Create post
Theater and Dance

Хотя бы попытались: «Ариадна на Наксосе» в Камерном театре имени Бориса Покровского

Оперы Рихарда Штрауса для российских театров — репертуар неосвоенный, а потому трудный и опасный. Был «Кавалер розы» в Большом театре времён Василия Синайского, быстро сошедший на нет; есть интересная «Саломея» в «Новой опере». В Мариинке за «Ариадну на Наксосе» дважды брался Гергиев, и обе постановки были небесспорными.

На первый взгляд «Ариадна на Наксосе» — вариант для камерной оперы самый подходящий. Оркестр — непривычно маленький; сцена предназначена исключительно для солистов, хор отсутствует. Когда-нибудь эта опера должна была появиться в репертуаре одного из небольших оперных театров Москвы.

На постановку «Ариадны» Камерный театр имени Покровского пригласил немецкого режиссёра и продюсера Ханса-Йоахима Фрая, президента Дрезденского оперного бала и директора Международного конкурса вокалистов Competizione dell’Opera. Он свёл сюжет оперы к незлой публицистике и комиксу. Смысловой объём сюжета (в котором Гуго фон Гофмансталь иронически осмыслил театральные традиции Вены, а заодно свёл воедино противоположности: серьёзная опера — комедианты, искусство — быт, верность — распутство, мужское — женское), его роскошные интерпретационные возможности предельно упростились. Главным манком для публики стала безмолвная супружеская пара, наблюдающая за действом через объектив айфона.

Пролог — скандал в доме разбогатевшего мещанина — актёры играют в современных костюмах и на русском языке. Это оправдано, поскольку большая часть слов пролога проговаривается или пропевается речитативом; оригинальный вариант за пределами германоязычных стран смотрится с трудом (в Мариинке, кстати, речитативы тоже давали в переводе). Оригинальный немецкий язык и псевдобарочные костюмы появляются непосредственно в самой опере об Ариадне, где речитативы сменяются длинными ариями и сложными ансамблями.

Декорация пролога

Декорация пролога

Режиссёр старательно воспроизвёл суету подготовки к оперному спектаклю и драму Композитора, вынужденного мириться с прихотями заказчика. Впрочем, суетой в прологе всё и исчерпывается. Весомую и изрядно помятую партитуру оперы несколько раз разбрасывают по сцене, а потом кое–как собирают. Руки и плечи всех участников комической труппы во главе с Цербинеттой украшены татуировками. Кособокий рояль, утопленный по клавиши в землю (или в пол), изначально воспринимается как метафора; однако потом он приходит в движение: всё такой же обезноженный, он катается туда-сюда по сцене вместе с сидящим на нём Композитором. Серьёзная концепция за этими решениями не прочитывается. Видно, что режиссёру было более важно в точности воспроизвести то, что предписано в партитуре Штраусом и Гофмансталем, чем осмыслить сюжет самостоятельно.

Аналогичное метафорическое бессилие царит и в сцене «театра в театре» — в самой опере об Ариадне. Вот первая платформа, на ней страдающая героиня, а вокруг неё — то Наяда, Дриада и Эхо, то Цербинетта с товарищами, нелепо топающими и сучащими по-заячьи сложенными лапками; вот вторая платформа — на ней гордо стоит Бахус, едва обращающий внимание на Ариандну, внезапно проникшуюся к нему нежными чувствами. Вот первый ряд зала, в котором сидят заказчик оперы и его супруга, периодически выскакивающая на сцену, чтобы сфотографироваться с актёрами. В финале пространство раскрашено сначала голубыми волнами, а потом пышным салютом. Право же, это самое изящное решение во всём спектакле — жаль, что только в визуальном смысле.

Финал

Финал

Труднейшие вокальные партии оперы, позволяющие солистам показать все технические возможности своего голоса, так же легко выявляют и вокальное бессилие. Ирина Курманова (Композитор) показала больше куража, чем богатого травестийного звука. То же самое можно сказать и об Александре Мартыновой (Цербинетта), легко заменявшей колоратурные сложности своей партии их откровенно-фальшивым пародированием. Михаил Яненко (Тенор/Бахус) продемонстрировал фантастическое умение слышать только себя, не обращая внимания ни на партнёров, ни на оркестр. Пленительное (в партитуре и в хороших исполнениях) трио Наяды (Мария Семочкина), Дриады (Ирина Кокоринова) и Эхо (Юлия Катинская) в данном случае прозвучало сухо и бескрыло. На фоне других солистов можно выделить Ксению Мусланову (Примадонна/Ариадна), исполнившим партию сдержанным, красивым, глубоким звуком.

Для молодого дирижёра Алексея Верещагина «Ариадна» стала практически дебютом (если не считать детского «Маленького трубочиста»). Оркестр «Ариадны» — не столько оркестр, сколько большой ансамбль с необычайно интенсивным использованием возможностей каждого инструмента — требует от дирижёра филигранной работы с деталями при хорошем ощущении формы. Работу оркестрантов Камерного театра не назовёшь ни сбалансированной, ни виртуозной, ни гармоничной; желание преодолеть титанические сложности партитуры явно превалировало над её осмыслением; о внятной интерпретации партитуры говорить не приходится. Сыграли — и хорошо.

Рихард Штраус оказался театру не по зубам во всех смыслах. Впрочем, публика кричала «браво» и дирижёру, и режиссёру, и всем солистам без разбора. Московская оперная публика добрая — любит выражать восторги. Даже если спектакль таков, что забудется через полчаса, а музыка воспринимается как хаос звуков, которые надо перетерпеть, чтобы потом всласть похлопать тем, кто попытался с этими звуками что-то сделать.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About