изображениями паривших в воздухе женщин с телами птиц. Это были не лебединые девы в хагоромо, нет, и крылья, и перья были у них изначально. И с первого взгляда принц был так очарован, что не мог смотреть на что-то еще.

 — Что это? — спросил принц шепотом, указывая на женщину пальцем.

 — Калавинка.

 — Ка-ла-вин-ка?

 — Да. Эта птица обитает в раю в Индии. Еще когда она находится в яйце, она поет сладким голосом. У нее лицо женщины и тело птицы.

 — Она похожа на тебя, Кусуко!

 — Ну, может быть.

Действительно, как и говорил принц, эти создания, которые явно писались по образцу красавиц Тэмпё, плотных, тихих, с неподвижными чертами лица, имели общее сходство с Кусуко.

Когда они вышли из пагоды, то уже было темно. Они стояли на самом высоком месте острова, с которого можно было увидеть озеро. Но ночь была безлунная, и очертания озера лишь смутно угадывались вдали.

Вдруг во тьме над водой появилась светящаяся точка. Принцу показалось, что он увидел золотую птицу, которая летела низко, почти касаясь поверхности воды. Он сначала подумал, не зажженный ли это рыбацкий огонь, но нет, он не мог гореть так ярко и лететь над водой. Чуть погодя показалась еще одна птица, которая летела в противоположном направлении точно так же, чуть не касаясь воды. Ее оперение светилось золотом, и, даже когда она улетела, след остался у него перед глазами. Наконец, появились еще несколько птиц, и они все не улетали, хотя махали крыльями, будто исполняя какой-то танец, сияя своим оперением, и резвились над поверхностью воды. Принц подумал, что это и есть калавинки. Чтобы получше их рассмотреть, он одной рукой взялся за сосну и заглянул вниз с обрыва. И тут послышался голос Кусуко…

 — Осторожнее, мико, мико! Или же это была не она?

 — Мико! — стеснительно пропищала Акимару, которая будила задремавшего в лодке принца. — Мы прибыли на остров. Просыпайтесь, пожалуйста.

Принц открыл глаза. И сразу же он понял, что увиденный во сне остров Тикубу издали напоминал тот остров, что находился перед ним. Ему стало ясно, откуда шестьдесят лет спустя во сне, где ему было семь или восемь лет, взялся этот самый остров. Однако вблизи, в отличие от Тикубу, на нем не было ни скал, ни камней. Плоский остров был обложен плитами песчаника; над небольшой бухтой для лодок выступал балкон, ограда которого представляла собой гигантских змей. Вниз с балкона спускалась лестница. Китаец умело подогнал лодку к ней.

Когда они собирались выбраться из покачивающейся на волнах лодки, китаец громко предупредил:

 — Будьте осторожны. В пруду водятся крокодилы. Если вы упадете, они вас съедят.

Действительно, мутная вода кишела огромными фигурами рептилий, которые шевелили черными головами. Акимару невольно вскрикнула и ухватилась за принца. Тот еще не отошел от сна, но это зрелище заставило его взбодриться.

Втроем они взошли на балкон, перила которого были сделаны в форме тонких изгибавшихся змей с раздутыми капюшонами, и оказались на острове. Видимо, вся его территория служила двором для внутренних покоев. Прежде всего, обращали на себя внимание свободно разгуливающие павлины. Были ли они ручными или дикими, было неясно. Везде густо росли дикие растения, но никаких следов человеческой деятельности не было заметно. Стены дворца, скрывавшегося среди пышной зелени, были обвиты лианами, и казалось, что там никто не живет. А поскольку людей не было, то и павлины могли одичать. Но если это место предназначалось для содержания в нем женщин, то как могло оно выглядеть таким безлюдным, хотя там должны были жить и стражники, и управляющие?

Когда они пробрались сквозь заросли папоротника и вышли к самому зданию, то сомнения в душе принца только возросли. Может, из–за дикой жары песчаниковые стены и колонны здания были покрыты мхом и лишайниками, и корни баньяна, прораставшие в щелях между плитами, будто медленно разрушали здание своей ужасающей силой. Если бы тут жили люди, то они бы, скорее всего, постоянно следили за зданием и боролись с буйной растительностью. Интересно, почему это здание было заброшено и в нем никто больше не жил? Одолеваемый сомнениями принц шел за китайцем, и думал, как бы ему высказать свои подозрения. Но китаец будто считал, что лишние разговоры по пути служат пустой тратой времени, поэтому шел быстро и вскоре поднялся по лестнице, идущей во дворец.

Акимару подозрительно посмотрела на него и прошептала:

 — Ваше высочество, этот человек немного тронулся. Я и раньше думала, что он совсем странный. Разве в таком запущенном здании кто-то живет?

На камнях в основаниях стен по обе стороны лестницы были вырезаны небольшие изящные рельефные изображения слонов, птиц-гаруда, черепах и других животных, однако они были стертыми и обветренными, будто вырезали их несколько веков назад. Принц и Акимару поднимались по лестнице вслед за китайцем, рассматривая боковым зрением эти интересные рельефы, выполненные в причудливом стиле, не напоминавшим ни китайский, ни японский. Китаец вскоре остановился перед дверью, ведущей во внутренние покои, и что-то прокричал, будто объявляя о цели визита.

На зов китайца из полуоткрытой двери вышла большая обезьяна, которая была белой вплоть до бровей. Китаец почтительно поклонился до земли, а затем торжественно произнес:

 — Сегодня день восьмидесятого юбилея его высочества Джаявармана Первого, и, пользуясь милостями его величества, я, Чжан Божун, пришел сюда. Мне была пожалована высочайшая милость насладиться прекрасными чэньдзяланями, о которых я так много слышал.

Он достал из мешочка, который держал в руке, три ракушки, протянул их обезьяне, а затем, оглянувшись на стоявших за ним принца и Акимару, представил их:

 — Эти двое — мои спутники.

Некоторое время обезьяна внимательно смотрела на эти ракушки, а затем, будто найдя в них какой-то недостаток, подняла голову и сказала, глядя в лицо китайцу:

 — Это не церемониальные ракушки. Я не могу их принять. Китаец запаниковал, и было видно, как он расстроен. Его руки тряслись, и он смущенно сказал:

 — Почему? Объясните мне причину, прошу вас. Три года назад

я получил эти ракушки от главы министерства церемоний. Это… Почему?

 — Посмотрите на них внимательно. Узор на этих ракушках закручен вправо, не так ли?

 — Вправо. А разве так нельзя?

Белая обезьяна сочувственно рассмеялась:

 — Вы, вероятно, не знаете правил. Послушайте-ка. У бога Вишну — четыре руки, и он держит в них колесо, лотос, булаву и раковину. Даже дети знают, что узор на раковине Вишну закручен влево. И такие редкие раковины появляются только между югом Индии и Шри-Ланкой. И именно поэтому для пропуска во внутренние покои дворца нужны эти редкие раковины, раковины бога Вишну. Как глупо, что вы дошли до дворца, не зная об этом.

В конце своей речи обезьяна даже засмеялась, а китаец от горя сел на каменные ступени, склонив голову.

Но в этот момент принц бросил взгляд на Акимару, которая сказала что-то неожиданное:

 — У меня есть раковина бога Вишну. Я дам ее принцу.

Она расстегнула воротник и показала раковину с заостренными краями, которая висела у нее на шее. Принц удивился:

 — Это очень редкая вещь, Акимару. Разве она может быть у тебя?

Однако обезьяна боковым зрением сразу же разглядела ее:

 — Хм. Это хоть и маленькая, но редкая раковина бога Вишну. Не знаю, откуда она у тебя, но тебе можно пройти во дворец, и я могу это подтвердить, раз тридцать лет служу здесь.

Акимару неуверенно сказала:

 — Это подарок моего отца. Я всегда ношу ее с собой, но откуда мне было знать, что она может пригодиться…

Сидевший тихо на ступенях китаец быстро поднялся и, сверкнув глазами, сказал:

 — Отдай мне эту раковину! Взамен я дам тебе сто рё золотого песка, мальчик!

Акимару ответила:

 — Не могу. Я отдам ее принцу. Тебе я ее не уступлю.

Чувствуя неловкость, принц, смотря то на Акимару, то на китайца, сказал:

 — Я, прежде всего, последователь буддизма, и мне уже много лет женщины не нужны, поэтому и чэньдзялани мне ни к чему. Я с самого начала не хотел сюда идти, но раз уж меня пригласили и я здесь, то Акимару, прошу тебя, отдай эту раковину тому, кому она нужнее. А мне все равно, если я не попаду внутрь.

Но Акимару раздраженно ответила:

 — Принц, лучше говорите честно. Разве вы не хотите заглянуть в эти покои? Не надо думать обо мне, возьмите раковину и смело идите внутрь. А я подожду здесь.

Акимару всучила раковину принцу и подтолкнула его к двери. Когда все еще сомневающийся принц принц в сопровождении обезьяны переступил порог здания, он обернулся и увидел Акимару, которая смотрела на него, сдерживая слезы.

Вот и внутренние покои. Внутри было пустынно, но потолок здания был высокий, и сад был окружен обрамленной колоннами галереей. И на потолке, и на стенах были рисунки, давным-давно раскрашенные золотой краской, которая уже сошла, оставив неприглядные следы. У стен галереи стояли скульптурные изображения то ли богов, то ли чудовищ, с пустыми отверстиями в глазах, куда были когда-то вставлены драгоценные камни. И потолок, и стены были покрыты паутиной, на полу толстым слоем лежала пыль, и принц, шагая по галерее, не знал, что и сказать.

Когда они вошли вовнутрь, обезьяна достала сделанные из легкой ткани головные уборы, похожие на мешки, и протянула один принцу:

 — В покоях орхидей много комаров. Наденьте это на голову. Хотя принц впервые слышал о покоях орхидей, он понял, что так называлось место, где содержались наложницы-чэньдзялань. Следуя по извилистому коридору за обезьяной, на которой был одет этот убор, он не видел ни души. Вокруг было тихо. Этот коридор все изгибался и изгибался, все никак не заканчивался, и принцу даже казалось, что они уже были в тех же местах два или три раза. Он начинал беспокоиться и даже ругал себя за то, что согласился на все это; ему казалось, что сюда лучше было бы не соваться. Он смущенно подумал о том, что Акимару догадалась о его истинных намерениях и почувствовала его любопытство ко внутренним покоям дворца, несвойственное его статусу. Может быть, он смог понять, что Акимару уважает его и поэтому смогла прочесть его истинные чувства. Благодаря ей он понял, что у него в душе была какая-то невысказанная тайна. Но раскаиваться было поздно. Ему ничего не оставалось, кроме как идти дальше.

Наконец обезьяна остановилась.

 — Отсюда ты должен идти сам. Тут и объяснять не надо. Покои орхидей — в конце этого коридора.

Оставшись наедине, принц почувствовал сильное беспокойство. Он прошел, как ему и сказали, прямо по длинному коридору, дошел до большой восьмиугольной, похожей на гостиную, комнаты, в центре которой стоял трон, и остановился. Дальше идти было некуда. Что делать, подумал принц, и сел на трон, вытирая холодный пот.

Оглядевшись вокруг, он внезапно обнаружил, что в стенах этой восьмиугольной комнаты были двери, которых он раньше не видел. Другими словами, эта комната была центральной, и от нее отходили другие комнаты, как лепестки у цветка. Хотя нет, одна из дверей вела к выходу, а значит, комнат было семь. Это, наверное, “покои орхидей”. Здесь принц увидел, что пол комнаты украшен мозаичными узорами, которые вели от трона до дверей комнат. Узоры были точно такими же, как и узоры на дверях. И от этого его беспокойство исчезло без следа.

Наверняка эти необыкновенные женщины, которых назвали чэньдзялань, заперты в этих комнатах. И если в каждой комнате живет по одной, то их всего семь. Однако как они живут в этом заброшенном здании? Кто приносит им еду и заботится о них? И если, по словам китайца, правителю этой страны исполнилось восемьдесят, то навещает ли он этих наложниц сам? Бывает ли он у всех? Сидя на троне, принц бесконечно предавался таким размышлениям. И чем больше он думал, тем сильнее росло его желание смело раскрыть двери и увидеть невиданных ранее чэньдзялань. Это было удивительное и отчаянное желание для принца, который сорок лет назад прекратил всякое общение с женщинами.

Наконец он поднялся, подошел к первой, самой близкой к коридору двери, и попробовал открыть ее левую створку. На удивление, деревянная раздвижная дверь поддалась легче, чем казалось.

Когда он заглянул внутрь, то увидел нечто неожиданное. Внутри была кровать, на которой лежала абсолютно голая женщина, которая без малейшего стыда смотрела на дверь. Верх ее тела был человеческим, а нижняя часть была птичьей, покрытой густыми коричневыми перьями. Ее миндалевидные глаза с узким разрезом смотрели, не моргая. Грудь у нее была лишь слегка набухшей, и, видимо, не росла дальше. У нее были длинные черные волосы, худые плечи и острые ключицы. Пупка у нее не было, и нижняя половина ее тела была вся покрыта перьями. Принц был настолько удивлен, что смотрел на нее широкими, как блюдца, глазами, но ее тело не двигалось, будто она была мертва.

Принц не набрался храбрости подойти к ней, и, закрыв эту дверь, открыл следующую.

Вторая комната была точно такой же внутри, и там тоже на кровати лежала женщина. Удивительно, но и миндалевидный разрез глаз, и грудь, и плечи у нее практически ничем не отличались от предыдущей. Единственная разница была только в цвете перьев. У той они были коричневыми, а у этой — темными с зеленым отливом.

У принца подкосились ноги, он закрыл эту дверь и направился к следующей. И там лежала женщина. У нее были серые перья. Он открыл четвертую дверь. У женщины были светло-желтые перья. У следующей — светло-розовые. У предпоследней — сине-фиолетовые. У последней — серебряно-серые. Все они лежали на кроватях в одинаковых позах, не двигаясь, будто мертвые. Но принц так и не попытался определить, мертвы ли они на самом деле. Он подумал, что это будет нецеломудренно, потому что он все–таки монах. Принц не дотрагивался до тел женщин, лишь заглядывая в комнаты.

Осмотрев все семь комнат, он ужаснулся, но вместе с тем почувствовал усталость и, вернувшись в центральное помещение, буквально упал на трон. Некоторое время его голова была переполнена призрачными образами птиц с женскими лицами. Он едва не заснул, но, собравшись с мыслями, встал и пошел к выходу. Наверняка там его ждала Акимару. При этой мысли принцу стало легче.

Согласно оставленным в Камбодже надписям, правление Джаявармана Первого длилось с 657 по 681 года, заняв примерно двадцать пять лет. В таком случае, это было за двести лет до того, как принц Такаока отправился в Индию. Вряд ли, как сказал китаец Чжан Божун, восьмидесятилетие короля могло совпасть со временем пребывания принца в Ченла. Думается мне, что это была всего лишь анахронистическая ошибка вельможи Чжана Божуна.

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About