В этом автобусе без кондуктора вместе с водителем было тринадцать человек, но, как только он выехал из города, пассажиров, молчавших в свете ламп, осталось пять. Они сидели, склонив головы с мрачным видом, и время от времени то один, то другой смотрели вперед и жутко, страшно улыбались. Все они были незнакомы друг с другом, и каждый, погруженный в свои мысли, не замечал соседа. Никто не говорил — скорее всего, все ехали до конечной. Только водитель механически объявлял названия остановок, и автобус продолжал движение по пригородным улицам.

Впереди всех сидела, понурив голову, молодая женщина по имени Аихара Кэйко. Что-то явно ее заботило. Во что бы то ни стало надо совершить задуманное. Эта скотина должна умереть. Она повторяла эти слова, и постепенно они складывались в твердое убеждение.

За неделю до этого Кэйко пришло подписанное незнакомым женским именем письмо с просьбой встретиться. Кэйко не знала, кто автор, но была уверена, что пишет одна из любовниц мужа, который часто путешествовал. Из любопытства она пришла в кафе, но там ее ждал знакомый из прачечной. Этот мужчина, о котором она давным-давно забыла, сидел напротив в резиновых тапочках на грязных ногах, с черной грязью в уголках глаз и нагло попросил у нее сто тысяч йен. Три года назад Кэйко поддалась соблазну и изменила с ним мужу. Когда он плакался на груди Кэйко, та представить не могла, что подвергнется шантажу с его стороны, и мрачная, потрепанная тень восстанет из прошлого.

-- Откуда я возьму эти сто тысяч!

-- Кольцо продай. Жду через две недели, — нагло сказал мужчина и, звеня ложечкой, помешал оставшийся кофе.

Из фильмов и сериалов она знала, что стоит только раз передать деньги, и тебя обдерут до самых костей. У нее были накопления на постройку дома, но они составляли только пятьдесят тысяч. Но звонки от мужчины становились все настойчивей.

-- Звоню тебе недалеко от места, где твой муж работает.

Его сухой смешок неловко отозвался в трубке.

Совпадение или нет, но через неделю в почтовом ящике оказалась открытка.

(ТЕЛЕФОННЫЕ ЭКСПЕРТЫ) ПРЕДЛАГАЕМ ОСОБЕННЫЕ КРЕДИТЫ!

ДО 120 ТЫСЯЧ ЙЕН ПО ТЕЛЕФОНУ. В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. 3% ЗА 30 ДНЕЙ. ВОЗМОЖНО ДОЛГОСРОЧНОЕ ПОГАШЕНИЕ. ВСЕ ДЕТАЛИ ПО ТЕЛЕФОНУ.

Цифры 120 были обведены красным карандашом. Название конторы, “Имперский кредит”, доверия не внушало. Позвонив, Кэйко услышала, что можно принести официальную печать и две копии свидетельства о ее регистрации, ну и дешевую печать из магазина тоже.

-- Только поручителей у меня нет.

-- Без разницы. Приносите.

Взяв в мэрии свидетельства о регистрации печати, в расстроенных чувствах Кэйко поднялась на пятый этаж здания без лифта. Вышел мужчина, который представился главным, и, глянув на открытку, сказал, что из–за котировок они не смогут одолжить сто десять тысяч йен.

-- Но мне нужно лишь сто тысяч.

-- А это можно.

Он достал какую-то бумагу и начал вслух считать, что на следующий месяц до определенного дня надо выплатить 3300 иен процента, 400 иен на залог, что-то еще, и за вычетом семи тысяч иен Кэйко получит сто три тысячи йен — согласны? — проценты составят со следующего месяца 5%, 5500 иен — но выбора у Кэйко не было. Главный, будто смеясь про себя, попросил печать и сразу же ловко проштамповал ей все, все документы.

Всё — три оттиска печати, оригинал и копия договора о праве пользования телефонной линией вместе с особым соглашением о перепродаже, свидетельство о перемене имени, соглашение на заключение доверенности, совместную долговую расписку, контрактное обязательство об определении права залога ежемесячного займа, счет на право пользования телефонной линией и зарегистрированное обязательство, все кредитные обязательства и расписки были вмиг проштампованы, и, когда он стал объяснять, что к чему, Кэйко было все равно. На дешевой печати было имя несуществующего брата, и она тоже поставила ей штамп.

-- А когда я получу деньги?

-- Когда мы оформим все процедуры залога в телефонной конторе, деньги будут у вас.

На лице у главного вдруг появилось сочувствие. По крайней мере, так показалось Кэйко.

После всех тревог — не обманули ли меня? не ободрали ли? оставят только с телефоном и процентами, а деньги не выдадут? — у Кэйко в сумочке лежали десять купюр по десять тысяч йен. Но она не собиралась их отдавать. Это для демонстрации. Можно с ним еще переспать, конечно, для успокоения совести, а потом… Она обдумывала план убийства, который придумала днем второпях, чтобы не допустить промашки.

Муж был в командировке, и это вполне себе алиби. Таблетки, которые она собиралась ему дать, как раз с работы мужа. Вдобавок они действенные. Вместе с мужчиной она снимет отдаленную комнату, и никаких тревог и забот не будет. Пожилая пара, которая живет в главном здании, заметит его смерть где-то через три дня. Волновало только, что мужчина мог сказать другу или любовнице, что шантажирует ее, Кэйко, но интуиция говорила, что в таких случаях особо не треплются. Дневник он вряд ли ведет, заметок тоже нет, но для успокоения стоит проверить — надо надеть перчатки…

План должен удасться… Кейко улыбнулась и снова склонила голову, и в тот же миг сидевший позади юноша, погруженный в мечтания, страшно усмехнулся. Игава Сёдзи, студент, не ходил на дневные лекции, но с весны решил исправиться и теперь возвращался с вечерних занятий в школе программистов, которые посещал без перерыва. На самом деле он не хотел ни быть программистом, ни иметь преимущества при поиске работы. В классе из восьмидесяти человек было всего три девушки, и он ходил туда только, чтобы видеть одну из них. У нее было умное лицо и волосы до плеч. Со времени вступительной церемонии они сидели рядом, и все это было весело. Однако перед летними каникулами она исчезла — говорили, вернулась домой, и в сентябре еще не появилялась. Он спрашивал, что и как, и узнал в процессе нечто шокирующее. Якобы та сошлась с лектором этой школы программистов, талантливым, но жестоким, который бросил ее, когда та забеременела.

Этого лектора Игава сразу невзлюбил. Тот читал лекции второпях, на ужасно пересыпанном терминами языке. Например, о размерах строки в КОБОЛе он говорил так:

-- В колонке можно сделать rescheduling, и value не может быть равна 0 или SPACE, а верхний предел будет самым высоким значением one memory location, следовательно, он будет равен 77 в восьмеричной системе или же 6 битов в двоичной, все со значением единицы.

Для едва привыкшего к книжкам по праву или политике ума вся эта болтовня была непонятной. С сентября начались лекции по командам ввода и вывода, и все стало еще хуже.

-- Если написать CLOSE, будет записан специальный TRAILER LABEL, а если написать WITH LOCK, сначала будет REWIND, а потом BACKSPACE. Не READY, а в состоянии CHECK, понятно?

В голове лектора было много информации о деталях компьютера, но для Игава Сёдзи компьютер был только большой машиной, где крутились ленты. Будущее, в котором элитарные сотрудники крупных компаний вроде этого лектора болтают между собой на таком языке, представлялось ему тошнотворной, жуткой антиутопией. И этот мужчина совратил невинную девушку. Сёдзи решил, что заломит ему руки и заставит признать, почему она уехала домой. Он ехал в автобусе к дому лектора, готовый для последнего объяснения.

Жить для любви и революции — таков был девиз Сёдзи, но, когда любовь наконец созрела, ее плоды были сорваны. Участвуя в студенческом движении и готовя бутылки с зажигательной смесью, он познал революцию. На эти курсы он ходил, чтобы представить блистательное будущее, которое они обещали — но вместо будущего оказались только мудреные лекции. Более того, среди учеников были человек десять солдат Сил самообороны, которым эти объяснения не казались сложными — они влет отвечали на вопросы, что для Сёдзи было непросто. Если компьютеры — рабочие орудия ищеек капитализма и цепных псов милитаризма, то следует их уничтожить. Бутылка с зажигательной смесью, которую Сёдзи собирался метнуть аккурат ниже пояса лектора, лежала в сумке у него на коленях. Первый удар для достижения цели. В суде я опишу в красках мрачное, опасное будущее, которое готовят компьютеры. Виной всему не буржуазные и индивидуалистические любовные страдания. Мой план не может провалиться. Сёдзи еще раз посмотрел на лежащую у него на коленях сумку.

Автобус пошел вверх по крутой горной дороге. В ответ на тряску подняли лица брат с сестрой, которые сидели, взявшись за руки, на самом дальнем сиденьи. Их лица со сжатыми губами были строги и суровы, и в ясных глазах была решимость, которая была печальна.

Уда Масару и Ёко возвращались домой из гостей у “тети”. Тетя приходилась дальней родственницей папе и как-то шутливо сказала: “Я вам что настоящая мамочка”. Они не понимали смысл этого предложения и думали, это значит, что она их настоящая мама. Когда они видели, как молодая и веселая тетя пьет вино с папой, вся такая красивая и милая, в груди поднималось какое-то чувство. Масару и Ёко были согласны, что лучше бы вместо настоящей мамы, которая злая и ворчит, и кроме занятий в школе и кружках ничем не интересуется, у них была тётя. Они читали научную фантастику и знали много историй о глазастых монстрах, которые притворялись людьми. От соседей Масару и Ёко слышали не очень радостные слухи, что папа, крупный землевладелец, умело вывел территорию из “зоны контроля урбанизации”, поэтому преемникам его крупно повезет, — и кто такие преемники, которым угрожает “контроль урбанизации”, они не понимали.

В последнее время их мучила даже не мысль о тете, а сомнение, что мама уже не та, что раньше. Как часто встречалось в детских журналах, Масару и Ёко думали, что космические чудовища сожрали маму, и поэтому она изменилась.

Время от времени она сворачивала шеи курицам, которые носили яйца. Уже давно она не ложилась в кровать, говоря, что у нее болит голова, но вместо этого пила таблетки и спала похожим на смерть сном. У нее были впалые, побледневшие щеки, и по лбу струился жирный пот. Ночью, когда Масару тайком выбирался в туалет, уверенность в том, что это не настоящая мама, росла в нем. Выглядела мать так жутко, что он чуть не упал духом.

-- Мама носит белое кимоно и, растрепанная, выходит в сад. С голыми ногами.

Ёко зажала пальчиками уши, будто не хотела слушать, но Масару с мрачным видом продолжил.

-- У мамы появились рожки. Она взяла молоток. Она все ходит и ходит. И я не вру!

На следующий день мама и папа поссорились из–за чучела или еще какой-то мелочи, и Масару не смог прямо днем смотреть на нее. Мама стала ведьмой. Поэтому она спокойно сворачивает курицам шеи. Успокаивая Ёко, которой приснился кошмар, Масару был настроен защитить свою сестру. Когда пришла тетя, он невинно спросил:

-- А как лучше изгнать ведьму?

　Вместо того, чтобы предложить связать ее и напоить большим количеством воды, или сжечь на костре, тетя с сияющим видом ответила:

-- Ночью ведьма будет спать. Накинь на шею ей веревку или проволоку и потяни хорошенько. Только сначала один конец крепко привяжи к кровати. Главное, смотри, чтобы она глаза закрыла, без этого нельзя. И тяни изо всех сил. Ведьма примет свою настоящую форму, чары развеются и все будет, как было. Понял?

Само собой, о способе, услышанном от тети, не надо было никому рассказывать. Только надо защитить сестренку. Ведь когда ведьма свернет шею последней курице, она перейдет на людей. Если он развеет чары, папа сделает так, что мама вернется. Все будет продумано. Масару нежно посмотрел на задремавшую сестренку.

Эдзаки Минако вдруг выглянула наружу. Дорога шла вниз, значит, до дома уже недалеко. Муж, дурень, все еще складывает оригами, как бешеный. Но сегодня с этим она разберется.

Чем больше процветал салон красоты, которым управляла Минако, тем сильней ее стал раздражать муж-парикмахер, который расслабился и стал увлекаться бессмысленным хобби — оригами с видом исследователя. Он скупал и тщательно прочитывал старинные книги, от “Картинок для приятного чтения” и “Рисунков Морисада” до “Японо-китайского иллюстрированного сборника трёх миров” и “Сада исторических событий”. Когда вечером он заводил разговор о разнице между стилями Исэ и Одавара, Минако надеялась, что если она будет его игнорировать, то все кончится. Перед сном, когда она собиралась убрать разбросанные на татами бумажные обрезки, которые оказывались то крабом, то лягушкой, то цикадой, он сказал, что долго их складывал и, если она хоть один тронет, то этого он не простит. И выглядели они страшно.

Поговорить было не с кем, и она искала хоть кого-нибудь, кто мог бы разделить ее ненависть к оригами. А поскольку она могла говорить только об этом, собеседников у нее не находилось, хотя ее это не смущало.

 — Недавно пришли ко мне клиенты. Я-то поставила печенье в приемной, а затем пошла в магазин. Час меня где-то не было. Прибегаю и что вижу? Весь стол уставлен фигурками — журавли, лягушки, то, прости господи, обезьяна! Простите, говорю, извините, пожалуйста!

Новые знакомые встречали это смехом, но, хотя Минако смеялась в ответ, в душе у нее росли гнев и стыд. Если бы идиот-парикмахер выбрал какое-нибудь элегантное увлечение, на меня бы за спиной пальцами не показывали. Да, это вам не мальчишка лет семи, какое-то оригами!

Недовольство взорвалось сегодня, когда переговоры по продвижению салона в супермаркете чуть не были прерваны, когда ей намекнули, что с таким мужем и дел вести не стоит. Мужчина, который собирался спонсировать постройку нового здания, заявил ей:

-- Еще молодая и красивая, а хорошо управляется с делом.

В этом комплименте Минако слышалась только ирония. Возможно, оттого, что она долго собиралась решить проблему, план действий быстро сложился в голове. В основу его лег реальный случай — у нее была подруга-предпринимательница, у которой, якобы, в отличие от Минако, был любовник, и она хотела избавиться от мужа. Того Минако было жаль, и поэтому она решила предложить своему мужу такое:

-- Он пока припрячется, знаешь? А ты, пожалуйста, вместо него напиши записочку, мол, когда я умру, будь счастлива. Представляешь, у тебя с ним одинаковые имена. Коротенькой записочки хватит. А потом мы ей покажем, и пусть она немножко помучается и подумает.

Главное, чтобы была записка, а там уже можно и отравить или со скалы сбросить, все что надо подойдет. Сегодня ночью он напишет. Все будет сделано.

Минако снова открыла глаза. Вот уже скоро дом. В поле зрения попала надпись с именем водителя, Осима Хидэо. Она чуть не крикнула — “падаем!” — но вместо этого лишь открыла рот — водитель сидел, склонившись над рулем, будто в молитве. Заснул ли он, хотел покончить с собой вместе с пассажирами — кто знал. Автобус с пятью пассажирами и их надеждами скользнул вправо, на миг завис в воздухе и свалился вниз со скалы.