Алексей Радинский. Дело против Российской Федерации
Перевод эссе украинского режиссёра и публициста Алексея Радинского, посвящённого колониальным отношениям России и Украины, фашистской идее «русского мира» и деколониальной возможности её преодоления. Его переводчицы «считают важным делать более видимыми и доступными в России точки зрения украинских коллег, использующих деколониальную оптику относительно российского империализма».
Текст на английском языке был впервые опубликован в 125-м номере журнала e-flux в марте 2022 года, его перевод на русский — в издании aroundart.org
Утром 24 февраля 2022 года вооруженные силы Российской Федерации начали военное вторжение в Украину. Оно началось с воздушной бомбардировки Киева, в то время как вооружённые отряды пересекали украинскую границу (в том числе и со стороны Беларуси, где российская армия заранее разместила свои боевые единицы якобы для проведения военных учений). В первые же дни стало ясно, что план российского блицкрига в Украине не удался, и успехи оккупационных войск оказались незначительными*. Я пишу этот текст в пятый день войны, находясь в пригороде Киева, который сейчас готовится к полномасштабному вторжению российской армии. Возможно, многое изменилось на момент прочтения вами этих слов — и не только на территории Украины, ведь недавно Путин заявил о приведении своего ядерного арсенала в режим боевой готовности в ответ на «агрессивные высказывания» Запада по поводу вторжения. Сейчас возможно буквально всё, в том числе и кажущийся невероятным сценарий свержения путинского режима в результате растущего в России антивоенного движения, которое поддерживает даже пара сверхбогатых олигархов из путинского окружения. Кажется, сейчас особенно неподходящее время для того, чтобы писать эссе: уже через несколько часов оно может оказаться совершенно неактуальным в свете стремительно развивающихся событий. Всё же, именно сейчас есть острая необходимость в том, чтобы озвучить дело против Российской Федерации.
Становление украинцем
Я отчетливо помню момент, когда впервые почувствовал свою причастность к украинскому народу. В 2000 году я, как и всегда, проводил школьные каникулы в Москве вместе с моей семьёй. Раскрою все карты: я родился в Киеве в семье русской матери и моего отца, украинского еврея. Учился я в русскоязычной школе и вообще не знал украинского языка до подросткового возраста. Момент моего становления украинцем выглядел так. Неподалеку от Кремля мы шли по улице, заполненной прилавками с литературой, посвящённой теориям заговоров, православному христианству и российским неофашистским идеологиям всех мастей. Уверен, все, кто бывал на улицах больших постсоветских городов, сталкивался с подобными прилавками. Мне запомнился один продавец, который, рекламируя свой товар, громко и с использованием нецензурной брани поносил довольно длинный список из различных социальных групп: евреев, немцев, жителей западных стран, большевиков, либералов, панков, иностранцев, гомосексуалов и — к моему полнейшему удивлению — украинцев. Помню, меня сильно впечатлило включение украинцев в этот околофашистский список самых отвратительных вещей — и особенно потому, что остальные его пункты в основном были тем, что я находил любопытным, увлекательным и прогрессивным. До этого быть украинцем для меня не было ни увлекательно, ни любопытно. Я вырос в Украине 1990-х, и в первую очередь ассоциировал это место с бедностью, мрачностью и радиацией. Но вдруг украинцы оказались среди всех тех приятных вещей, которые этот ублюдок так сильно ненавидел. Впервые я почувствовал гордость за то, что я из Украины. Спустя двадцать с лишним лет я вспоминал об этом случае, читая расшифровку длинной лекции по истории от Владимира Путина — лекции, завершившегося объявлением войны моей стране. В этот раз чушь, подобная той, что я слышал от случайно встреченного на московской улице помешанного фашиста, провозглашалась президентом Российской Федерации. Весь его посыл строился на глубокой этнической и политической ненависти к украинцам. Было несложно разглядеть в этой речи весь тот список помешанного фашиста, подразумеваемый Путиным под довольно общим и пустым означающим «Запад». Идеология дядюшки-расиста стала не просто мейнстримом, но и предлогом для развязывания войны. Книги «евразийского» псевдофилософа Александра Дугина составляли значительную часть ассортимента описанных выше прилавков, сам же Дугин оказал колоссальное влияние на траекторию путинского режима. Я прекрасно понимаю, что в диалоге с путинским невежественным имперским мифотворчеством настолько же мало смысла, как и в споре с жалким фашистом, торгующим книжками на московской улице. Но так заманчиво обратить эти мифы против самих же себя, чтобы показать неудобную правду, которую они искажают и дискредитируют, а еще — посмотреть, как эта мифология может быть разрушена и, возможно, даже перенаправлена в сторону более прогрессивного исхода.
Что если Украина — это радикально другая Россия?
В сердцевине путинского аргумента — убеждённость, явно или неявно разделяемая огромным количеством россиян (и множеством других людей по всему миру, не позаботившихся изучить историю Восточной Европы), которая заключается в том, что русские и украинцы на самом деле — одна нация. Украинская идентичность, согласно этому доводу, была искусственно сконструирована австро-венграми (или поляками, или евреями, или пруссами), чтобы сбить с толку исконное население Российской империи. Ответ на этот аргумент очевиден — любая современная национальная идентичность до некоторой степени сконструирована искусственно, в том числе российская. Тем не менее, для автократического российского сознания, которое убедило себя, что Украина — это Россия, одно лишь только независимое от России существование Украины представляется экзистенциальной угрозой. Если украинцы в самом деле русские, почему им позволено восставать против своих авторитарных правителей, которых они свергали дважды за последние семнадцать лет? Если украинцы и в самом деле русские, почему им позволено иметь выборы без заранее известных результатов? Если украинцы в самом деле русские, почему правительство не преследует их за пропаганду «гомосексуализма»? Если все это возможно в Украине, для автократического российского сознания это автоматически означает, что все это возможно и в России, и поэтому должно быть предотвращено любой ценой. Правда в том, что все эти «украинские» вещи действительно возможны в России, потому что за века общей колониальной истории россияне стали немного украинцами. То, что Путин зовет «историческим единством» двух наций, относится к векам империалистического господства, которое в самом деле сделало и украинцев немного русскими. Большинство украинцев, помимо украинского, знают и русский. У нас общая история крепостничества (де-факто разновидности рабства в Российской империи), рабочих движений, революции, индустриализации — и войны. Поколения наших семей смешались друг с другом. Но любые отношения метрополии и колоний, как и любые отношения раба и господина, диалектичны и обоюдны. Захватывая колонию политически и культурно, метрополия подвергает себя постепенному поглощению изнутри совершенно чуждыми ей силами, которые она в себя вобрала. Колонизировав Украину, российская метрополия нечаянно проглотила политическую культуру, основанную на горизонтальных формах демократии — даже если они выглядят брутально, как казачьи советы, анархистские армии Нестора Махно или восстания на Майдане. И это чужеродное присутствие разрушит метрополию изнутри. В этом смысле, путинский страх «русского Майдана», восстающего в Москве, абсолютно оправдан — но не потому что, как это предполагает российская пропаганда, он будет организован натренированными НАТО украинскими террористами. Этот страх оправдан потому, что если русские — немного украинцы, они тоже способны свергнуть авторитарное правительство. Так же, как украинцы, русские могут иметь выборы без заранее известных результатов. Именно это «историческое единство» сегодняшняя автократическая Россия всеми средствами пытается изгнать из себя, превращая Россию в полицейское государство и упреждая народное восстание. Но теперь это усилие превращается в самосбывающееся пророчество, напоминающее судьбу Лая, отца Эдипа. Российское взаимодействие с Украиной на протяжении правления Владимира Путина было чередой упрямых и совершенно безнадежных провалов. В 2004 Кремль поставил на дважды судимого бандита — кандидата в президенты, который, как они считали, смог бы прийти к власти путем массированного запугивания и фальсификации результатов выборов. Это привело к Оранжевой Революции, которая покончила с их планами. В 2014, после оккупации Крыма, Кремль попытался запустить ирредентистское движение в Восточной Украине, убедив себя, что миллионы русскоязычных украинцев автоматически поддержат присоединение к России. Но это движение оказалось настолько маргинальным, что России пришлось выслать подкрепление в виде оперативников под прикрытием, а позже и регулярной армии. В итоге к 2022 году Кремль убедил себя в том, что украинская армия не станет сопротивляться военному вмешательству и оккупационные войска будут встречены как освободители. Что было дальше, вы, наверное, знаете. В течение некоторого времени я задаюсь вопросом, почему любой российский политический проект в Украине оказывается настолько провальным. По крайней мере до
Историческая ответственность Киева
Моё утверждение, что русские на самом деле немного украинцы, — не мстительная шутка, продиктованная ресентиментом. Оно исходит из мифа об основании самой современной России. Как утверждает этот миф, братские восточно-славянские народы в конце первого тысячелетия нашей эры основали мощное средневековое государство под названием Киевская Русь со столицей в Киеве. (Фактически это образование возникло как скандинавская колония, и слово «Русь» переводилось как
* * *
Алексей Радинский — режиссёр и публицист из Киева. Его фильмы были показаны на международных кинофестивалях в Роттердаме, Оберхаузене, фестивале Docudays (Киев), в Институте современного искусства в Лондоне, в S A V V Y Contemporary в Берлине и других площадках, и получили ряд фестивальных наград. После окончания Киево-Могилянской академии, Алексей учился на программе Home Workspace (Ashkal Alwan, Бейрут). В 2008 году он стал со-основателем Центра визуальной культуры в Киеве — инициативы, направленной на развитие искусства, знания и политики. Его тексты были опубликованы в Proxy Politics: Power and Subversion in a Networked Age (Archive Books, 2017), Art and Theory of Post-1989 Central and East Europe: A Critical Anthology (MoMA, 2018), Being Together Precedes Being (Archive Books, 2019) и