В условиях борьбы с паршивыми и одинаковыми буднями, Бирюк спохватился к поиску новых талантов. Его городское существование стало схоже с круговым движением металлической лошади на старой, всеми забытой карусели. Оплавляется свисток от чайника, и тогда чайник выпускает горячий пар, а Бирюк, собственно, собственный свисток заделал сургучом и жует печенье курабье, запивая стаканом обезжиренного молока. Из экрана строгим голосом новостного ведущего вдруг прозвучало: — А знаете, как на французском звучит гусь? Ма.
Неделю до Бирюк попал в больницу. В один вечер он яростно расчесал спину, произошел характерный хлюп, на своем ногте увидел коричневый отросток родинки, жар подступил к дыре, из которой сочилась кровь, закружилась голова, Бирюк позвонил в скорую и оказался в палате. На третий день здоровье улучшилось, и Бирюк подумал — жизнь короткое ничто. В этот момент зашла медсестра, спросила про здоровье:
— Как ваше здоровье?
Спросила про прошлое:
— Вас не мучают дурные мысли?
Затем поинтересовалась про будущее:
— Сегодня будут рыбные котлеты, надеюсь вы их едите.
И добавила:
— Алкоголь не употреблять в течении месяца.
Бирюк отвечает:
— Знаете, я уже два года как бросил и остался в полном одиночестве.
Медсестра сказала, а Бирюк добавил:
— Мне жаль…
— А мне как жаль…
В темный зимний день он вышел из больницы, добрался до дома и оказался в обстановке собственных вещей. Эти вещи ни о чем не говорили и ничего не означали. Бирюк лег спать, а проснулся спустя два дня, сидя на диване за телевизором со стаканом молока в правой руке.
Бирюк встал с дивана и сел за компьютер в поиске future. Он яростно нажимал кнопки, упирался в монитор, его глаза бегали вверх-вниз, а белки трескались кровавыми нитями. Стрелки на часах разогнались и забрали с собой целый миг длинной в пятнадцать часов. Бирюк, совершенно изнемогая, зафиксировал — Добро Виталик. Дичь, так дичь. Развеем прах жизни охотой, еще не пробовали!
Бирюк выпил стакан воды, свалился на кровать и провалился в физический сон. Запульсировало место под бинтами на спине, но в этот раз не в этом правда.
Мне нужна легавая — маячил целый следующий день Бирюк и остановился на немецкой жесткошерстной — Дратхаар. Выбор прошел быстро. Ибо питомец лицо своего хозяина — копия патлатого, прошедшего долгую томительную эволюцию Бирюка. Бирюк подошел к зеркалу, обозначил выбор жестом и произнес — Дас ист гутер ханд.
Зимой улица быстро убывает в тень солнца, приходится выглянуть в окно хоть раз за светлый, короткий миг. Бирюк подошел к раме, отворил створки, высунулся в часть улицы и начал жадно поглощать витамин «Д». Сегодня самая длинная ночь в году, скоро будет легче — думал Бирюк. Все приготовления интеллектуального характера он произвел до новогодних, с первого числа очередного года начинались сборы понятные.
Сборы прервались того же первого числа. Бирюк отзвонил агенту «Натаски» и отрапортовал: — …у меня нет таких возможностей. …у меня нет желания ждать. …не имею таких накоплений.
В прошлом один друг Бирюка, с которым они часто пили, мультипликатор и совсем фантастический абсурдный человек Парамонов сказал — Видишь бутылку водки? Видишь в ней водку? Видишь в водке воду? А в воде видишь пузыри? Если не видишь, значит у тебя нет фантазии профессор, а если ты не профессор — тогда ты непростительно трезв мой дорогой друг. Бирюк был профессор, и сейчас, смотря на снег за окном, он ударил себя по виску и произнес — Получилось.
«Охота на гуся» — вывел он на бумаге А4 маркером, пригвоздил иглой к обоям в комнате лист и обратился к собственному зрению. Обои были белые, с орнаментами из фиолетовых цветов, даже стыки сохраняли узор выверенной единой картины руки французских импрессионистов. Зрачок шагнул вправо, и Бирюк вернулся к листу. В его голове пропечатался мысленный список, он закончился на пункте — усы Марселя Пруста. Два следующих дня Бирюк двигался по району, осторожно собирая картон по помойкам и у торцов супермаркетов. Набралось достаточно. Приобрел кисть, ведро и муку с названием «Мука». Отыскал в сети фото Дратхаара, четкое изображение ИЖ-39Т и серого дикого гуся, а также портрет княгини Трубецкой с обаятельным веером в ласковой руке. Все изображения были напечатаны в специально обученном месте и оттески принесены в убежища Бирюка. Картон был использован как тело, изображения — как дух, а клейстер из муки и кипятка обернул между значениями кровеносную систему, заставляющую сердца биться.
За несчитанное Бирюком время он утомился от держания всего замысла в голове. Эта усталость была видна на его обычном лице. Лицо не двигалось и просто дышало. Он сидел на диване, сердце сильно толкало ритмом грудь, череп искрился и сдавливался металлической проволокой, а на руках выползла экзема. Величие замысла — убеждал он себя и моргал. Бирюк не был за столицей около пятнадцати лет, и видимость леса вгоняла жизнь в его стеклобетонные грезы. Он пощелкал пальцами, завалился на бок и уснул как кот на батарее в холодной квартире. Такая легкая возвышенная грусть человеческая провоцирует счастье, от того проснувшись Бирюк высоко улыбнулся, умылся, вывел черные усы великого француза над тонкой губой, определил время отправления до станции «30-й километр», собрал декоративные материалы охоты, нацепил восьмиклинку и отворил собственную дверь.
Зимняя пора. Время десять минут до полудня. Снег валит маленькой, сухой, белой крошкой. Промерзшая земля с примятой травой на поле перед лесом. В лесу сугробы, лысые деревья гудят и поскрипывают, сужаясь в материи. Холод умеренный, но заставляет помнить о лете и весне и осени, как признаках лучшего существования. Бирюк возложил гуся в поле. Княгиню отставил в сторону, поставив полубоком, будто дама наблюдает за ним. Дратхаар наготове, стоит по правый локоть на тринадцать часов в четырех метрах от хозяина. В руках ИЖ-39Т, на обороте которого виднеется надпись: «Индезит». Бирюк оттягивает плавно вниз восьмиклинку, ложится, расставляет ноги, и, выпуская изо рта пар, шепчет на французский манер — Алле. Серый гусь неподвижно замер в корме поля и не подозревает о своей участи. Мадам махает элегантной кисточкой и заинтересовано, через плечо, посматривает на Бирюка. Дратхаар застыл в позе. Выжидание. Терпение. Ветер спокоен под напором снежной крупы, летящей с неба и засыпающей будто манкой ружье Бирюка. Он видит цель, а начинает думать о пейзаже. Какое чистое пространство, полагает он, какая тихая обстановка. От тишины начинает звенеть в ушах. Он зажигает хлопушку, кидает вперед, прицеливается, хлопушка взрывается, то есть выстрел, гусь на месте истекает кровью, княгиня кричит — Браво, Виталик. Экселеент, перфект, бьютифуол — в тот же момент прикрывает лицо веером. Взять — орет Бирюк. Дратхаар завилял хвостом и рванул вперед. Взять, взять, взять — продолжает Бирюк.
Что-то заглушает процесс — полноценный, настоящий шорох за спиной стрелявшего. Бирюк оборачивается. Два гуся выбегают
Один Ма подпрыгивая, оря и вертя шеей начал оббегать Бирюка. Второй Ма орудовал лопастями, словно самолетными крыльями, пытаясь поднять тяжелое тело к небесам. Бирюк обернулся на мадемуазель, моргнул три раза правым глазом, его сердце заколосилось от испуга, он произнес: — Добро, Елизавета Эсперовна — и ударил по клюву первого Ма картонным ИЖ-39Т. Дратхаар в испуге стоял в стороне. Снег увеличивал свое количество, поднялся грозный ветер, нападающие отступили, Бирюк упал на колени. Его мечевидный отросток сдавила грудная жаба, клапаны сердца долбили на невероятных оборотах, резкая боль в бинтах на спине, яркий щелчок около левого соска. Все…
