14 августа показом фильма Нури Бильге Джейлан «Зимняя спячка» продолжится наш совместный с «Каро.Арт» проект «Молодая критика». Его цель — дать площадку для высказывания талантливым, но только начинающим свой путь в профессии авторам, пишущим о кино. Каждый из них выбирает и представляет по одному принципиально важному, с его/ее точки зрения, фильму и объясняет свой выбор публике. Показы проходят раз в месяц и сопровождаться публикацией текстов участников программы.

О фильме Нури Бильге Джейлана, за который тот получил Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, перед показом в московском кинотеатре «Октябрь» расскажет Даниил Лебедев, писатель, кинокритик, автор нашей платформы, журналов Versus Révue и East European Film Bulletin (Париж), «Искусство кино». Для нас он написал о чеховских мотивах «Зимней спячки», понятии «общей идеи» и ее связи со стремлением к комфорту и чувством вины.

С 1887 по 1891 г. Чехов пишет несколько произведений, в которых наиболее полное развитие получает понятие, вошедшее в историю как типично чеховское — понятие общей идеи. С «Иванова» (1887) к «Скучной истории» (1889) и, наконец, к «Жене» (1891) это понятие становится рельефней и сложней. Последний из трех этих текстов Нури Бильге Джейлан взял за основу фильма 2014 года «Зимняя спячка».

Общие идеи — это не банальности в привычном смысле этого слова, это не расхожая мораль и не житейская мудрость. Общие идеи — принадлежность того или иного идейного человека, то есть, попросту говоря, интеллигента. Общими могут быть идеи, которые разделяет не так много людей. Это не популярные в обществе идеи и даже не идеи, которые обобщают.

Общие идеи — это идеи, которые под видом создания исполняют функцию сокрытия, это идеи-трюки.

Чехов называл их идеями-симптомами и возводил в эту категорию всё, что принято называть мнениями. Своему другу и издателю Суворину он писал по поводу «Скучной истории»: «Все эти мнения никакой цены не имеют, их нужно рассматривать как вещи, как симптомы».

Три часа двадцать минут обмена мнениями между героями «Зимней спячки» поддаются анализу только в том случае, если мы признаем, что мнения эти никакой цены не имеют. Без этой предпосылки невозможно сказать ничего дельного ни по поводу Айдина, бывшего актера, арендодателя, мецената, ни по поводу его молодой жены Нихаль, организующей благотворительность в регионе, ни по поводу его разведенной сестры Неклы. Каждый из трех этих персонажей умен, образован, добр, воспитан и искренне старается организовать жизнь вокруг себя разумным образом. Ни у кого из них ничего не выходит. Типичная чеховская ситуация.

Все три центральных героя это не персонажи-типы, каждый из них по-своему интересен, и нюансы в данном случае играют решающую роль. Но здесь я, напротив, постараюсь очертить только то, что их объединяет и что могло бы служить отправной точкой для рассуждения о фильме.

В связи с этим надо вернуться в вопросу о том, что делает общие идеи общими. Если это не общественное значение и не тяга к обобщению, то, по всей видимости, ответ нужно искать от противного, а именно от конкретных идей. Это разграничение всегда было важно для философов, поскольку, как правило, именно на них падает подозрение, которое можно назвать подозрением в голословности — в абстрактном, беспредметном говорении. Одним из последних на защиту конкретности идей философии вставал Жиль Делез (см., напр., часть «И» в «Алфавите Жиля Делеза»). Упрощая, можно сказать, что философские идеи конкретны, поскольку скрывают за собой конкретную, животрепещущую проблему и вызваны к жизни необходимостью решить её.

Общие идеи по форме часто неотличимы от конкретных, поскольку также высказываются о той или иной проблеме. Однако, как это ни странно, к жизни они вызваны необходимостью не решать её.

Общие идеи нацелены на перевод проблемы из области конкретного в область абстрактного и, соответственно, на абстрактное, то есть аналогическое, метафорическое, её решение.

Айдин рассказывает жене о доме сельского имама и критикует его за грязь на дворе, беспорядок в одежде, запущенность в саду. Имам, по его мнению, должен во всём подавать пример своей пастве. Далее Айдин предлагает следующую аналогию: «Это не вопрос бедности и богатства: если у тебя есть три оливки, ты можешь красиво разложить их на тарелке или съесть их прямиком из пакета». Поразительно, каким образом эта мысль затрагивает нечто фундаментальное и в то же время бежит от проблемы, каким образом разрешение вопроса о домашнем обиходе знакомого человека переходит в область побасенки о трёх оливках.

Чехов настаивал на том, что его совершенно не интересует содержание таких идей-симптомов, поскольку в момент, когда мы начинаем говорить об их содержании, мы уже упускаем из виду их сущность, их симптоматичность. «Если я вам опишу пляску св. Витта, не станете же вы её оценивать с точки зрения хореографа?», писал он Суворину в том же письме.

*

Ранее я сказал, что общие идеи могут до крайности сближаться с конкретными по форме, поэтому я назвал их также идеями-трюками. Необходимо добавить, что и образ носителя общих идей может до крайности сближаться с образом носителя конкретных идей. В древности это опасная близость двух манер мышления вылилась в столкновение образов философа и софиста. Там, где первый исходил из проблемы, которую нужно решить, второй исходил из решения, которое нужно оправдать. Бесполезно было указывать Зенону, что не существует конкретной проблемы, которой соответствует апория об Ахиллесе и черепахе.

Таким образом, понятие общей идеи имеет глубокую связь со стремлением к комфорту. Не зря сам Чехов называл своих героев периода «Жены» «утомленными людьми».

Утомленный человек это не уставший человек. Он не устал от работы, а работает и томится. Если усталость сопровождается истощением, то утомление — истомой, приятным, убаюкивающим волнением мысли, «спячкой». Несмотря на то, что усталость обычно ассоциируется с физическим трудом, а утомление — с умственным, утомленный человек — это не тот, кто устал мыслить, а тот, чья бурная, порой виртуозная мысль, оправдывает истому, в которую превратилась его жизнь.

Не углубляясь далее, нужно сказать, что понятие комфорта, истомы — одно из центральных в фильме «Зимняя спячка», и отголосок этого факта звучит даже в названии. Значительная часть действия происходит в уютных, замкнутых владениях Айдина, в которые он спешит вернуться после каждой сколько-нибудь продолжительной стычки с внешним миром. Достаточно посмотреть, как после ожидания на морозном вокзале, всё-таки не решившись уехать, он торопится к приятелю и, сидя на раздутом кожаном диване, говорит: «Как хорошо. Приятно, тепло. Удобные у тебя диваны». Та же тема комфорта ясно звучит в одной из реплик Нихаль, в которой ей удается наиболее точно выразить «вину» её мужа. «Хоть раз», говорит она, «попробуй защитить что-нибудь, что будет стоить тебе твоего спокойствия, хоть раз позволь себе чувства, которые тебе не выгодны».

Вина утомленного человека, скрытая в самом сердце его достоинств и не дающая ему спокойно спать, вечно зовущая его в прошлое, когда он верил в слова, которые произносит — большая тема, которую через сто с лишним лет после смерти Чехова воскресил турецкий режиссер.