Жертва
***
Света рожала первенцев душным днем июля 2001-го. В час дня ее завезли в роддом Слонима, а к четырем она родила двойняшек: кричащего мальчика весом 3,4 килограмм и задумчивую девочку на 400 грамм меньше. Вообще, Света не собиралась рожать в этот день. Она встала в шесть утра, помогла матери приготовить корм свиньям: смешала картошку и листья свеклы в кашеобразное месиво. Отнесла, покормила. Заварила себе чай. Попила его со свежими пряниками, купленными в сельском магазине. Тут первый раз в животе и кольнуло.
«Вчера кололо, и сегодня переколет», — подумала она и пошла будить мужа Гену на работу. Гена работал почтальоном. В будние дни развозил пенсионерам прессу: «Советскую Белоруссию» и «Слонимскую газету». Раз в месяц этим же пенсионерам вручал пенсию под роспись.
Работа непыльная, но и с ней Гена не всегда справлялся. Нет-нет, да и заедет к бабе Клаве за бутылкой первача. Клавдия Петровна была единственным жителем деревни, которая выдавала производимый продукт на вексель. После таких поездок пресса приходила с опозданием в несколько дней.
В день, когда Света рожала, Гена находился в начальной стадии запоя. Вместе с управляющим деревенского клуба Петром они сходили к бабе Клаве и заранее приступили к празднованию рождения первенцев.
“Рано или поздно Света родит, а, а праздновать лучше раньше, чем позже”, — философски рассудил Петро. Гена Петра слушал. Тот закончил столичный ВУЗ и читал много книг. Гена же со скрипом получил диплом Козловщинского ПТУ и читал только газеты.
Света пыталась растормошить мужа, но тот лишь вяло отмахивался руками. Тогда девушка прибегла к радикальной мере — облила голову Гены водой. “Ах ты сука”, — Гена вскочил с кровати и кинулся к жене, но остановился: вспомнил, что та беременна.
Света сказала мужу собираться на работу, а сама прилегла на кровать. Колоть не переставало. К 11 часам, когда боль стало невозможно терпеть, она попросила мать вызвать скорую. Баба Люда побежала к соседке Маше — матери Петра. У них у единственных в деревне был телефон. Скорая приехала как положено — через час.
Гена с Петром добивали первую бутылку первача, как к ним прибежала баба Люда. «Родила!», — в радостях крикнула та и попросила мужчин налить ей пару капель. Налили, выпили. «Ну что, Гена, поздравляю. Теперь у тебя есть помощники», — сказал Петро и по новой наполнил стаканы. Мужики пили неделю.
***
Светку выписали из роддома через три дня. Встречала ее мать. В виноватых глазах бабы Люды читалось «алкаш, что с него взять». Женщина помогла дочке сесть в такси, аккуратно передала сверток с одним ребенком, второй взяла к себе на руки. Путь к деревне занял полчаса. Все это время женщины молчали — боялись разбудить малышей.
Свете повезло с матерью. К приезду домой та сама купила и собрала кроватки, помыла все полы, окна и выгнала Гену трезветь к Петру. Баба Люда твердо сказала: «пьяным к детям не пущу». В остальном судьба Свету не баловала. Девушка окончила школу с красным дипломом, мечтала стать переводчиком, но не хватило полбалла, чтобы пройти на бюджет. О платном с пенсией бывшей работницы колхоза речь и не шла.
Так Света пошла стопам матери — устроилась дояркой в родной колхоз, который после распада Союза превратился в СПК. Девушка утешала себя, что это всего на год, потом обязательно поступит. Не поступила — влюбилась в Гену.
Гена был старше Светы на пять лет. В школе все одноклассницы девушки сохли по этому загоревшему и подтянутому парню с голубыми глазами. Со временем загар Гены стал принимать нездоровый оттенок из–за употребления вин сомнительного качества. Зарождавшийся в Гене алкоголизм не смущал Свету.
Гена обещал девушке, что как только закончит ПТУ, они тут же уедут жить в Минск. Он будет работать на стройке, а Света — учиться. Но после ПТУ у Гены случилась армия, а за ней — продолжительный запой. За три года ожиданий Света и сама стала попивать вино. Крепленный яблочный напиток Слонимского винзавода снимал напряжение и не вызывал отвращения как водка.
Свету не смущала репутация вин с романтическими названиями. Вместе с Геной и бабой Людой они каждое лето собирали урожай яблок и передавали их винзаводу, чтобы тот продолжал выпускать «Ностальжи», «Рассвет над Щарой» и «Яблоки на снегу». Рутина затягивала, петляла сжималась. Света даже подумывала рвануть в Минск и смотреть по обстоятельствам, но Гена сделал предложение. Света согласилась.
К моменту свадьбы тот уже работал почтальоном и заверял будущую жену о временности выбранной работы. «Отгуляем свадьбу и рванем в Минск. Деньги же будут!», — успокаивал Гена Свету. Подаренных денег хватило только на погашение долгов, которые баба Люда заняла у сельчан, чтобы выдать единственную дочку замуж. По-людски.
Гена продолжал пить, сдалась и Света. Уже через месяц после свадьбы у пары даже разговор не возникал о переезде. Все чаще и чаще в доме стали слышны утверждения о том, что «дзе нарадзіўся, там і прыгадзіўся». В похмельной рутине прошел год. Единственным, кто не пил в новосозданной семье — это баба Люда. Ее муж и отец Светы умер, глотнув по ошибке технического спирта. После этого случая женщина пила крайне редко.
Через год после свадьбы Света забеременела. Самым сложным оказалось бросить пить. Бабе Люде пришлось даже отбирать у девушки зарплату и самой распоряжаться деньгами. Она единственная, кто думал о здоровье будущих внуков. Слабым звеном в этой цепи был Гена.
Свою зарплату он теще не отдавал и продолжал баловать жену вином. Полностью от алкоголя Света отказалась на седьмом месяце беременности, когда возникла угроза выкидыша. Вопреки этому малыши родились полностью здоровыми.
Баба Люда держала на руках сверток с мальчиком и смотрела на спящего ребенка. Женщине стало так жалко этих беззащитных детей, что сердце закололо. “Вот вы у меня и остались одни”, — прошептала она и тихо заплакала. Баба Люда понимала, что этим детям она будет одновременно и бабушкой и матерью.
***
Свету лишили родительских прав, когда детям исполнилось три года. Гена ушел жить к родителям. Света уехала в другую деревню и сошлась с
Сашка и Мишка росли послушными и смышленными. Малыши будто впитали несправедливость окружающего мира с отравленным молоком матери и прекрасно все понимали. В сухом остатке они нужны были только одной бабушке, размер пенсии которой не позволял обновлять гардероб малышам даже по необходимости.
Растить Сашку и Мишку помогала вся деревня. Городские, что приезжали на лето, привозили с собой мешки одежды. Деревенские бабушки и дедушки баловали детишек карамельками и баранками. Но любимой сладостью двойняшек был белый хлеб, вымоченный в воде и посыпанный сахаром.
Сашка и Мишка помогали бабе Люде с хозяйством, вместе ходили с ней в лес. К десяти годам ребята за лето заработали себе на комплект школьной одежды и купили тетрадки. Сашку и Мишку бабушки приводили в пример городским внукам. Мол, пока вы тут спите, ваши ровесники бегают по лесам и зарабатывают копейку.
Действительно, Сашка и Мишка умели зарабатывать. Кроме сбора грибов и ягод, дети с малых лет выполняли гендерную работу. Мишка носил воду, колол дрова, копал картошку, Сашка полола грядки, доила коров и убирала во дворах односельчан.
К 13 годам ребята накопили по 10 миллионов рублей, а Сашка купила матери в подарок книжку Джей Остин “Гордость и предубеждение”. Это было не просто книга, а подарочное издание на русском и английском языках.
Сашка лично отвезла подарок Свете в соседнюю деревню. Та, открыв дверь, спросила «ты кто?». Девочка растерялась, вручила книгу в руки и ушла. На улице она заплакала.
Мишку же мать не интересовала. Пацан рос единственным мужиком в доме и не мог простить поступок Светы. В отличие от Сашки, Мишка вычеркнул мать из своей жизни безболезненно.
Баба Люда нечасто рассказывала детям о Свете, но, когда просили — не отказывала. Ей было больно, что ее единственный ребенок не выдержал стандартного испытания на прочность и сдался после первой попытки. Женщина повидала много таких историй, но то все было далекое, чужое.
Баба Люда даже не пыталась бороться с зависимостью дочки. Женщина была представителем поколения, которое горе принимает, а не бьется с ним на равных. Поэтому Сашкин подарок и поездка к матери были робкой попыткой вызвать в ней что-то человеческое. В итоге Сашка вызвала в себе слезы и огромное чувство утраты.
***
На 70-летие бабе Люде внуки подарили телефон. Сашке и Мишке летом стукнуло 14 лет, осенью они перешли в 9-й класс. Лето вышло урожайным, и дети скопили бабушке на простенький смартфон. Внуки сидели вместе с бабой Людой на улице, как раздался первый звонок. Мишка выхватил смартфон у женщины из рук и начал показывать: «проводишь пальцем вправо и отвечаешь».
— Алло, Людмила Николаевна? — раздался голос в телефоне.
— Да, это я, — ответила женщина.
— Скажите, Светлана Игоревна Артюх ваша дочь?
— Моя, — подтвердила баба Люда, а у самой стало неприятно посасывать в районе поджелудочной.
— У вашей дочери инсульт. Состояние тяжелое, но стабильное. Парализована левая часть тела. Лежит в неврологии. Часы посещений с 17:00 до 19:00. Учтите, санитарок у нас немного и должный уход мы обеспечить ей не сможем. Если вы решите за ней смотреть, мы найдем для вас койку, — механически отрапортовали по ту сторону телефона.
— А куда ехать-то?
— Слоним, неврология, — сказали и бросили трубку.
Сашка и Мишка все слышали. Четыре подростковых глаза уставились на бабушку и ждали ее решения. Ребята перешли в последний класс базовой школы. Выбора с поступлением у них не было. Университет, даже бесплатный, бабушка бы не потянула.
Брат и сестра отлично плавали. Ребята всегда занимали призовые места на районных и областных соревнованиях. Преподаватель физкультуры порекомендовал им поступать в училище олимпийского резерва в Гродно. Иногородним там дают общежитие, платят стипендию и кормят. Эти три составляющие и повлияли на выбор дальнейшей судьбы двойняшек.
— Баба, что делать будем? — подал первым голос Мишка.
— Поеду в больницу, а там посмотрим, — ответила баба Люда. — Вы самостоятельные, неделю-вторую и без меня справитесь.
Баба Люда вернулась через три недели. Не одна: с дочкой. Обездвиженное тело помогли вынести из такси местные мужики. Свету посадили на коляску и отвезли во двор. Дети смотрели на мать любопытными глазами. Левая сторона Светы была обезображена. Женщина что-то пыталась сказать, но выходили несвязные звуки.
— Что уставились? — прикрикнула баба Люда на Сашку и Мишку. — Хотели мамку, вот теперь будет жить с нами. Помогите ее домой затащить.
С этого момента у Сашки и Мишки началась другая жизнь. Ребята не были избалованы детством, но хотя бы сумели постичь минимальный порог младшешкольного счастья: ходили в походы, гадали ударами крапивы по руке и вызывали «пиковую даму». Сейчас же их пубертатный возраст засунули в самый дальний угол печи. Утром была школа, днем тренировки, а вечером присмотр за матерью.
Света была капризным пациентом. Её нужно было поднимать, садить на ведро, нередко она ходила под себя. Плюс, раз в квартал к ней приезжала массажистка, на которую уходили скопленные ребятами деньги. Мишка попробовал было возмутиться по этому поводу, но баба Люда сухо сказала: “Это мать твоя. Имей совесть.”.
Вообще, баба Люда после случая с дочерью сильно сдала. Женщина осунулась и закрылась в себе. Подросткам казалось, что бабушка отдала часть себя ради исцеления дочери, а та даже этот дар пропила.
Что случилось с матерью ребята не знали. Ходили слухи, что с инсультом Света пролежала несколько дней, пока ее не обнаружила соседка. Сама Света ничего сказать не могла: ее состояние не улучшалось и не ухудшалось.
В невеселой рутине прошел учебный год. Сашка и Мишка окончили школу крепкими хорошистами. В конце августа их ждали в училище олимпийского резерва. Вот только что делать с бабушкой они не знали. Сама баба Люда уговаривала их ехать и не дурить ей головы. “Вас выходила и ей смогу жопу подтереть”, — огрызалась женщина на доводы внуков остаться хотя бы кому-то одному из них.
***
Баба Люда долго не выдержала. В сентябре Сашка и Мишка заступили на учебу, а в начале ноября у бабушки случился удар. Поднимала дочку, вместе и упали на землю. Женщины пролежали несколько часов, пока их не заметила баба Маша. Она же и позвонила внукам.
Бабу Люду положили в неврологию — то же отделение, где лежала Света. Правда, состояние было куда тяжелее. Врачи не давали никаких гарантий. Сашка и Мишка отпросились у кураторов и рванули в Слоним. Со Светой сидела баба Маша.
Бабушка лежала в шестиместной палате. Рядом — такие же старухи: сморщенные, с застывшими от боли и ужаса глазами. Под каждой кроватью — утка, на подоконнике — засохшие цветы. На бабу Люду было больно смотреть. Всегда живая и бодрая женщина превратилась в человеческий сухофрукт с пустотой в глазах. Она не узнала Сашку и Мишку. Кажется, единственное, что сейчас ей казалось родным — это желтые разводы на потолки, образовавшиеся от бесконечных протеканий.
Ночью сбылись самые худшие опасения ребят: они приехали хоронить бабушку. Людмила Николаевна Артюх умерла в 02:42 — будничное время, которое, как и ее жизнь, не несло в себе никакого символизма.
Утром внуки погрузились в туманную рутину похоронного процесса. Заказали машину, купили гроб, заплатили за место на кладбище, забронировали священника. Хоронили бабу Люду в родных Малышевичах. Рядом лежал муж Игорь. Чуть дальше — ее родня и братья мужа.
На похороны пришел с десяток человек. Деревня мельчала. К моменту смерти бабы Любы в деревне остались старики и алкоголики. Среди вторых был и Гена — отец Сашки и Мишки. Те не общались с отцом, хоть и жили в одной деревне. Их не тянуло к нему, его к ним. По иронии судьбы, Гену не лишили родительских прав и сейчас он оставался единственным дееспособным законным представителем ребят.
На похороны мужчины пришел из–за халявной выпивки. По деревенской традиции с поминок нельзя никого выгонять. Этим Гена и воспользовался.
Вечером, когда поминки прошли и все разошлись, Сашка и Мишка начали думать, как жить дальше. Ребятам нужно было решить главный вопрос: кто остается смотреть за Светой. Ни один не хотел уступать — у каждого проснулась какая-то упертая жертвенность, не имеющая рационального объяснения. После долгих споров решили: Сашка берет академический отпуск и остается. Мишка продолжает учится.
***
Сорок дней по бабе Люде справили узким кругом семьи: Сашка, Мишка и Света. Света, кажется и не поняла, что пережила мать и отчасти своим алкоголизмом сократила ей жизнь. Дети старались об этом не говорить, но в воздухе витало «зачем мы с ней нянчимся».
Сашка себе задавала этот вопрос каждый день, когда выносила ведро из–под матери на улицу. И каждый день отвечала не своим, а бабушкиным голосом: “это моя мать”.
Декабрь выдался снежным и морозным. Светка стала плохо спать по ночам: просила пить, жаловалась на боли в спине. Пожаловаться Сашке было некому: брат сдавал первую сессию, и девушка не хотела его отвлекать.
В канун Нового года в дом заглянул Гена. Спросив разрешения, вошел. Сашка не держала зла на отца, для нее он был пустое место. Девушка знала, что сейчас тот начнет выманивать деньги в долг и как только получит отправиться к бабе Клаве. Схема, которую Сашка раскусила с первого взгляда, загубила жизни двух родных для девушки людей.
— Сашка, я не с пустыми руками, а с подарком, — проговорил Гена с видом виноватой собаки. Сашка даже не посмотрела в его сторону.
— Ты любишь читать? — продолжил Гена. — У меня есть хорошая книга для тебя. Сказали девчячья. “Гордость и предубеждение” называется .
Услышав название Сашка напряглась. Сердце бешено заколотилось, ладони вспотели. Гена держал в руках книгу, которую она подарила матери в 13 лет.
— Откуда она у тебя, — прошипела Сашка. — Признавайся, тварь, где ты ее взял? Сашка схватилась за кочергу и пошла на отца.
— Да ладно тебе, Сашка. Ты же дочка моя. Что, убьешь папку?
— Не отец ты мне, падаль. Отвечай, где взял книжку.
Гена, заикаясь, начал рассказывать. Светку первым обнаружил он. Он же и вызвал скорую. В тот день его сильно мучало похмелье, а денег не было. В родной деревне на вексель уже не давал, в соседних тоже не шли на контакт. Тогда мужчина отчаялся настолько, что решил заехать к жене, которая много лет назад сбежала к другому. Зашел, увидел Светку лежащую на полу, а рядом — книга.
— Не знаю, зачем я ее взял. Думал, наверное, продать, но кому в деревне нужна литература? Вот и сохранил до лучших времен. А сейчас смотрю, Новый год, ты одна, а я ни разу подарка дочке не дарил. Вот, думаю, зайду, отпразднуем.
— Отпразднуем. Только без тебя. Уходи, — настойчиво сказала Сашка и взялась за кочергу. Гене не нужно было объяснять два раза и тот быстро выскочил из дома.
Сашка обессилев просидела на полу полчаса. Взгляд ее не отрывался от книги. В душе она чувствовала какое-то сильнейшее облегчение. “Я вылечу тебя, мама. Мы вылечим”, — прошептала Сашка и тихо заплакала.
