Текст рецензии не пропагандирует употребление никотиновой и алкогольной продукции, а также других психоактивных веществ, в том числе запрещённых действующим законодательством. 18+

«Кислота» — фильм про поколение двадцатилетних. А о фильмах про поколение двадцатилетних должны говорить сами двадцатилетние.

«Кислоту» хвалили. «Кислоту» ругали. А если не ругали, то отзывались о ней как-то раздражённо, пренебрежительно и как будто вскользь.

— И что это значит?

— Да ничего это не значит.

И ведь правда. Всё это ничего не значит. Смыслов и причин не существует, как не существует экспериментального техно, азиатской еды и смерти. Мы это уже слышали, проходили и знаем. Это что-то из Тургенева, что-то из «Отцов и детей», что-то из отрывистых и чуть-чуть гневливых монологов Базарова. «Принципов вообще нет, а есть ощущения». Но это тогда. А сейчас нет вообще ничего. Даже ощущений. И чтобы почувствовать хоть что-то, им нужно заливаться текилой или нюхать кокаин с серебряных блюдечек (хотя в столичных и провинциальных действительностях вместо кокаина, скорее всего, какие-нибудь дешёвые эйфоретики, да и вместо блюдечек — студенческий билет или проездной, потому что ничего другого под рукой, как правило, просто нет).

«Кислота» особо-то и не копается в темах всех этих наркотических трипов, зависимостей и запрещённых веществ. Разве что слегка дотрагивается до них. Только в самом начале, когда друг Пети (Александр Кузнецов) и Саши (Филипп Авдеев) прыгает голым с балкона, и (тоже примерно в начале фильма) когда Василиск (Савва Савельев) угощает ребят какими-то таблетками прямо на фоне отъезжающего от клуба автозака.

Они не знают, как жить, и поэтому просто живут, утопая в глубоких и одновременно таких поверхностных рефлексиях. Они пьют кислоту, потому что её можно выпить. И наверное, в этом нет никакого протеста, нет сопротивления, нет идеи и нет цели. И этого протеста нет в них самих. И их самих тоже нет.

— А ты действительно музыкант?

— А ты действительно кто?

— А я об этом не думаю. Это не важно.

Деструктивизм, регресс, пародия на экзистенциальный кризис — у них есть только это. А ещё пачка сигарет, две проходки в «Мутабор» и фотография собственного пениса в кармане джинсовки. Пениса как арт-объекта, разумеется.

«Кислота» — это про разрушение. У Тургенева было примерно такое. Параллели, во всяком случае, провести можно. Пусть и карандашом, и то — не сильно нажимая.

— Да ведь надобно же и строить.

— Это уже не наше дело. Сперва нужно место расчистить.

И если поколение материалистов-шестидесятников расчищало, делая это, скорее всего, для кого-то, кто будет после, то поколение рефлексивного техно рушит. С безумной и бездумной злостью.

— Я в Интернете посмотрел, ты не первый такой. Тебе повезло.

Так говорит Саша, когда приходит в больницу. Уже после того, как его друг хлебнул кислоты.

И хлебнул он её не для выражения и возражения, не для чего-то вообще. Это было просто так, как и у тех, из Интернета, на которых успел посмотреть Саша.

«Кислота» — это про жизнь, которая чем-то напоминает похороны Вани, их лучшего друга. Обесцвеченное небо, голые ветки, обезумевшая от горя мать. В этом ведь есть что-то. Что-то сильное, надрывное и рельефное. Но они не внутри этого сильного и надрывного. Они где-то на обочине, чужие и неприкаянные, пустые, лишние для самих себя.

Петя стоит поодаль и пьёт что-то из бронзово-золотистой банки, предположительно — пиво, затем срывается на родственников погибшего друга, вываливая на них всю эту вязкую гущу упрёков и обвинений, а потом уходит прочь.

День сменяется ночью, могильная тишина — психотропным рейвом.

— Будь интересным. Будь хоть каким-то.

Говорит Петя.

И растворяется в экстазах и экзальтациях, на этот раз — на квартире независимого художника Василиска, который умело и методично вытаскивает их из полицейской облавы.

Такой вот круговорот. Порочный круг. Одни и те же чувства, которых нет. Симуляции и стимуляции. Попытки понять себя, и немного — тех, кто рядом. Дети копируют своих родителей, таких же потерянных и занятых бестолковыми разборками, интригами, отказами от мяса и иногда — работой.

— Вы уничтожили всё. Все мои практики, все мои медитации. Я не могу, мне надо отсюда уезжать.

Говорит мама Саши, недавно вернувшаяся в Москву и не пробывшая дома и двух недель. Но она, в отличие от поколения двадцатилетних, бежит не от себя, не от чего-то эфемерного и будто бы выдуманного. Она бежит от конкретного прошлого, контуры и очертания которого по-прежнему имеют плотную и тугую структуру. Она бежит от конкретных людей, конкретных городов и конкретных мест. Потому что так проще. Потому что разбираться и решать — это долго и зависит не только от тебя. Потому что придётся думать и брать ответственность. А если ты далеко — тебя это, вроде как, уже не сильно-то и касается.

«Кислота», 2018, реж. Саша Горчилин

Тут нет хороших и нет плохих. Нет тех, кто ошибся, нет тех, кто раскаялся. Тут нет прошлого и нет будущего. Тут есть только саднящее настоящее и пустые дни, которые надо чем-то заполнить, чем-то заткнуть. И бутылка с кислотой. Которая просто есть.

И которая ничего не значит.