Create post
Theater and Dance

«Любовь к трём апельсинам»: премьера в МАМТ

С «Любовью к трём апельсинам» Москве везёт. Безбашенную оперу Сергея Прокофьева в 1997 году поставил в Большом театре Питер Устинов, и это был яркий, сумасшедший абсурдистский спектакль (Короля Треф пел Владимир Маторин; за дирижёрским пультом стоял словак Петер Феранец, позже перебравшийся на постоянную работу в Петербург). Сейчас москвичи имеют возможность сравнить три «Любви к трём апельсинам» — новый спектакль МАМТа имени Станиславского и Немировича (во многом повторяющий постановку 2013 года в Латвийской национальной опере) и спектакли Геликон-оперы 2009 года и Театра Сац 2011 года. Постановка Дмитрия Бертмана (с дирижёром Владимиром Понькиным) в Геликоне придавала сюжету вкус актуальной сатиры. Постановка Георгия Исаакяна и дирижёра Евгения Бражника в Театре Сац (который в последние годы перестал быть исключительно детским, и это неплохо) история про апельсины подана как лирическая притча о путешествие в детство, барочное смешение сна и реальности в духе гофмановского «Щелкунчика». Спектакль Александра Тителя и дирижёра Александра Лазарева — ни о том, ни о другом.

 «Любовь к трём апельсинам», художник-постановщик — Владимир Арефьев

«Любовь к трём апельсинам», художник-постановщик — Владимир Арефьев

На сцене постоянно присутствуют люди с видеокамерами и визуально яркими микрофонами-удочками, «записывающие» происходящее для какого-то эфира. Помимо обычных англоязычных субтитров для иностранцев есть и красные надписи на электронных панелях, своего рода «сценические субтитры», транслирующие обычные комментарии зрителей в зале: «Что вообще происходит?», «Кто режиссёр?», «Птицу ваще не видно!». Шекспировский приём «театр в театре» Титель модернизирует, выводя действие на площадь: рядом с шустрыми журналюгами — пожарные (и пожарная машина на сцене), асфальтоукладчики (и каток), полиция и скорая помощь, все с мигалками и такие же суетливые.

Сказка Карло Гоцци, переосмысленная Мейерхольдом (автором идеи оперы) и Прокофьевым, порождена площадной, карнавальной эстетикой, генетически связана с импровизацией, с комедией дель арте, клоунадой; режиссёр настойчиво это подчёркивает. В начале и в финале спектакля на сцене обрушиваются огромные кубики — то ли из мастерской супрематиста, то ли из ящика с игрушками. Мир взрывается свободой игры, привычные логически связи разрушены; в новой реальности можно влюбиться в три апельсина и рехнуться при виде бантика. А если вы считаете, что нельзя, то уподобляетесь автору комментария «Что вообще происходит?».

Играя со сценическим движением, режиссёр вводит в спектакль изящные театральные аллюзии: дьявол Фарфарелло (Алексей Шишляев) старательно воспроизводит набор стандартных поз из классических мюзиклов, Фата Форгана (Наталья Мурадымова) — походку и пластику комических тёток из фарсов вроде «Тётка Чарлей»; а Труффальдино сам бог велел быть на сцене весёлым клоуном. Есть ещё более тонкая отсылка к старой театральной культуре: партию Короля Треф поёт (а можно сказать «роль Короля Треф играет») Леонид Зимненко, участвовавший с этой партией и в старой постановке МАМТ 1979 года (режиссёров Льва Михайлова, Николая Кузнецова и дирижёра Владимира Кожухаря). Голос Зимненко, пожалуй, несколько выцвел, зато, открыв буклет, можно увидеть фото из предыдущей постановки и визуально сравнить двух Королей Треф — молодого и постаревшего на три с половиной десятка лет.

В работе с оркестром Александр Лазарев акцентирует, прежде всего, резкость, угловатость, ершистый характер партитуры, выводит на первый план легендарные прокофьевские басы, фанфарное, игровое и местами даже инфернальное начало, яркие всплески звучаний ударных и меди. Это вторая работа дирижёра в МАМТ: в 2015 году он продемонстрировал в «Хованщине» тонкий вкус, масштабность концепции и умение получать от оркестра роскошный, элегантный звук. Элегантность осталась в прокофьевской музыке, соединившись со стихией игры и раскованностью, местами доходящей почти до свинга.

Когда я слушаю «Любовь к трём апельсинам», мне всегда жалко, что знаменитый марш не повторяется в самом конце, после финальных аккордов. Видимо, жалко не мне одному. Режиссёр и дирижёр решили повторять его на поклонах, выдержав перед ним паузу в три-четыре минуты. Поклоны, кстати, придуманы режиссёром не менее задорно и аппетитно, чем мизансцены самой оперы.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About