Театр имени Натальи Сац, 27 июня 2017, 19:00. Режиссёр — Георгий Исаакян. Альбина Файрузова (сопрано), Юлия Макарьянц (меццо-сопрано), Сергей Петрищев (тенор), Михаил Богданов (Гвидо). Дирижёр — Алевтина Иоффе.

«Упражнения и танцы Гвидо» (1997) Владимира Мартынова не первый раз звучат в России, но первый раз — в сценическом варианте. Неясно, насколько правильно называть сочинение Мартынова оперой, скорее, это кантата с бесконечными повторами и постоянно варьирующимися мотивами.

Исаакян так его и решает: солисты — отдельно, а роль великого итальянского теоретика музыки Гвидо д'Ареццо исполняет актёр-статист (Михаил Богданов). Теоретически ничего плохого в этом решении нет, практически же оно выливается в цепочку примитивных сценок, кое–как иллюстрирующих медитативную музыку. Гвидо молится, Гвидо ест огурец, Гвидо режет труп, Гвидо экспериментирует со звучанием голоса через трубу, Гвидо показывает опыты из школьного курса по физике, Гвидо демонстрирует старенький компьютер (или синтезатор, или что-то ещё — в общем, некий старенький прибор, который можно, по крайней мере, включить и выключить). Сценки суетливы, более или менее конкретны (встык с условностью композиторского замысла) и обильны реквизитом: предметы, единожды возникнув на сцене, больше на неё не возвращаются. Например, Гвидо режет труп и достаёт изнутри сначала много резаной бумаги, а потом красный пластмассовый шарик. К чему этот шарик? Если в предыдущей сцене был заявлен огурец, то из трупа тоже надо доставать огурец. И пробовать звук не через трубу, а через флейту из огурца (как в известном овощном оркестре, не раз гастролировавшем в России). А зрители пусть думают о концепте огурца — тоже развлечение. С одной стороны, конечно, это детский театр, тут Кастеллуччи не нужен. С другой стороны, должно же быть какое-то соответствие музыкальной идеи (Мартынов хочет быть возвышенным и концептуальным) и сценического действия. В данном случае история Гвидо кажется аналогом приключений белочек и прочих таракашек из традиционного репертуара Театра Сац.

Очень плох тенор Сергей Петрищев — у него слабый голос, он с трудом справляется с многочисленными фиоритурами и потому сильно отстаёт от оркестра. Особенно жалко это выглядит, когда ближе к концу оперы Исаакян решает превратить тенора в современного поп-певца: Элвис Пресли из Петрищева никакой. В контраст к нему сопрано Альбина Файрузова и меццо Юлия Макарьянц показывают слаженные и очень красивые дуэты, точно попадая в нужный стиль.

Лучшее, что есть в спектакле, — хор и оркестр под управлением Алевтины Иоффе. Если бы не тенор, музыкальную сторону спектакля вообще можно было бы считать идеальным ответом замыслу Мартынова. Жаль только, что хору приходится выполнять на сцене так много бессмысленных движений — бесконечных переходов с балкончика на балкончик, подъёмов-спусков по лесенкам, — а ещё наглядно демонстрировать удивление или восторг, в зависимости от придуманной режиссёром сюжетной ситуации. Режиссёрское решение сценического движения кажется более-менее свежим примерно первые десять минут спектакля, потом становится навязчивым и, наконец, превращается в набор малоосмысленных хождений туда-сюда по сцене.

И по поводу сцены. Как таковой сцены в спектакле нет: его играют в живописном цеху, так сказать, в рабочей обстановке, среди подчёркнуто обнажённой театральной машинерии. Такое пространство должно бы провоцировать особую режиссёрскую концепцию — нестандартную, грубую, экспериментальную, минималистичную. Но нет — всё очень просто и традиционно. В памяти остаётся красный пластмассовый шарик, выуженный статистом Гвидо из игрушечного трупа и продемонстрированный зрителям для наглядности — вот, мол, какой прилежный был Гвидо, даже анатомией занимался.