На недавно завершившемся 3-м Московском Еврейском кинофестивале режиссер Андрей Кончаловский, представивший в программе картину «Рай», получил приз за вклад в развитие еврейского кино в России. Награду вручил Президент Российского еврейского конгресса Юрий Каннер. После показа «Рая» и торжественного награждения Андрей Кончаловский пообщался со зрителями.

Идеи Андрея Сергеевича нам совершенно не близки. И все же мы решили опубликовать эту расшифровку как важный документ эпохи и интеллектуальной мысли в сегодняшней России.

О соблазнительности зла

Разговаривать после фильма бессмысленно, и до фильма бессмысленно. И вообще, о чем разговаривать, когда все должно быть сказано на экране. Остальное режиссер не должен объяснять. МЕКФ посвящен еврейской теме, еврейскому искусству, кинематографу, Холокосту. И «Рай» касается не столько этого, хотя Холокост тоже очень важная часть фильма.

Холокост — это следствие. Следствие абсолютно безумного прыжка в темноту целого государства. И это следствие чудовищно по своему факту. Но истоки, причины находятся гораздо глубже в человечестве. В общем, причины зла. Поэтому у меня главный герой, Хельмут, вполне интеллигентный человек. Понимаете? И умный, и образованный, и красивый, и чувствительный. Я не хотел делать его уродом или безумным маньяком. Такое у нас есть только в начальных классах. Хельмут — человек, и это страшно, что такой человек может верить в такие нечеловеческие вещи. Но в этом и есть противоречие нашей жизни. Мы и сегодня видим массу людей, тоже вполне разумных, интеллигентных, которые творят такие же безумные дела. Например, гуманитарные бомбардировки Белграда. Они творятся все время, и это все, в общем-то, далеко не глупые люди, уверенные, что они делают добро. Во имя демократии или чего-то еще. Вот, собственно, что меня волновало и интересовало в этой картине: рассмотреть, как человек, которому мы в общем-то симпатизируем, делает ужасные вещи. Это и есть то, что называется соблазнительностью зла. Потому что если бы зло не было соблазнительным, то кто бы был соблазнен этими страшными поступками? Каким образом мы падаем в эту самую темноту? Она всегда выглядит как прекрасная идея. И если бы зло не рядилось в эти одежды, то гораздо меньше людей бы туда попадало (только маньяки, сумасшедшие, садисты и т. д.). Но в этом, как мне кажется, и есть парадокс человеческого существования. И этому посвящена масса произведений начиная с Данте, Гёте, Достоевского. Поэтому Достоевский сказал, что злоумышленника легко обвинить, но трудно понять.

О нацизме и национализме

Я пытался понять природу нацизма. Сейчас, кстати, многие путают национализм с нацизмом. Вот даже Владимир Владимирович Путин обиделся, когда Хиллари Клинтон сказала, что он националист. У нас националист — это обязательно фашист, и это произошло после Второй мировой войны. Потому что с перепугу человечество на Нюрнбергском процессе приравняло национализм к нацизму. Но это глубокое заблуждение. Потому что национализм — это любовь к своему народу и желание бороться за его лучшее будущее, но не за счет других. Вот в чем разница. Нацизм — это желать добра своему народу за счет других народов, считая, что другие народы могут быть топливом для этого счастья. Это принципиальная разница. Среди националистов были замечательные, серьезные деятели: Гарибальди, Насер и многие другие. Я верю в то, что национализм может быть вполне разумен. Это не значит, что мы берем сумасшедших, которые сразу начинают говорить, что другие виноваты (в данном случае евреи). Кстати говоря, среди еврейской нации были крупнейшие националисты. Собственно говоря, если бы не было национализма, не было бы Израиля. Поэтому я отношусь к национализму не как к национал-социализму. Я не считаю, что первый необходим, но говорить, что ты фашист, мракобес и черносотенец, узнав, что ты националист, я повода не вижу.

В этом смысле «Рай» для меня стал размышлением о том, что такое нацизм. Потому что все ведь хотят быть счастливыми, все существа на свете и не только человеческие, как говорится. И дерево хочет быть счастливым, старается к солнцу тянуться. И нации хотят быть счастливыми — каждый пытается стремиться к этому доступными путями. И вот попытка, желание создать рай, она же давно была. Были идеи об идеальных государствах, Кампанелла был и много других мечтателей. Собственно, и коммунизм — это тоже мечта об идеальном государстве. Но трагедия нацизма, на мой взгляд, заключалась в том, что они хотели создать рай для своей нации за счет других. И как только за счет других… сразу, неизбежно возникает и ад. Вот эта парадигма мне и была интересна, потому что это неизбежная ловушка для идеалистов такого толка. Это главные выводы, которые я сделал, когда работал над картиной.

Молчание после фильма важнее, чем аплодисменты или что-то еще. Потому что эта картина не может доставить удовлетворения, она должна повергнуть зрителя в смятение. Смятение — очень важная вещь. Смятение — это анализ, это попытка осмыслить какую-то огромную проблему, которую осмыслить очень трудно, может быть, даже невозможно. И вот тогда перед такими проблемами мы становимся в смятении, мы не знаем. Это потому, что я доверяю вам и заставляю вас в какой-то степени размышлять на такие серьезные темы и решать, что добро, что зло, и, может быть, даже ужасаться тому, что такой симпатичный человек, как этот офицер СС, оказывается слепым, страшным орудием в руках этой идеи. Это важно в силу амбивалентности мира. Мы же любим людей не потому, что они хорошие. Я вообще думаю, что мы любим людей и страдаем от того, что они делают страшные вещи, но мы все равно их любим. Это какая-то необъяснимая сторона нашей жизни. Если все разложить по полочкам, будет скучно жить и, к счастью, всего не разложишь.

О правах человека

Права человека — это химера, потому что их не существует в реальности. Вы знаете, что когда были приняты права человека в ООН, 86 антропологов написали, что это бред, потому что у каждой нации свои представления о правах, и в Африке права совсем другие, чем, скажем, в Швеции. Поэтому универсальных прав человека нет точно так же, как нет универсального человека.

Общее понимание — химера, потому что оно абстрактно. Есть такая передача «Человек и закон». Нет таких отношений «человек и закон», есть отношения «русский человек и закон», «немецкий человек и закон», «тайский человек и закон». У них у каждого свои отношения с таким… с любым понятием. Поэтому, когда мы говорим о правах человека, то, во-первых, начнем с того, что никакая цивилизация, кроме послевоенной западно-европейской модели, не говорила о правах — она говорила об обязанностях. Ибо культура — это обязанность, религия — обязанность. Все великие цивилизации говорили об обязанностях. Это то, что держит любую цивилизацию. Если человек выполняет обязанности своей культуры… Вот у нас сейчас здесь еврейская тема. Почему вообще антисемитизм существует, вы задумывались? Потому что евреи первыми стали жить по закону. Вот были племена, а евреи стали жить по закону — 3000 лет назад! Что это — права? Нет. Это очень серьезные обязанности. Они держат культуру. Поэтому любая цивилизация — это обязанности. Кто выполняет обязанности, тот берет право.

Права не дают — люди берут их, столько, сколько могут. Поэтому я не верю в концепцию прав человека в принципе.

Ставить во главу угла права — над обязанностями! — ведет к распаду любой цивилизации. Это сейчас происходит в западной Европе — распад цивилизации. Вы увидите это очень скоро. Об этом говорят достаточно глубокие люди, такие, как, предположим, Умберто Эко. Постмодернизм — это детали, распад в принципе — распад. Не во что верить. Европа в этом смысле в музей превратилась, там ничего не происходит. В Москве, в России жизнь опасна — но жизнь, понимаете? Я не буду сейчас в это углубляться, но это мое убеждение.

О важности дефицита

Абсолютные условия всегда рождают несчастного человека. Если вы детям будете давать все — вырастут несчастные люди, которые будут очень близки к животным, они не будут в состоянии ничего делать. У человека обязательно должен быть дефицит. Я не говорю об абсолютном — абсолютный дефицит так же ужасен, как и абсолютное изобилие. Мы живем в очень тонком слое: -20С — +25С. В таком, по отношению к космосу, где -300С и +8000С, тонком, хрупком слое… как плесень, которая должна жить в определенной температуре. Человека делает дефицит — например, погодный дефицит. Россия в этом смысле обделенная климатически страна. Есть такая замечательная книга, Белова, «Великорусский пахарь», которая исследует русский климат и русское сознание. Русский крестьянин должен пройти 56 верст, чтобы вспахать одну десятину. И весь земледельческий период у него — 5 месяцев. У английского — 11. Как может быть одинаковой психология у двух этих людей? Поэтому, насчет санкций — Россия тысячи лет живет под санкциями — под Божьими санкциями. Многие иностранцы приезжают, и они не понимают, как русские выжили, как они живут. Конечно, это определяет очень много, и ментальность русскую тоже — чудовищная выносливость и одновременно наплевательское отношение, потому что все равно урожая не будет. Белов об этом очень глубоко говорит, я вам советую прочитать. Поэтому, когда я говорю о дефиците, я имею в виду, что мы, наиболее серьезно относящиеся к себе люди, сами создаем себе дефицит, в определенном смысле. Мы должны создавать дефицит и детям тоже — во многих вещах. Да, я думаю, к вашему сожалению, наверное, что изобилие ведет к распаду человеческого сознания. Я не знаю, что люди будут делать, когда все будут делать роботы…