а) «Вещи духа необратимы»

Лучше слепое Ничто,
Чем золотое Вчера!
Н. Гумилёв

Отслеживая динамику умаления нон-актуального (духа) в процессе развертывания исторического цикла, нельзя допускать эмоциональную реакцию на это, мол, как это несправедливо. Подвергать критике современный мир можно только при одном условии — если выдержана дистанция по отношению к объекту критики и аналитик предельно отрешен в своем анализе. Иначе не избежать сползания в банальный сентиментализм и неуместный пафос.

Логика промысла указывает на принцип неизбежности и неотвратимости: все, что происходит — должно происходить; случайностей не бывает и каждый шаг истории — провиденциален. А значит, тиранящая душу «праведного» человека и с виду чудовищная социальная несправедливость, есть всего лишь частное проявление глобальной метафизической справедливости, значимость которой невидима и раскрывается лишь в процессе, а то и в конце процесса.

Те из критиков современного мира, кто в своих работах настойчиво проводит мысль о необходимости возвращения человечества назад, обратно в Золотой век — не учитывают смысла историософии.

Готфрид Бенн писал: «Вещи духа необратимы». Внемлем элементарной логике: если человечеству суждено было бы остаться в Золотом веке, тем паче, в раю, то оно пребывало бы там и по сей день. Но в том то и дело, что ему необходимо было потерять состояние неосознанной невинности и впасть в историю; следовало быть заброшенным в темные лабиринты циклического проявления, дабы пройти по всем линиям тотальной потенциальности, отрабатывая все болевые точки бытия, включая самые инфернальные пространства ада. Только так, выйдя из режима онто-экзистенциального блага, как отражения ослепительных качеств Не-дефинируемого, можно познать смысл этого блага и узреть финальную тайну намерения абсолютно Иного…

Это значит, что актуальное нейробиологическое существование homo… рано называть жизнью — оно есть, скорее, инспирированное провидением умело организованное био-фантомное недоразумение. Как говорил тот же Г. Бенн: «… это — спровоцированная жизнь».

Жизнь, возможно, еще только начнётся…, но лишь после обретения состояния осознанности, как результата многовекторного опыта прохождения человека через все круги ада, сквозь плотные слои бесчисленных вариантов сущего.

Человека как такового также пока нет, а есть нечто человекоподобное, находящееся на стадии интеллектуального становления и включенное в серию непрерывных экзаменационных испытаний.

Человек должен будет, наконец, родиться в конце метаисторического и  транс-антропологического эксперимента. И вот тогда можно будет говорить о полноценной реализации проекта «Человек» («Адам») и начале подлинной жизни, которая в теологическом формате определяется как «новое Небо и новая Земля», или же «дальняя жизнь» (в исламе называемой ахират). Пока же мы включены в режим «неполноты бытия» и тотальной нехватки главного (согласно исламу — дунья).

Мейстер Экхарт понимал принцип неполноты-незавершенности ещё более расширенно и радикально, сказав: «Бог становится».

Здесь мы подошли к тому пункту нашей работы, когда нам придётся попрощаться с парадигмой интегрального традиционализма, к методологии которого мы часто обращались. До сих пор, рассматривая исторические периоды, наши рассуждения, в целом, соответствовали идеям этого макро-направления. Но как было уже сказано во введении, по ходу написания данной книги, автор, проходя путь собственной интеллектуальной эволюции, пересмотрел своё отношение к традиционализму: нельзя сказать, что мы находимся по обе стороны баррикад, но пути наши разошлись.

В рассматриваемом выше вопросе о логике промысла, авторы традиционализма, — в первую очередь, это касается Р. Генона — в основном придерживаются воззрений, разработанных в индуистской метафизике: человечество в ходе циклического проявления, последовательно опускаясь от Сатьи-юги (Золотого века) до  Кали-юги (века Железного), деградировало, а после наступления пралайи (конца света) оно должно вновь вернуться в Золотой век. Другими словами, Золотой век человечества должен быть восстановлен, а интеллектуальные элиты, повинуясь метафизическому долгу, обязаны способствовать этому возрождению. Налицо четкое намерение вернуться назад, в прошлое. Отсюда и часто применяемое в связи с традиционалистами определение «консервативная революция», то есть революция, но преследующая цель восстановить традиционные ценности великого прошлого.

Но насколько правомерна эта стратегия возврата, восстановления, реанимации всего того позитивного, благого и справедливого, что было в прошлом? Не теряется ли в таком подходе смысл нисходящей динамики истории? Почему с каждым последующим историческим этапом космо-социо-культурная ситуация все более ухудшается? Если все было так хорошо в Золотом веке, почему же по воле провидения человечество «соскользнуло» вниз? Значит ли это, что в самом Золотом веке было что-то не так и, что этот якобы максимально позитивный период истории уже содержал в себе трещину, чёрное семя будущего разложения, а значит, не был необходимо совершенным, то есть не владел всеми теми онтологическими качествами, обладание и удержание которых было бы бесспорно обязательным? Или может нам предположить, что логика провидения заключается отнюдь не в том, чтобы с помощью консервативно-революционных и других политтехнологических интервенций повернуть время вспять и возвратить Золотой век, а как раз в том, чтобы вообще отменить/ликвидировать (победить) время и выйти за пределы циклов, за порочный круг вечного возвращения одного и того же или того же самого (согласно Ф. Ницше). То есть прорваться к точке Исхода, как вратам в принципиально Иное, не имеющего аналогов в том, что уже когда-то было и что есть в данный момент.

Именно этой точки зрения придерживаются монотеистические традиции, бескомпромиссная стратегия которых направлена на ликвидацию темпоральной структуры горизонтальной модальности, внутри которой разворачивается бесконечная смена циклов, в социокультурном макро-формате представляющая собой нескончаемый «день сурка». Чтобы как-то расцветить и оправдать этот бесконечный «день», для масс был придуман «прогресс», идея которого означала якобы последовательное и поэтапное повышение уровня и качества жизни (устойчивый экономический рост, в просторечии — «перемены к лучшему»).

Итак, провиденциальная цель регрессивного хода исторического процесса — придти к точке Исхода. С этой позиции все попытки реставрации Традиции в своей аутентичной форме — правые или левые консервативные революции и прочие технологии реанимации «золотого» прошлого — бессмысленны и только затягивают агонию этого мира. Значит, тот норматив, который мыслители-традиционалисты приписывали Золотому веку — с его культом чести, доминирования духа над материей, сакральностью, иерархией и т. д. — вряд ли можно принять за ориентир и критерий духовного порядка и справедливости. «Норматив» — не в Золотом веке, а в самой логике Замысла, в динамике разворачивания циклов и кульминационного взрыва внутрь (имплозия) в точке Исхода. Другими словами, не смена одного цикла на другой, субстанционально не отличающегося от предыдущего, а конец циклов вообще. В этом смысл эсхатологии.

Именно согласно этой гипотезе подлинная жизнь еще и не начиналась, как и человек еще не создан, а только находится в процессе (само)сотворения-становления. Попасть в точку Исхода мешает (тоже провиденциально) постоянное отвлечение фокуса внимания от главного и соскальзывание внимания в липкое ЭТО, в вечное возвращение, в бесконечный и бессмысленный круговорот событий и призрачных фактов.

В этой связи интересно было бы взглянуть на тему Нового года, обратив внимание на следующий фрагмент текста М. Элиаде: «На самом-то деле в то время как природа повторяет себя и каждая новая весна остается той же вечной весной, повтором творения, „чистота“ архаического человека после периодической отмены времени и обретения заново своих нетронутых возможностей обеспечивает ему на пороге каждой „новой жизни“ существование, длящееся в вечности, а с ним — окончательную his et nunc (здесь и сейчас) отмену мирного времени. Нетронутые „возможности“ природы каждой весной и „возможности“ архаического человека в преддверии каждого нового года не однородны. Природа обретает вновь лишь саму себя, тогда как архаический человек обретает возможность окончательно победить время и жить в вечности. И поскольку ему не удается это сделать, поскольку он „грешит“, то есть впадает в „историческое“ существование, во время, — он каждый год упускает эту возможность (курсив  — Т.Д.). Но по крайней мере сохраняет свободу аннулировать свои ошибки, стереть воспоминание о своем „впадении в историю“ и попытаться окончательно выйти из времени»[1]. То есть точка Нового года это и есть точка Исхода, которую человеческое общество никак не может настигнуть и всякий раз соскальзывает в «новый» год — горизонтальную модальность вечного возвращения одного и того же. Но шанс не потерян.

Несмотря на иерархичность циклических этапов и очевидное онтологическое преимущество ранних периодов по сравнению с поздними, все они — суть одно и то же, ибо «упакованы» в горизонтальной модальности, которая уравнивает их в себе, делая совокупным препятствием для прорыва к точке Исхода. Поэтому Золотой век ничуть не лучше и не хуже Железного и прав был Н. Гумилев, говоря: «Лучше пустое ничто, чем золотое вчера». Поэтому субъекту постижения безусловно Иного все равно где и в каком времени жить — он всегда пребывает в режиме мобилизации и недоверия к любым формам видимости. Он всегда прорывается сквозь любые, самые тонкие и прозрачные духовные формы к тому, что не имеет ни формы, ни названия.

[1]Мир философии: Книга для чтения. Ч 2. Человек. Общество. Культура. М.: Политиздат, 1991. С. 228-229.