5\13\20

Состояние при кропотливом [педантичном] музицировании [программном, но всё же сохраняющим за собой право на творчество, композицию, сочинение] можно сравнить с фитильностью горного хребта — нерушимость, и в тот же время — неминуемость взрыва или фейерверка, при [нетерпении] отсутствии своевременного вмешательства.

автор, то бишь композитор рода непопулярный, хочет тем самым пожаловаться на судьбу человека необразованного, по тем или иным причинам продолжающего следовать пути необразованности, а соответственно — и жалостливого самовыражения, стоит только возникнуть необходимости не в искусственном озвучивании намысленного, а в самой обыкновенной и всё же удивительной человеческой речи

5\27\20

Грубое вмешательство в процесс сочинения не прерывает самого сочинения [творческой работы — обсервации и раскрытия нереализованного в созвучии потенциала], оставляя композитора в состоянии лёгкой невосприимчивости к каким-либо раздражителям, в том числе — потенциальной угрозе жизни, здоровью; любая опасность [сочетается с музыкой, противящейся судьбе] вплетается в композицию, ретроактивно предопределяясь ею по достижении материалом полноты.

автор указывает на собственное нежелание занимать какую-либо активную позицию в отношении дел, как говорится, «насущных», опасаясь, вероятно, того, что неминуемое в обратном случае падение мирно покоящегося на его верхних кончиках его ушей и макушке карточного домика, который непопулярному композитору отчасти оправданно мнится короной — приведёт к упущению скипетра, скатыванию державы, выхватыванию трона из–под причинного места и соответствующей узурпации власти

6\3\20

Неужели те самые «профессионалы» [лица, добившиеся официального признания их любительских изысканий] продолжают чувствовать и позиционировать себя таковыми, сталкиваясь со звуком, вышедшим из–под контроля и наполнившим сочинителя тем, чему нет симфонии, нет достаточного диссонанса [что, однако, не может выбросить автора за пределы гармонии, независимо от абстрактности чувств, испытанных тем] — неким, заглянувшим в самое Я, соблазнительно обнажившимся существованием [шутовским колпаком не-Я или верхним краешком уха Другого]?

непопулярный композитор в данной заметке не замечает, к счастью или нет, и одного из симптомов, указующих на его непопулярность — использование специализированной терминологии вне полагающего ей контекста

6\3\20

Без сомнения, критическая ценность заключена в тех моментах, когда ты просто вынимаешь наушники, откладываешь клавиатуру и с натянутой улыбкой [не искусственной, но фиксированной] отходишь [тактическое отступление] к окну, картине, пейзажу, вовсе покидаешь комнату, город, страну, только бы держаться «в стороне» от только что услышанного в собственном произведении; однако, чем руководствоваться при желании «использовать» эту ценность [каким бы несвоевременным её объявление ни было] или заслужить её внимание? Техника? Голое дерзновение? Мимикрия? Звук не обманешь [иначе, кроме как созвучием].

Вероятно, любого композитора, по мере роста его непопулярности, однажды настигает раскаяние в том, что ему не удалось провести публику — и только раскаявшись в неспособности своей к мошенничеству, композитору становится ясна недостижимость идеала отношений с мелодией, обведённой сочинителем вокруг пальца

6\10\20

Каждый новый звук, вызванный соприкосновением музыканта и инструмента — уникален; из чего можно сделать вывод о том, что мелодии не существует в том виде, какому о ней обучают в академиях [находящихся в завидном ладу с теорией, но, тем не менее, обречённых на исполнение готового материала, пусть с богоподобной виртуозностью]. Мелодия действительности запечатлевается каждое мгновение [как и необходимая для разумения мелодии пауза может скрываться за непередаваемым многообразием звуков], партитура минует область нашей бдительности, как при наблюдении за полётом чайки, падением поезда с моста или мнимой неподвижностью лица любимого человека [прислушивающегося к тому, что пытается декларировать твоя немота].

Композитор изобличает себя, прибегая в обсуждении своего не оформившегося мнения об академическом искусстве к метафоре, способной указать разве на то, что некоторым музыкантам лучше не то, что не говорить, а и попросту не прибегать к нотной грамоте для отражения собственных экзистенциальных кризисов

6\10\20

Каждая композиция состоит из десятков мелодий [чересчур легкодоступных, потому лишённых Рынком, а значит и публикой права существования], вполне самодостаточных — ведь время, длительность — не показатель ранга мелодии в фантастической иерархии [иерархии научно-фантастической при том понимании «науки», скрашенном традиционализмом, как это происходило в послевоенной Японии]; мелодия не имеет истории другой, кроме историй исполнений — поскольку она всё ещё разворачивается и раскрывается в данный момент, одновременно с потугами дилетантов соприкоснуться с нею [в итоге соприкасаясь друг с другом]…

Автор, вместо того, чтобы приобретать мастерство в овладении музыкальном инструментом непосредственно, предпочитает рассуждать о длительностях, протяжённостях, прочих классических свойствах материи, том, что можно назвать измеримыми сторонами творчества — прибегая однако к школьной линейке

6\18\20

Совмещение электроники и записей «атмосферы», биосферы, повседневности — далеко не новый ход [как минимум, человек начинает речь с подражания звукам окружающего его мира, а что такое запись — как не признание своей несостоятельности как пародиста], но сам процесс делает каждый трек уникальным — можно дать целых 97% [и это будет процентной ставкой при возвращении долга на спекуляцию], что никто в том же положении и в то же время не делал аналогичных записей; запись действительности звучащей [или беззвучной] само по себе может оказаться куда-более ценным объектом, нежели обращение к инструменту, в котором играет роль немалую и авторитет исполнителя [для музыканта инструмент часто более надёжный партнёр, чем коллега]; авторитет же «природы» неоспорим, а потому и не имеет необходимости утверждать себя через инструмент [в том числе, человека].

К несчастью, автор ступает на путь меньшего сопротивления, обращаясь к «тому, что уже играет», помимо воли композитора, таким образом, отрекаясь от несущего с собой заслуженную долю непопулярности престола, обращаясь ни с того, ни с сего альтруистически настроенным паразитом, предназначеньем чьим может стать лишь повторение многажды повторённого и лицемерная покорность перед лицом покорённого

6\24\20

Есть музыка от воспроизведения, имитации, исполнения которой стоит отказаться, чтобы:

а) не заблуждаться относительно своих способностей [как человек, вызубривший партитуру, мнит себя взращивающим талант, так и тот, кому не удалось исполнение того или иного шедевра — может оставить занятия музыкой вовсе];

б) не ступать на тропу пародистов [любое исполнение — это или подражание или пародия, как в отношении авторского, так и собственного и мастеров исполнения толкования];

в) не прерывать её, музыки, исполнения тем, чьи возможности несоизмеримы с твоими [если уже наличествует исполнение, создающее впечатления наиболее приближённого к оригиналу — разумней продлить и расширить звучание оного, нежели воспитывать в себе виртуозность, жертвуя красотой];

г) не искажать собственного восприятия [через исполнение того, что затрагивает «глубины», можно прийти к потере широты кругозора за счёт приобретаемой остроты суждения, глубины проникновения];

д) не послужить примером [поскольку любой пример — дурен];

е) сохранить веру в историю, не становясь её частью [поскольку частью истории можно стать на любом из её этапов, но и славу приобрести соответствующую — среди исторических современников]

…

Ремикс — нередко более трудоёмкая задача, нежели нежели оригинальное произведение [в частности, если ремикширующий не проживает опыта, предшествовавшего оригинальному произведению] — ведь задача не столько в трансформации, сколько в граничном состоянии звука, когда оригинальный настрой практически утерян и узнаваем лишь смутно — оттого неизменно утвердительно [безапелляционно].

Есть авторы, от чтения чьих опусов следует воздержаться по шести означенным пунктам, плюс:

ё) не внушать мнительным авторам ложного впечатления о том, что их старания будто бы могут оказаться «звёздами, которые загораются, потому что это всё ещё кому-нибудь нужно»

ж) дать возможность авторам, не читая их, обратиться к более плодотворным в смысле социальной пользы сферам деятельности

з) поддерживать текучку кадров в мировой экономике, в том числе, кадров психиатрических лечебниц

и) сохранять надежду на лучшее, избегая контакта с тем, к чему Вы, без сомнения, готовы

й) открывать для себя настоящую литературу путём предварительного отказа от того, что литературой не является

к) не начать, спаси и сохрани, сочинять самим

9\2\20

Возможно, одна из задач, даже не парадоксов, какие ставит перед исполнителем музыка — это повторяемость, самоповторение, контролируемое или нет, и ещё более сложное чувство самоповторения, в отношение которого, ты не знаешь, стоит ли совершать предательство.

Единственным предательством, на которое должен решиться непопулярный композитор — это признание того, что есть люди, кто ещё находит в себе силы и терпение обратить к его «репликациям» слух или частицу внимания, следующую за движение курсора, отмеривающего длительность проигранного с вынутыми из ушей наушниками