10 июня 2022-го

Прошел сто пятый день войны, которую все так же не называют войной, хотя только безумец мог бы отрицать подобного рода наименование. И хотя мне казалось в первые дни, что я могла бы вечно писать о собственных переживаниях по этому поводу, реальность оказалась куда прозаичнее, чем я рассчитывала. Я не могу понять, что я ощущаю по прошествии этих дней. Такое впечатление, что война стала нормой для меня. Я просыпаюсь утром и открываю «Телеграм», чтобы прочитать свежие сводки с фронта. Меня не удивляют нынче такие новостные строки (за правдивость коих я не ручаюсь), как:

Авиация поразила 18 районов сосредоточения живой силы и военной техники ВСУ.

Украинская армия ежедневно теряет на фронте до 100 человек убитыми и до 500 ранеными.

Украинский язык остается государственным на территориях, захваченных Россией. В дальнейшем его статус будет зависеть от волеизъявления местного населения.

Евросоюз выделит Украине еще 205 миллионов евро на гуманитарную помощь.

Суд ДНР приговорил иностранных наемников, воевавших на стороне Украины, к смертной казни.

То, что считалось просто откровенным ужасом в первые недели войны и не поддавалось никакому осмыслению и перевариванию, сегодня уже становится таким же обыденным и нормальным, как завтрак по утрам. И хотя, очевидно, военные конфликты были и раньше, и теперь, не менее ужасающие и не менее вызывающие трепет, у меня не укладывается в голове, что страна, которая больше всего боялась военной агрессии и буквально каких-то десять лет назад провозглашала лозунг «лишь бы не было войны», стала инициатором беспрецедентной войны. Беспрецедентной лишь потому, что у этой войны не было адекватных целей. И единственное обоснование, которое можно каким-то образом втиснуть в эту канву абсурда — это стремление российского истеблишмента уничтожить украинскую государственность и навсегда стереть национальную идентичность украинцев. Впрочем, если раньше свидетельства были косвенные (как то, например, публикация на РИА Новости статьи следующего содержания), сегодня факт угрозы геноцида широко признается международным сообществом, и я хотела бы целиком здесь процитировать те соображения, которые были выдвинуты (https://t.me/stalagnull/679; https://t.me/stalagnull/680):

Тут независимая группа экспертов выпустила доклад о том, как РФ нарушает в Украине Конвенцию ООН о геноциде.

Доклад, на самом деле, важнейший. В авторах — четыре десятка ученых со всего мира, каждый из которых признанный эксперт в области изучения геноцидов. Юристы, правозащитники, историки, социологи, лингвисты; чтобы был понятен масштаб — там, например, Норман Неймарк, профессор Стэнфорда и крупнейший специалист по восточноевропейской истории ХХ века (“Genocide: a History”, “Stalin’s Genocides”) или Дэвид Шеффер, один из организаторов международных уголовных трибуналов по Руанде и Югославии.

Кратко выводы такие: РФ нарушила Конвенцию о геноциде по двум статьям, существует “несомненный и серьезный риск геноцида”, который требует решительных действий от международного сообщества.

Дальше, собственно, доклад раскрывает, в чем состоит нарушение статей.

Во-первых, это “подстрекательство к совершению геноцида. Согласно Статье III Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, прямое и публичное подстрекательство к совершению геноцида является само по себе преступлением независимо от того, следует ли за этим преступление геноцида”

Подстрекательство выражается в (процитирую несколько наиболее показательных моментов):

“a) Отрицание существования украинской идентичности. Высокопоставленные российские чиновники и комментаторы государственных СМИ неоднократно отрицали существование отдельной украинской идентичности, подразумевая, что те, кто идентифицирует себя как украинцы, угрожают единству России или потворствуют нацизму, а потому заслуживают наказания. Отрицание существования защищенных групп является отдельным признаком геноцида в соответствии с руководством ООН по оценке риска массовых злодеяний.

c) «Денацификация» и дегуманизация. Российские официальные лица и государственные СМИ неоднократно называли «денацификацию» одной из главных целей вторжения и широко описывали украинцев как недолюдей («зомбированные», «звериная суть» или «подчиненный элемент чужой и чуждой цивилизации»), больных или зараженных («гадина», «скверна», «расстройство умов») или экзистенциальную угрозу и воплощение зла («нацизм», «Гитлерюгенд», «Третий рейх»). Эта риторика используется для того, чтобы представить значительную часть или целое поколение украинцев как нацистов и смертельных врагов, делая их законными или необходимыми целями для уничтожения.

d) Конструирование образа украинцев как экзистенциальной угрозы. В российском контексте организованная государством подстрекательская кампания открыто связывает нынешнее вторжение с экзистенциальной войной Советского Союза с нацистской Германией, усиливая пропагандистское воздействие на российскую общественность, побуждая ее совершать или оправдывать массовые злодеяния.

e) Настраивание российской аудитории на совершение или одобрение злодеяний. Кремль отрицает зверства, совершенные его войсками, и награждает солдат, подозреваемых в массовых убийствах в Украине, поощряя солдат к совершению новых зверств, а российскую общественность — к их попустительству. Кремль имеет возможность напрямую подстрекать общественность, направляя и усиливая свою пропаганду через контролируемый медийный ландшафт и жесткую цензуру вокруг темы войны. Все распространители подстрекательской пропаганды — очень влиятельные политические, религиозные деятели и государственные СМИ, включая президента Путина”.

Во-вторых, это сами по себе действия, которые нарушают Конвенцию о геноциде (тоже процитирую выборочно несколько тезисов):

a) Массовые убийства. Российские силы собирали украинских гражданских лиц для массовых казней по всей оккупированной территории, при этом методы убийства были одинаковыми: связывание рук, пытки и выстрелы в голову с близкого расстояния. Хорошо задокументированная резня в Буче может свидетельствовать о последовательной тактике, применяемой российскими силами на оккупированных территориях, которые в настоящее время недоступны. Число массовых захоронений на контролируемых Россией территориях быстро увеличивается, что подтверждают результаты расследований и спутниковые снимки, хотя полный масштаб убийств не будет известен до тех пор, пока не будет обеспечен доступ к местам, контролируемым российскими силами

b) Преднамеренные нападения на убежища, пути эвакуации и гуманитарные коридоры.

c) Неизбирательные бомбардировки жилых районов. Российские силы широко использовали оружие неизбирательного действия с широкой зоной поражения, или кассетные боеприпасы, против густонаселенных районов по меньшей мере в восьми областях Украины.

d) Российские военные блокады: преднамеренное и систематическое создание условий, угрожающих жизни.

<…>

iii. Уничтожение и захват предметов первой необходимости, гуманитарной помощи и зерна.

Российские войска уничтожили и захватили огромные запасы зерна, включая экспроприацию сотен тысяч тонн в Россию, и неоднократно блокировали или захватывали гуманитарную помощь или работников, пытающихся эвакуировать гражданское население, используя голод как оружие войны.

(Особенно хорошо этот пункт выглядит на фоне радостных репортажей РИА-новостей о том, сколько зерна из Украины вывезли. То есть люди просто крадут зерно десятками тонн из страны, на которую они напали, и с территорий, которые они захватили, так они еще и рассказывают об этом публично. Ачетакова!)

e) Изнасилования и сексуальное насилие.

f) Насильственное перемещение украинцев.

(Тут в том числе упоминают и русификацию и насильственное перемещение украинских детей, на что мы с вами, именно в связи с нарушением Конвенции о геноциде, обращали внимание)

Прилагаю ссылки на краткие выводы доклада, там можно на разных языках почитать. И на основной текст — он только на английском — где подробно рассказывают о методологии и доказательствах. Я очень рекомендую его почитать, это интересный и важный документ.

Вопрос остается только один: Конвенция о геноциде была принята в 1948, и с тех пор международное сообщество раз за разом проваливает главную задачу — геноциды предотвращать и останавливать.

https://newlinesinstitute.org/russia/an-independent-legal-analysis-of-the-russian-federations-breaches-of-the-genocide-convention-in-ukraine-and-the-duty-to-prevent/?fbclid=IwAR2_dtMLhVjbjThj8u6xCIqpyizoZEkwz5SRE-c-lYFcA4HRDojC6H7C8Q0

https://newlinesinstitute.org/wp-content/uploads/An-Independent-Legal-Analysis-of-the-Russian-Federations-Breaches-of-the-Genocide-Convention-in-Ukraine-and-the-Duty-to-Prevent-1-1.pdf

Есть перевод одной довольно старой статьи, посвященной злоупотреблениям средств массовой информации в обществах, в которых существует вероятность возникновения насильственных конфликтов. И хотя там нет ни одного упоминания России, либо Украины (очевидно, потому, что за публичные обвинения российской стороны в грубейшем нарушении международного права в нашем «свободном» обществе в лучшем случае можно отделаться штрафом, в худшем случае — тюремным заключением), очень легко провести соответствующие параллели (жирным начертанием выделены замены в контексте сегодняшнего конфликта):

"Создание страха, вероятно, будет компонентом любой попытки использовать СМИ для разжигания конфликта. В России перед геноцидом государственные СМИпытались внушить страх перед неизбежным нападением на Россию со стороны Запада и блока НАТО. Эти усилия были, по крайней мере, частично успешными, так как многие люди поверили в «неминуемую» угрозу, хотя для ее подтверждения были представлены лишь слабые доказательства. Когда такие сообщения вызывают всеобщий страх, люди более склонны к упреждающим действиям, именно так характеризовались действия, предпринятые в Украине. СМИ использовались для того, чтобы заставить людей поверить, будто «мы должны ударить первыми, чтобы спастись». Создание страха заложило основу для насильственных действий в рамках «самообороны».

…Четыре стратегии, обычно используемые для создания страха, следующие:

1. Акцент на прошлых конфликтах и на истории этнической вражды. Подчеркивая тот факт, что насильственные конфликты происходили в прошлом и что те же группы, которые стояли за актами насилия тогда, подозреваются в их планировании сейчас, потенциал будущего конфликта может показаться потребителям СМИ гораздо большим, чем он есть на самом деле, а средства и возможности для осуществления таких злодеяний — более достижимыми. СМИ могут быть использованы для того, чтобы доказать, что «они делали это раньше, они могут сделать это снова».

2. Манипулирование мифами, стереотипами и идентичностью. Это зачастую происходит через дегуманизацию членов «другой» группы. Частые упоминания украинцев как «хохлов», «укропов» в российских СМИ являются примером этого явления. Как только люди из другой группы воспринимаются как «люди низшего сорта», вступление в конфликт с ними и их убийство становится легче оправдать. Смежная стратегия — представить членов определенной группы как «неразумных» или «непредсказуемых», что дает дополнительное оправдание для упреждающих действий.

3. Повышенное внимание к определенным проблемам, несправедливости или злодеяниям. Эта тактика может создать впечатление, что обстоятельства хуже, чем они есть на самом деле, и что определенная группа является более пострадавшей, чем она есть на самом деле. Если чрезмерно подчеркнутая обида или несправедливость особенно чувствительна, например, религиозный вопрос или вопрос, касающийся использования природных ресурсов, чрезмерно негативное освещение может быть особенно подстрекательским. Чрезмерный акцент подливает масла в огонь, создавая впечатление, что группа намеренно подвергается дискриминации и что ситуация особенно тяжелая, хотя ни одно из этих впечатлений не может быть точным. Дискриминация может присутствовать, но ее размеры и масштабы могут быть преувеличены в СМИ; таким образом, «пострадавшая» группа получает дополнительный стимул и оправдание для репрессий, независимо от того, являются ли ее претензии в самом деле легитимными.

4. Сдвиг в сторону стабильно негативных сообщений. Критическим элементом здесь является изменение; если ситуация была плохой с самого начала и постоянно негативные сообщения являются нормой, то они вряд ли будут провоцирующими. Но значительный сдвиг в репортажах в сторону явно негативного и пессимистического тона создает впечатление, что ситуация в стране значительно ухудшается, и дает людям или группам оправдание для того, чтобы остановить и повернуть вспять этот процесс, предприняв решительные действия, включая насилие".

И хотя я не очень хочу превращать эту статью в сборник цитат, я считаю важным их указывать, потому что это позволит лучше понять, как изменилось направление моей мысли с течением времени.

Здесь я попробую обозначить свои личные открытия с кое-какими комментариями.

1) Существует историческая преемственность при принятии государствами ряда политических решений.

И хотя это, казалось бы, достаточно очевидный тезис, его необходимо переосмыслить в ином ключе. Мы обычно рассматриваем исторические события через призму «мы совершили много оплошностей, но на сей раз мы учтем все ошибки и не допустим их». Однако на деле история редко преподносит именно такой урок. Правительства (а следовательно, подавляющее большинство граждан) редко выносят из истории гуманистического рода уроки. Единственное, ради чего в действительности существует история (в том числе как предмет в школе или университете), так это для того, чтобы общество обладало представлением, что та идеология, которая существует сегодня, возникает и культивируется не в вакууме, что у любого политического курса есть предыстория. История подвержена манипуляциям, поскольку многогранна, что, впрочем, также очевидный тезис. Факт, что в российских учебниках истории происходит обеление правителей и их действий, что в учебниках почти не встречается описание мировоззрения выходцев из народа, что история в общем смысле «государствоцентрична», накладывает глубокий след на восприятие молодым поколением действий современного правительства. Люди в большинстве своём не перенимают собственно сухие факты из курса истории, они зачастую перенимают их оценку, поскольку факты, которые не увязаны с эмоциональным восприятием, хуже запечатлеваются в памяти, а значит и быстро забываются. Кто с ходу способен прочитать лекцию про политику Петра I, не будучи историком (перенимающим как сухие факты, так и их оценку в силу своей специализации)? Критическое меньшинство граждан.

Многие из тех, кто также понимает, что история носит в государстве не менее пропагандистскую функцию, чем средства массовой информации, предлагают реформировать историю, ее преподавание, сместив взгляд с правителей на «глубинную историю» — на историю народа. Я не хочу соглашаться с этой реформой, поскольку обыденная жизнь народа не может быть не увязана с текущими политическими событиями. Это смещение не сделает историю нейтральной: она очернит прошлое, представив его целиком и полностью как сплошное угнетение, что в конечном итоге заставит людей не искать параллели с современностью, а принять свою участь («раньше у народа была незавидная участь, у нас тоже незавидная участь — такова историческая преемственность»). История, пока она пишется меньшинством и спускается к народу в виде так называемых образовательных программ, не может быть нейтральной.

Поэтому, если мы действительно хотим гуманизировать общество и заставлять его рефлексировать над политикой, нам надлежит прекратить преподавать историю и начать преподавать философию — по крайней мере в школе. Это крайне радикальная реформа, и она будет понята немногими, поскольку сегодня история обладает сакральным значением. История представляется обществу беспристрастным судьей, вердикт которого высекается в камне, но на деле его вердикты, вложенные в неокрепшие умы правящим меньшинством, превращаются в смертоносное идеологическое оружие. Основоположником политики как науки стал древнегреческий философ Аристотель, назвав человека “zoon politikon”, но политическое сознание в наши дни формируется по какой-то странной причине не философией, а историей. Более подробно о том, как вновь сделать философию великой, я писала тут: https://telegra.ph/Filosofiya-ili-istoriya-filosofii-06-08.

2) Регионалистские движения в России — это движения о децентрализации, а не об идентичности.

До войны я не придавала большого значения этому вопросу. Да и к тому же это казалось совершенно излишним: регионы России экономически и культурно взаимосвязаны, и кажется несколько странным выступать последовательно за их автономию, тем более, что эта идея продиктована отчасти националистической повесткой — я не такой яростный сторонник идентичностей, чтобы отстаивать их независимость. Но регионалистское движение не просто существует как идентичность в вакууме — она существует с привязкой к физико-географическим, культурным, языковым и прочим факторам, которые очень тяжело списать на типичное стремление «плодить идентичности». Да и надо сказать, вкупе с тезисом об исторической преемственности российской политики, поддержка типично космополитической идеи о «несуществовании наций» играет на руку не противникам идентичностей, а сторонникам мирового государства и империалистам (которые, впрочем, признают нацию, но только единственную — свою собственную — и она, в общем-то, перестанет иметь смысл после того, как общество превратится в однородное и абсолютно диктаторское, потому как идея мирового правительства не несет иных идей, кроме бюрократических, диктаторских и унифицирующих). Идея «русского мира» — это как раз из разряда таких империалистических идей, в которой нет места никому, кроме русских. И стало быть, если мы сторонники разнообразия и равноправия, нам стоит в противовес этой идее выдвинуть контридею — идею интернационального взаимоуважения. И её можно достигнуть только тогда, когда национальные общности объявят независимость и стремление к освобождению в качестве своего главного политического принципа, а также признают право следовать этому принципу в отношении прочих национальностей — иначе говоря, миру нужен новый Интернационал, но не как политическая организация, а как политический институт, существующий в сознании людей.

Россия станет децентрализованной и более равноправной конфедерацией, если пойдет по этому пути, хотя этот путь сопровождается закономерными сложностями.

3) Писать программы на слишком долгосрочную и неопределённую перспективу — это почти во всем ошибиться.

Это касается как моего эссе об экономическом принципе анархистов, так и дискуссии о ядерном оружии. И хоть я по-прежнему разделяю основные тезисы, высказнные в этих сочинениях, я не могу не признать свою близорукость в отношении огромного пласта вопросов, которые я пытаюсь охватить. Реальность куда пессимистичнее тех моделей, которые я выстроила — это касается как мировой экономики, так и функционирования международных институтов. Впрочем, из этих ошибок я хотела бы в первую очередь вынести не те выводы, словно те, с кем я спорила, оказались во всем правы, а я ни в чем не права, а то, что даже эти очень непопулярные тезисы нужно переосмыслять еще раз — в менее критическом формате и в более приближенным к сегодняшнему дню, с ориентацией на конструктивные предложения. Когда я возьмусь за эту работу, пока не могу сказать (и возьмусь ли вообще), но стоит отметить, что мысли о несовершенстве многих моих предсказаний были навеяны именно военными обстоятельствами. Впрочем, не испытываю вины по этому поводу, ведь, в конце концов, практика — критерий истины.

4) Не стоит тратить время на работу с теми, кому действительно нечего предложить здесь и сейчас.

Это было неочевидно, из–за чего я потеряла колоссально много времени на пустые разговоры и делала совершенно бессмысленные с точки зрения политической борьбы вещи. Однако после начала Россией военной кампании и после ужасающего открытия, что российское общество повально ксенофобно, стало вполне себе очевидно, почему те множества полуподпольных партий по-прежнему функционируют в прежнем ключе, не встречая со стороны этого авторитарного государства никакого противодействия: все они являются замшелыми сектами, неспособными анализировать события сегодняшнего дня и застрявшие в историцизме. Они выполняют роль политических отстойников для несистемной радикальной оппозиции, создавая у них иллюзию борьбы, однако на деле не выполняют своих заявленных функций по формированию общественного политического сознания. И хотя я не сильно жалею о том, что на протяжении какого-то продолжительного времени взаимодействовала с этими сектантскими политическими силами, поскольку иначе я бы наступила на эти грабли уже в более осознанном возрасте, я всё ещё жалею, что я даже после своего скоропостижного «отхода от дел» продолжала доказывать пустозвонам их неправоту. Однако есть вполне закономерное объяснение этому феномену: функционирование легальных несистемных политических партий в России было невозможно еще с момента прихода Путина к власти, поскольку Россия изначально вошла в XXI век как фашистское государство. Так как до этого в российском обществе не было опыта создания низовых политических организаций (а те, что были, оставались уродливыми), вполне очевидно, что ни одна несистемная партия не вынесла из своего полуподпольного статуса необходимости вести более агрессивную, местами даже популистскую, пропаганду в народе, вносить предложения «здесь и сейчас», а не бороться за идеологическую чистоту, оставаясь представителями интересов своих немногочисленных сектантских сподвижников. Сейчас, впрочем, время безнадежно упущено, и все эти сектантские партии могут быть уверены: когда в стране начнется эпоха действительно решительных перемен, начатая теми, кто больше заботился о текущих проблемах, они будут там же, где были всегда — на задворках.

5) «Единая Россия» выполнила свою политическую программу.

Буквально пару лет назад в интернете ходила картинка о политических обещаниях «Единой России», о том, что она обещала людям за годы своего правления, с язвительными комментариями о «наглом обмане правящей верхушки простых людей». Я совершенно несогласна с такой оценкой. И хотя очевидно, что программу «для народа» эта партия не выполнила, я хочу задать закономерный вопрос: а неужели никто не задался после 20 с лишним лет правления Путина о том, какой семантический смысл имеет название этой партии?

«Единая Россия» — это уже на семантическом уровне фашистская партия. Фашистская фасция как символ единства — вот конечный идеал политической программы этой партии. Россия едина сегодня, как никогда. И кто посмеет сказать, что она не выполнила то, что изначально провозгласила?

Оппозиция не смогла ничего сделать с этой партией и побороть её лишь потому, что не подвергала сомнению её главный постулат, делающий осмысленным её наименование — единство неединых.

Это те открытия, которые я сделала за 105 дней войны. И хотя, быть может, они не блещут чем-то шокирующе откровенным и неожиданным, я все равно считаю нужным их изложить, потому как после войны я могу совершенно не вспомнить ту гамму ощущений, какую я испытывала в этот непростой, сложный период. А помнить об этом стоит. Хотя бы ради того, чтобы проследить эволюцию своих убеждений.