<…> Следуя хронологии сейчас мы должны рассмотреть современное искусство — с конца прошлого века по сегодняшний день. Но в силу того, что в центре нашего внимания глубинная (неявная и поэтому не замечаемая) стратегия модернизма/авангарда, то тезисно отметим только самые основные для нашего исследования аспекты.

Во-первых, современное искусство, продолжая идолоборческие традиции модернизма, напрочь отказалось от кантовской эстетики, где несмотря на наличие категорий как "прекрасного", так и "возвышенного", предпочтение негласно отдавалось "прекрасному", "красоте". Современное искусство далеко "не красиво", мягко скажем. Радикальный жест отрицания эстетики сделал ещё Дюшан в период модернизма, когда выступил со своими ready made, далёкими от того, что принято было в арт среде понимать под эстетикой совершённой художественной формы.   

Во-вторых, исходя из сказанного, в своих наиболее радикальных проявлениях contemporary art ещё более усилил вектор иконоклазма — он вообще вышел из изобразительного формата. Акцент сместился с производства изображения на производство концептов и перформативные практики. Это важное достижение современного искусства, подчеркивающее его не-репрезентативный, апофатический характер. Появились практики, отвергающие дистанцию между произведением/объектом и зрителем/субъектом. Согласно такому интерактивному подходу, зритель отныне не должен пассивно созерцать статичное "произведение искусства"; он приглашается к соучастию, сопереживанию, сотворчеству; речь идёт, в первую очередь, об искусстве взаимоотношений — relational art или relational aesthetics, автором которого является итальянский арт критик Николя Буррио. Это очень серьёзный прорыв в политике предъявления "произведения", когда последнее представляет собой уже не столько твёрдый объект со своими устойчивыми физическими параметрами, сколько открытое и живое энергетическое поле, с которым зрителю предлагается взаимодействовать, погружаться, стать единым целым и т. д.

В-третьих, как бы в противовес не-репрезентативному полюсу получили развитие медиа технологии — видеоарт, мультимедийные инсталляции, VR технологии, science & art, расширенное кино, включающее в себя целый спектр самых гибких и гибридных практик, связанных со сферой движущихся изображений. Несмотря на казалось бы интенсивную репрезентативность, которая по зрелищности подчас не уступает видам массовой культуры, эти формы современного искусства заключают в себя мощный эмансипаторный потенциал, так как не просто предъявляют какие-либо изображения, но и радикально трансформируют их, также как и в перформативных практиках, вовлекая зрителя в процесс восприятия, точнее даже погружения, соприсутствия. По сути, медиа искусство тесно связано с перформативными практиками и работают со смыслами не менее интенсивно, чем с изображениями. В этом случае зритель также превращается в соучастника длящегося, процессуального акта/события.

Однако все эти очевидно сильные стороны современного искусства, на наш взгляд, проседают в общем социокультурном контексте. Размножившийся бюрократический аппарат арт институций под названием "система искусства" (или "мир искусства" по Артуру Данто) оказался на редкость политически ангажированным и ориентированным на выполнение социального заказа. С одной (неолиберальной) стороны, мы наблюдаем коммерциализацию посредством арт ярмарок, аукционов, — тотальное влияние рынка; с другой (левой и леволиберальной) — невольное превращение перформативных практик в политический активизм; интервенция в повседневность для её сиюминутного изменения, что вряд ли осуществимо в принципе, так как изобретательный капитализм, успешно модифицируясь, все самые радикальные изменения удачно "приватизирует", нейтрализуя любые революционные инициативы[1].

В целом, contemporary art, развивая наработки модернизма и авангарда, не отличается радикализмом и пассионарным потенциалом искусства начала XX века. Всё уже давно благополучно институциализировано и любые попытки эпатировать, шокировать аудиторию встречают недоумение, так как оказываются чем-то вроде "ремейков", т. е. представляются неоригинальными, вторичными, вымученными. Всё, чем можно было шокировать зрителя, было сделано уже в начале прошлого века, причём во всех сферах, — от перформансов у дадаистов, до авангардных кино экспериментов, предвосхитивших появление видеоарта и других видов экранной культуры; поэтому прорывы происходят не на уровне смыслов, а в сфере технологий, которые однако, развиваются столь стремительно, что зритель не успевает осмыслить эту гонку, оказываясь в роли рядового посетителя аттракциона в тематическом парке развлечений; зритель оказывается на территории, где искусство более неотличимо от всех остальных форм массовой культуры и индустрии развлечений. Поэтому он не вовлекается в пространство произведений contemporary art, оказывается отчуждённым от них; к тому же само современное искусство к настоящему времени оказалось столь концептуализированным и интеллектуально стерильным, холодным, столь безразличным к чувственной стороне человеческой природы, что последний не может найти точки соприкосновения с таким искусством. Симптоматичны слова российского философа Кети Чухров: "Самый большой изъян современного искусства заключается в том, что в нем нет человека. Там есть идея, есть форма. Как писал наш великий советский эстетик Михаил Лифшиц, классическое искусство было гениальным не только потому, что оно было связано с прекрасным мастерством, а потому, что оно было связано с исследованием человека. А современное искусство постоянно сталкивается с внешним, но не может проникнуть в человека… Оно все время работает со сложнейшей концептуализацией. Но ведь кроме этого есть еще и сам человек. И если бы мне пришлось обсуждать какой-то самый главный изъян современного искусства, то я бы обсуждала именно этот вопрос". 

Одним словом, несмотря на весь свой внешне радикальный пафос и перцептивную невменяемость для "простого" зрителя, современное искусство удачно вписалось в систему общечеловеческой культуры, понимаемой в качестве безразмерного архива всего бывшего, доселе существовавшего. Думаем, не будет преувеличением соотнесение этого архива с кладбищем.  

Вспомнив метафору рождения бабочки, скажем, что contemporary art пребывает на стадии куколки и не собирается трансформироваться в нечто высшее. А значит — тупик. А так как современное искусство продолжает по инерции тянуть лямку того понимания "искусства", которое появилось в эпоху Ренессанса, то можно говорить и о длящейся агонии.

Примечания

[1] Уже более двух десятилетий, особенно в последние годы в мировой арт среде доминируют левые и леволиберальные ценности и темы — феминизм, миграция, постколониальные теории, меньшинства, критическая теория (фрейдо-марксизм), экологический (климатический) кризис и т. д. Кураторы и художники фактически превращаются в этаких социальных исследователей, которые руководствуются критическим дискурсом и визуализирует "социалку". Конечно, всегда есть исключения, но текущие тренды именно таковы — ставка на социальность и минимум формализма.

(Фрагмент книги "Возвращение в непредставимое или зачем искусство?")